Фотограф смерти - Лесина Екатерина - Страница 22
- Предыдущая
- 22/62
- Следующая
Нравится.
У него вялые губы и мокрый язык. Но руки нежны.
Все хорошо. Замечательно.
Снимки рассыпаются по полу черно-белыми квадратами. Десятки Елен глядят в потолок, а одна, настоящая, думает, что с этого дня все изменится.
Она права.
Уже на рассвете, сбегая из квартиры – ей не стыдно, ничуть не стыдно, – Елена вспоминает, что среди прочих фотографий не было одной, последней, где она, Елена, в особом платье.
Наверное, придется возвращаться. Но это же хорошо. Не правда ли?
Адама подняли, дали умыться, повели. Конвоировал Степан, медбрат меланхоличного облика и с военной выправкой. Он шел медленно, но Адам все равно не успевал. Мышечный тонус не восстановился, да и координация в пространстве оставляла желать лучшего. Мир виделся искаженным, как будто смотрел Адам через дверной глазок. И линза согнула Всеславин кабинет, размазав края и выпятив центральную часть. Стол стал огромен, стул – почти неразличим. Лицо Всеславы в фокусе, как и руки, и коробок диктофона. Беседа записывается? Зачем?
– Здравствуй, Адам. Как ты себя чувствуешь?
Адам садится. Кресло чересчур мягкое, чтобы сидеть ровно, приходится прикладывать усилия.
– Наверное, ты и сам понимаешь, что нам надо поговорить, – мягко замечает Всеслава.
– Да.
– Вот и хорошо.
Молчание. Часы на стене двигаются беззвучно. Адам не видит стрелок, но движение ощущает. Звуки в нынешнем мировосприятии остры. Чем его накачали? И как долго вещество будет выводиться из организма?
– Итак, Адам, расскажи, куда ты шел? – Щелкнули пальцы, блеснуло кольцо.
– Она умерла?
– Кто?
– Вы знаете.
Она знает, но отрицает очевидное. Словесное фехтование только началось, но будет длиться долго. И Всеслава настроилась на ожидание.
– Отчего она умерла?
– Ты что-то видел? Что именно?
– Я видел, как она умерла.
– Кто?
Круговорот вопросов и возвращение к исходной точке.
– Так кто умер, Адам?
Тишина. Муха жужжит. Или кондиционер. Скорее муха, потому что с кондиционером Адаму не было бы жарко. А ему жарко. И пот градинами катится по шее.
– Никто не умирал, – уверяет Всеслава. – Тебе показалось.
– Нет.
Был прыжок и куст, затрещавший под весом тела. Ветки наклонились до земли. Женщина раскрыла рот, словно пыталась проглотить звезду.
– Значит, вчера ты видел, как кто-то умер, так?
– Да.
– Каким образом? Адам, – Всеслава отодвигает бумаги. Бланки не заполнены, но подписаны и заверены лиловыми кругами печати. – Мне необходимо знать, что ты видел.
Молчание неконструктивно. Молчание будет расценено как вызов, Адам же просто хочет упорядочить факты.
– Она спрыгнула с крыши.
– Она… она… Антонина? Я угадала. Да, вижу, что угадала. Только, пожалуйста, не делай поспешных выводов, хорошо? Здесь ты лишь с ней и разговаривал. И со мной. Я жива. Антонина…
– Она умерла.
– Нет, – возразила Всеслава и выдавила улыбку. – Антонина тоже жива. И вполне здорова…
– Или в тяжелом состоянии.
– Адам, ну почему вы так упрямы? – пальцы-пауки касаются друг друга. Сплетаются. Расплетаются. Меняют рисунок живых иероглифов, в котором прячется истина.
– Я в состоянии диагностировать наступление…
– Нет, – жестче, злее. – Вы ничего не в состоянии диагностировать. Вы больны. Вы страдаете галлюцинациями. А галлюцинации бывают весьма убедительны.
Она лжет. Ей выгодно скрыть смерть пациентки, поскольку расследование выявит связь с родственниками потерпевшей.
– Вы мне не верите? Не верите, – Всеслава пожала плечами. – Я понимаю, что ваша реальность для вас вполне материальна, но хотя бы выслушайте.
– Я слушаю.
Слова – информация. Сопоставление информации способствует выявлению логических дыр на разных уровнях. Следовательно, чем больше информации поступает, тем выше достоверность анализа.
– Антонина покинула территорию клиники в шесть двадцать три, о чем имеется соответствующая отметка в журнале регистрации посетителей.
