Сразу после сотворения мира - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/15
- Следующая
– Я поняла, мама.
– Может быть, хотите квасу? У нас очень вкусный квас! Ледяной, совершенно ледяной! У нас, знаете ли, такой погреб, что даже в самую жару…
– Вы к нам зачем-то шли? – Это младшая спросила, и Плетнев взглянул на нее. – Мы вас оглушили, но ведь вы как-то оказались у нас в малиннике!
– Я просто гулял.
– Босиком и в мокрых брюках?
– Нелечка, не приставай к молодому человеку. Он сейчас не в состоянии отвечать на твои…
Плетнев встал. В глазах потемнело, но он справился с собой. Похоже, младшая заметила, что ему нехорошо.
– Хотите, я отвезу вас в Тверь?
– Зачем?
– В больницу.
Алексей Александрович усмехнулся.
Что скажет его французский доктор, если он сообщит, что находится в травмопункте в Твери? А служба безопасности? А приятель Павлик? А Марина?.. И еще Оксана!
Настроение у него вдруг испортилось, как будто задернули пыльный занавес и все, что было за ним – весело освещенная сцена с нарисованным пейзажем и речкой, – оказалось просто декорацией.
Никаких чудес.
– Мне нужно идти.
– Я вас провожу.
Плетневу было все равно, проводит его одна из теток или нет, и спорить не хотелось.
– Нелечка, непременно дай ему с собой обезболивающего!
– Я помню, мама.
– И еще раз извините меня, молодой… Простите, как вас зовут?
– Алексей, – он хотел добавить «Александрович», но сказал: – Плетнев.
– Очень, очень приятно. Я Нателла Георгиевна! А это моя дочка Нелечка!
– Я уже понял.
– Неля, надень панаму, там такой солнцепек!..
– Мама.
– Приходите к нам на обед! Мы вас позовем, непременно позовем!.. А когда вы собираетесь в город?..
– Мама.
Плетнев решительно не знал, куда идти, и младшая из теток пошла впереди, показывая дорогу. Участок был такой просторный, что ни дома, ни забора он не видел.
Какое-то время они шли между деревьями по желтой дорожке, потом тетка остановилась, пошарила рукой, распахнула калитку и пропустила его.
Впереди была короткая тенистая аллейка, а за ней деревенская улица, белая пыльная дорога, солнцепек.
– Простите нас, – хмуро сказала тетка. – Ради бога, простите!.. Я вас просто умоляю. Мама… бдительная очень. И всего боится. Особенно змей и медведей. Я маленькая все лето ходила в резиновых сапогах, представляете? Чтобы меня случайно не укусила гадюка!
Плетнев молчал.
– Ей Николай Степанович голову заморочил! Он же егерь, все про зверье знает. А здесь, правда, года три назад было много медведей. Нас специально предупреждали, чтоб в лесу шумели сильно, когда за ягодами идем. Они шума не любят. И людей не боятся! А охотиться нельзя, заказник здесь…
Плетнев вышел на солнцепек, прищурился и посмотрел вдоль совершенно пустой улицы.
– Ну, правда, простите! Мы не хотели! Мама не хотела, ей-богу! Ей плохо стало, когда она увидела, что вас ударила, на самом деле!.. Простите?..
– Для чего вам мое прощение? – вдруг спросил Плетнев, остановился и посмотрел ей в лицо. – Вы знаете ответ на этот вопрос?
Тетка моргнула.
– Я не стану подавать на вас в суд, и мне не нужна компенсация ущерба. Вы это уже поняли. Прощение мое вам зачем?
Она как-то странно пожала одним плечом.
– Вот именно, – сказал Плетнев, обошел ее, но остановился. – Оно вам не требуется. Вам нет до меня дела, и мне нет дела до вас и вашей мамы, кого она там боится!.. Мы с вами больше и не увидимся никогда! Зачем вы умоляете меня о прощении?.. К чему вам оно?..
Он дошел до колючего куста с пышными белыми цветами, где давеча гудел шмель, и все же обернулся.
Никого не было на пыльной белой дороге, ни единой живой души.
– Лапочка ты моя, – закричал на него Николай Степанович не Гумилев, а егерь, когда он заходил в свою калитку. – Где это ты извозился так, язви твою душу!.. Дверь-то все захлобучена, я думал, ты на велосипеде укатил! Ты через терраску, что ль, вышел?
Плетнев прикрыл за собой калитку и накинул крючок.
