Сбежавший тролль - Хейг Мэтт - Страница 3

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая

— Ну, вы не будете врать, вы просто скажете не всю правду.

Сэмюэль кивнул.

— Угу. Так я и думал. Мы должны врать.

Тетя Ида начала нервничать:

— Нет, это… Ты не можешь сидеть спокойно?

Как только она строгим голосом произнесла слово «сидеть», случилось нечто поразительное. Дядя Хенрик уронил свой мясной нож и упал на корточки, упершись руками в пол. Из угла его рта свесился язык, и он часто задышал, будто бы изображая собаку. Но если он и изображал собаку, то получалось у него это слишком хорошо, и в глазах дяди Хенрика не было и намека на шутку. Если честно, в глазах дяди Хенрика не было и намека на дядю Хенрика. Создавалось впечатление, что он впал в транс и на какое-то время совершенно забыл о том, что он человек.

Но тетю Иду это, кажется, не слишком обеспокоило. Она только закатила глаза, как будто это было абсолютно нормальное происшествие.

— Что такое с дядей Хенриком? — спросила Марта, которая смутилась настолько, что перестала грызть свой маринованный лук.

— С ним все в порядке? — добавил Сэмюэль.

— Да, да, — ответила тетя Ида, вздохнув. — У него уже была пара таких припадков сегодня.

— Припадков? — переспросил Сэмюэль. Он вспомнил, как его мама говорила, что у его дедушки были «забавные припадки». Но Сэмюэль был уверен, что забавные припадки дедушки не включали сидение на корточках на кухонном полу и собачье пыхтение.

— Когда вы еще спали, я обнаружила дядю Хенрика лежащим в собачьей корзине, — сказала тетя Ида.

Когда она произнесла слово «корзина», дядя Хенрик склонил голову набок и наградил ее преданным собачьим взглядом, после чего устремился на четвереньках к корзине. Марта взвизгнула, когда он чуть не наступил на нее, а Сэмюэль спрыгнул со стула, освобождая ему место. Но дядя Хенрик пронесся мимо кресла-качалки и, запрыгнув в собачью корзину, улегся там. Конечно, она была для него слишком тесной, и он довольно нелепо в ней смотрелся. Его голова свешивалась через край, а ноги торчали наружу. И все-таки, несмотря на то что ему было очевидно неудобно, он еще ухитрялся вылизывать ладони, словно это были подушечки лап, которые следовало умыть.

— Хенрик! — закричала тетя Ида. — Хенрик! Вылезай оттуда! Ты не собака! Хенрик Крог, немедленно вылезай из корзины. Хенрик? Хенрик? Ты слышишь меня?

И тогда Сэмюэль с Мартой увидели, как веки дяди Хенрика задрожали, как будто он пробуждался от дурного сна.

— Ох, — произнес он устало, принимая сидячее положение, более подобающее человеку. Он сильно покраснел, осознав, что Сэмюэль с Мартой наблюдали всю эту сцену. — Это снова случилось, да? Я думал, я все еще…

— Да, — ответила тетя Ида, поглаживая его по руке. — Но ты не волнуйся. Теперь ты снова с нами. Все будет хорошо. Я уверена. Да, все будет хорошо.

Сэмюэль посмотрел на свою тарелку с запеченным оленьим мясом и брусничным джемом и задумался, привыкнет ли он когда-нибудь к стряпне дяди Хенрика. Серьезно, кому могло прийти в голову положить мясо и джем на одну тарелку? Если бы его мама и папа не погибли, они бы с Мартой по-прежнему были в Англии и ели нормальную еду. А потом, пообедав нормальной едой, он бы поднялся наверх и занялся чем-нибудь столь же нормальным. Например, поиграл на компьютере, или почитал книгу, или поехал на велосипеде к дому Джозефа. Джозеф был его лучшим другом. Раньше был. Но мог ли он надеяться на то, что сможет остаться с кем-нибудь лучшими друзьями, находясь в другой стране?

— Дафай же, — сказала тетя Ида, заметив, что Сэмюэль даже не взял в руку вилку. — Остынет.

Так что Сэмюэлю пришлось приступить к еде, и на вкус она оказалась далеко не такой ужасной, как он ожидал. И ни он, ни Марта ни разу не упомянули в разговоре о забавном припадке дяди Хенрика. Они не хотели смущать его еще сильнее, потому что очень его любили. У него был более мягкий характер, чем у тети Иды. Казалось бы, они не должны подходить друг другу, но каким-то образом — как запеченное оленье мясо и брусничный джем — у них получался прекрасный союз.