Не существует неизменяемой документации.
– Ее не было здесь, Адам. И падения не было.
– И тумана?
– Туман был, – неохотно согласилась Всеслава. – Из-за него камеры слежения и не сработали, как полагается. Но и только. Тебя обнаружили у корпуса. Ты ломал кусты. Кричал. Пришлось тебя… успокоить. А теперь ты говоришь о смерти. Это меня волнует.
Информации мало. Версия Всеславы на первый взгляд непротиворечива. И на второй тоже. Но нулевую гипотезу тоже нельзя опровергнуть.
Адам задумался. Думать получалось туго, и кольцо отвлекало, поблескивая стеклянным глазом.
– Я хочу увидеть н… Антонину.
Имя чужое.
– Понимаю, – Всеслава расцепила пальцы, чтобы потереть ими виски. – Но к сожалению, ничем помочь не могу. Ее родственники категорически против.
Отговорка? Факт? Опасно подтягивать факты под теорию.
Адам прикрыл веки. Так лучше думалось. Реальность воспоминаний стояла под вопросом. Туман был. Это признано обеими сторонами и, следовательно, достоверно. Отъезд Антонины? Если исключить подделку журнала посещений, остается возможность незафиксированного возвращения. Тогда присутствие номера третьего будет лежать вне плоскости документооборота клиники, что удобно для создания иллюзии отсутствия человека.
Визит… разговор… слишком сложно. Скользко. Логически натянуто. Однако люди не всегда поступают логично.
Падение. Точнее, дверь в стене. И провал в памяти, во время которого дислокация Адама изменилась. И уже потом падение. Сирень. Точка. Сирень!
– Я хочу увидеть куст. Надеюсь, его родственники не имеют возражений?
– Ничуть, – улыбнулась Всеслава и, поднявшись, добавила: – А вы, оказывается, умеете шутить.
От куста остались желтые со слезой на срезе пеньки. На взрыхленной земле лежали листья и цветы. Всеслава не стала мешать, когда Адам поднял кисть.
– Вы изуродовали этот куст, – Всеслава наблюдала пристально. Что в этом взгляде? Профессиональный интерес? Нечто другое? Опасное?
А сок свежий, прозрачный. Корневая система жива, качает по инерции воду и минеральные соли, толкает вверх, к солнцу, не зная, что нет больше стеблей и листьев.
Задрав голову, Адам попытался найти то самое окно. Нашел. Те же сомкнутые шторы и приоткрытая форточка. Правда, на сей раз никаких силуэтов за стеклом.
Так, может, и вправду галлюцинация?
– Идемте, – велела Всеслава. – Вам следует отдохнуть. И подумать.
Отвели не в кабинет. Выше. В коробку без окон, но с яркими трубками флуоресцентных ламп по периметру. Свет пульсировал. Частота безумия. Треск несуществующих электрических разрядов в ушах. И доза лекарства – почти с благодарностью принимается. Выпить. Уснуть. Упасть в темноту.
Думать.
Теория первая: Адам безумен.
Теория вторая: Всеслава говорит неправду.
Пульс электросолнца ускоряется.
Теории не являются взаимоисключающими. Необходима иная формулировка задач.
Номер третий мертва. Убита?
Номер третий жива.
Мертва – жива. Точка – ноль. Бинарность машинного языка. Да – нет – нет – да – да. Сирень. Куст срезали. Жалюзи повесили. События взаимосвязаны? Да. Но эта связь не имеет значения.
Какая имеет?
Адам попытался разлепить веки. Не вышло. Тело больше не подчинялось. Его разобрали на болты-винты-шарниры, вытащив заводной ключ. Остается ожидание.
И мысли.
Сирень. Почему сирень? Почему он снова и снова возвращается к кусту?
Потому что это важно. Подсознание вытащило факт, но сознание отказывалось признавать его. Сознанию требовалась логика.
Сирень была. Сирени нет. Куст был поврежден. Его срубили.
Стоп.
Мигание замерло. Шелест в ушах перерос в гул.
Куст был поврежден. Как он был поврежден? Всеслава утверждает, что Адам пытался уничтожить растение.
Сирень венгерская – встречается бледная и красная. Кустарник. Высота достигает трех-четырех метров, в редких случаях – до семи. Побеги направлены вверх. Густо разветвлены. Диаметр – от двух сантиметров. Древесина наполнена соками, поэтому отличается гибкостью.
- Предыдущая
- 22/62
- Следующая