– Я тебе там огурчиков приволок, с грядки прямо! На терраске поставил! И морковки! Сахар чистый, а не морковь! Ты погрызи! Слышь?..
– Спасибо, – себе под нос пробормотал Плетнев.
Ему вдруг стало стыдно, что он говорил чужой тетке на дороге какие-то глупые слова о прощении.
– И на рыбаловку если наладишься, у меня прежде спроси! Я тебе место укажу! Да у нас и не везде ловить можно, я за этим доглядываю!.. А лучше погоди до завтрева, зять мой Виталя приедет, так с ним вместе сходишь!
– Хорошо, – сквозь зубы пообещал Плетнев.
До вечера он просидел в качалке, лелея головную боль, которая разгоралась с каждым часом. Потом зной вдруг начал быстро спадать, налетел ветер, тревожный и резкий, и стал сильно в одну сторону нагибать яблони и рябины, странно оголяя стволы и ветки. С качалки унесло покрывало. Плетнев догнал его почти у самого забора и приволок обратно, нагибаясь и преодолевая ветер. Стремительно и угрожающе потемнело, зашумело, и из полей надвинулся проливной отвесный белый дождь.
Он разом ударил по железной крыше, из водостоков полило, и в момент образовались лужи на плитке и в траве. Некоторое время Плетнев удивленно смотрел на дождь, как будто впервые его видел, потом ушел в дом.
Делать было совершенно нечего, он послонялся немного и завалился спать, ни на что не надеясь. Один раз этот номер со сном еще мог пройти, но не каждый же раз так везет!..
Он проспал до утра и проснулся от солнца, ломившегося к нему в комнату.
Плетнев встал в прекрасном настроении, несмотря на то что голова не поворачивалась и странно сидела на плечах. Ему вдруг страшно захотелось есть, и он вспомнил, что вчера съел всего три морковки с грядки соседки Валюшки!..
Он долго и с удовольствием завтракал на террасе, а потом ему показалось, что по участку кто-то ходит.
Должно быть, Николай Степанович – язви его душу – приволок карасей. Или парного молока.
С недопитой чашкой кофе в руке Плетнев сбежал с заднего крыльца, обошел дом и нос к носу столкнулся с человеком в форме, ходившим возле его машины.
От этого человека Плетнев узнал, что егерь нынешней ночью был убит ударом по голове.
– Вы ничего не слыхали? – спросил человек. – Подозрительного, к примеру?
– Мне нужно позвонить, – сказал Плетнев растерянно.
– Всем нужно! – воскликнул форменный почти весело. – Да как звонить-то, когда связи нет!..
Алексей Александрович собирался уехать в тот же день, и черт с ним, с воскресеньем, уж как-нибудь в пробках перестрадает, но не получилось. Человек в форме – как выяснилось, участковый – явился снова и попросил дождаться опергруппу.
Он так и выразился – опергруппа, и Плетнев какое-то время соображал, что это за группа такая. Детективов он никогда не читал, телевизор не смотрел, об убийствах представление имел самое смутное.
Возле дома Николая Степановича толпился народ, люди входили, выходили, громко переговаривались, и улица, еще совсем недавно тихая, разморенная солнцем и жарой, была полна тревожных голосов. От этих голосов, от разноцветной толпы, в которой, разинув рты, стояли ребята с велосипедами, всхлипывающие тетки в сарафанах и панамах и мужики в шортах и кепках, Плетнев ушел на террасу и сидел до тех пор, пока не явился пожилой отдувающийся дядька в мокрой на спине рубахе. Обмахиваясь привядшим лопухом, он поднялся по ступенькам, спросил квасу и страшно удивился, когда выяснилось, что никакого кваса нету.
Старательно и совершенно равнодушно он, сверяясь по паспорту, записал «данные» Плетнева, спросил, где тот был минувшей ночью, и так же старательно и равнодушно записал, что Алексей Александрович был на диване в своей комнате на втором этаже.
Не слыхал ли он чего-нибудь подозрительного?.. Нет, не слыхал. Может, машина подъезжала? Может, и подъезжала, но Алексей Александрович в это время спал и никакого шума не слышал. А хорошо был знаком с убитым? Да нет, почти не знаком. В первый раз увиделись три года назад при покупке вот этого самого дома, а второй позавчера вечером, когда он, Плетнев, приехал отдохнуть.
- Предыдущая
- 9/15
- Следующая