— Ну, — сказал Сэмюэль, — если нам нельзя говорить про лес, то, может быть, мы поговорим о лыжном спорте? Почему вы не хотите принести с чердака свою медаль, чтобы все могли на нее посмотреть?

Видите ли, в молодости дядя Хенрик был прыгуном на лыжах с трамплина, и довольно хорошим: он выиграл серебряную медаль на Олимпийских играх.

Дядя Хенрик тихо рассмеялся и покачал головой.

— Нет, думаю, это ни к чему. Пусть лучше остается на чердаке… Да и в любом случае, кто здесь будет на нее смотреть?

Это было разумное замечание. Действительно, сюда не приходил никто, кроме почтальона, а в последние два дня и его не было, так что тетя Ида сама ездила за письмами на почту в Флом.

— Мы будем на нее смотреть, — сказал Сэмюэль. — И будет так круто, если мы повесим ее на стене.

«Лучше, чем все эти дурацкие горные пейзажи», — подумал он, но не сказал этого вслух.

Марта проглотила огромный кусок оленьего мяса и решила, что прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз что-то говорила.

— На что это было похоже, когда вы прыгали с трамплина? Вам было страшно? Мне было так страшно, когда я сидела в клетке хюльдр и меня везли по Тенистому лесу.

— Да, — ответил дядя Хенрик. — Иногда мне было по-настоящему страшно. Но бывают случаи, когда немного страха — это не так уж плохо. Он помогает нам понять себя, понять, что мы собой представляем. Ты стоишь на вершине лыжного трамплина в полном одиночестве и не можешь рассчитывать ни на кого, кроме себя. Поверьте мне, это одно из самых прекрасных ощущений на свете.

— Ох, дети, видели бы вы его, — сказала тетя Ида. — Видели бы вы, как он летит по воздуху!

Ее прервал телефонный звонок, и она пошла взять трубку. Все замолчали и смотрели на то, как лицо тети Иды постепенно принимает одновременно сердитое и испуганное выражение. И хотя она говорила на норвежском, Сэмюэлю и Марте было ясно, что этот звонок не из приятных.

— Да… Магнус, это ты?.. Что ты слышал?.. Ах, какая чепуха!.. Не говори ерунды!.. Уверяю тебя, ничего подобного не было… Нет… Разумеется, нет… Знаешь, мне кажется, что такой занятой человек, как ты, может найти себе другие дела, а не слушать глупые сплетни… Ну, мне пора идти… Морна, Магнус. Морна.

Дрожащей рукой она положила трубку на рычаг.

— Кто это был? — спросила Марта.

— Мистер Мюклебуст, — ответила тетя Ида. — Тот человек, о котором я вам говорила. Человек, который хочет уничтожить лес. А возможно, и нас.

Лицо дяди Хенрика, обычно спокойное, исказилось от волнения.

— Да что ему нужно?

— Ну, он услышал рассказ Иоганнеса. Почтальона. Рассказ о том, что случилось три дня назад.

Сэмюэль был озадачен:

— А что случилось три дня назад?

Тетя Ида с дядей Хенриком переглянулись, и щеки Хенрика стали цвета брусничного джема на его тарелке.

— Все в порядке, Ида, — сказал он. — Я им расскажу.

Он сделал глубокий вдох, словно снова стоял на вершине лыжного трамплина, и рассказал Сэмюэлю и Марте, что случилось три дня назад.

— У меня был очередной «забавный припадок», как говорит ваша тетя. Я услышал, как в почтовый ящик опускаются письма, и совершенно утратил над собой контроль. Я на четвереньках побежал ко входной двери, и я… я… я укусил Иоганнеса. Я укусил его за руку, а когда он отдернул ее, я стал… стал лаять… как… одним словом, как собака… в тот момент я этого не осознавал — я как будто бы заснул и на пару секунд превратился в кого-то совсем другого. А затем, когда я очнулся, я смотрел в окно на лицо почтальона. И конечно же, как только я увидел его, я снова побежал наверх прятаться, но, боюсь, было уже слишком поздно.

Сэмюэль и Марта слушали его и кивали, как будто все это было в порядке вещей. Они знали, что дядя Хенрик раньше был не только фермером и лыжником, но также провел много лет в теле собаки. Да, настоящей живой собаки, которая писает на фонарные столбы, выбирает блох и кусает почтальонов.

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая