Балаустион - Конарев Сергей - Страница 50
- Предыдущая
- 50/235
- Следующая
Однако жестокая память не позволила Леонтиску долго упиваться этим восхитительным ощущением. Он вспомнил, что жизнь Эврипонтидов все еще находится в опасности, и бездействие каждый час эту опасность умножает. Великие боги, сколько времени потеряно! Позыв к активным действиям на мгновенье прорвал путы болезненной вялости. Леонтиск с досадой посмотрел на целительницу, бинтовавшую в этот момент его колено.
– Долго еще? – он постарался изгнать из голоса охватившее его нетерпение, что удалось не вполне.
– Еще чуть-чуть, – она старательно обматывала его ногу широкими витками полотна. – Торопишься куда-то, голубок?
– Да… то есть… не знаю. Не подскажешь ли, любезная матрона, сколько я проспал?
– Сутки с лишним, – она качнула высокой прической. – Ты был так измучен…
– Сутки, о, боги! – сердце екнуло в груди Леонтиска. – Хм, а, случайно, никто не выражал желания встретиться со мной?
– Тебе совершенно ни к чему, юноша, разговаривать со мной намеками. – Жрица затянула повязку на колене последним узлом, подняла взгляд. – Я и моя сестра Ларида, управляющая этим доходным домом, очень многим обязаны господину Терамену Каллатиду. Он доверяет нам конфиденциальные дела, и тебя мы принимаем тоже по его просьбе.
Она улыбнулась, искренне и дружелюбно.
– Ты ведь спрашивал про господина Терамена, не так ли? Так вот, он здесь и ждет, когда я закончу тебя латать.
– Великие боги! – взволновался Леонтиск. – Терамен здесь! Так что ж мы тут время теряем? Проведи меня к нему, немедленно!
Он поймал себя на том, что, позабыв о своем обнаженном естестве, размахивает руками, и торопливо вернул простыню на прежнее место.
Целительница кивнула.
– Перевязка закончена и теперь твоим ранам лучшие лекари покой и Хронос. Не мешало бы, тебя, конечно, искупать…
– В Аид купанье! Нет времени!
– Это так, к сожалению. Сейчас тебе принесут одежду и проводят. Прощай и всего хорошего, юный воин. Да хранит тебя Асклепий.
Четверть часа спустя, нервно расправляя на груди складки безупречно белого хитона, Леонтиск шагал по коридору вслед за молчаливым пожилым рабом-каппадокийцем. Коридор был серым, плохо освещенным и поневоле напомнил Леонтиску мрачные и сырые туннели, в которых ему пришлось вчера спасаться от преследователей. Впрочем, дверь, которой коридор заканчивался, разительно с ним дисгармонировала: дубовая, лакированная, с круглыми медными умбонами, она уместнее выглядела бы на парадном крыльце какого-нибудь совсем не бедного купеческого особняка.
Согнувшись в полупоклоне, проводник отворил эту дверь перед Леонтиском, и юноша, с взволнованно бухающим сердцем, ступил через порог. При его появлении из-за низкого, вычурного столика на гнутых ножках поднялся…
– Господин Терамен!
– Леонтиск!
Терамен Каллатид имел удивительно статную для его пятидесятишестилетнего возраста фигуру, прямую осанку и безусловно выдающую его высокое положение горделивую посадку головы. Лицо его, правильно-сообразное, выглядело бы, впрочем, вполне заурядно: высокий лоб, острый нос с чуть заметной горбинкой и узкими крыльями, от которых к уголкам рта пролегли глубокие складки, мягкая линия подбородка, скрытая ровной, красиво подстриженной бородой. Однако глаза этого человека – темно-карие, молодые, с тлеющей в глубине искрой – выдавали в нем личность могучую и необычную. Одет Терамен был в просторный голубой хитон из легчайшего и очень дорогого косского шелка. На плечи аристократа по случаю зимы был накинут короткий теплый плащ с меховой оторочкой.
– Боги, Леонтиск! Они посмели поднять руку на человека твоего происхождения? – воскликнул Терамен, внимательно разглядывая его украшенное следами избиения лицо.
– Авоэ, это ерунда, – махнул рукой Леонтиск. – Я так рад встрече, господин Терамен, что уже забыл об этих ссадинах.
От избытка чувств Леонтиск обеими руками схватил кисть Терамена, но тут же, устыдившись своего порыва, отпустил ее.
– Я тоже рад тебя видеть, мой юный друг, клянусь Олимпом! Тебе придется очень много мне рассказать. Подозреваю, что ты голоден.
– Не отказался бы что-нибудь проглотить, – скромно произнес Леонтиск, с позавчерашнего дня не державший крошки во рту. Его желудок уже давно издавал гневные и громкие вопли протеста.
– Тогда проходи сюда, – Терамен широким жестом указал на стоявшие поодаль трапезные ложа. – Эй, Харим!
На пороге тут же с поклоном возник старик-каппадокиец.
– Обед на двоих. И вина. Быстро!
– Слушаюсь! – Харим проворно юркнул за дверь, в коридоре, удаляясь, зазвучали его торопливые шаги. Терамен возлег на ложе, Леонтиск устроился сидя – следуя спартанской привычке и оберегая больное ребро. Уже через несколько минут из кухни явилась целая делегация рабов с блюдами, тарелками, кувшинами и кубками. Комната наполнилась аппетитными запахами, от которых Леонтиск едва не потерял сознание. Архонтова баланда, пусть она и была жирнее спартанской похлебки, все же достаточно опостылела ему за время заключения.
– Теперь слушаю тебя, – напомнил Терамен Леонтиску, увидев, что тот, уписывая за обе щеки кушанья, не торопится с рассказом. – Девочка, дочка Демолая, как ее… Эльпиника… поведала кое-что, но хотелось бы услышать из первых уст.
При упоминании имени Эльпиники Леонтиск нахмурился. Он сильно беспокоился за девушку, схваченную во время побега. Кто знает, какое наказание придумают ей брат и отец? Они же не люди, а злобные скоты, с них станется и руку на нее поднять. А то и розгу. Бедняжка Эльпиника! Леонтиск испытывал к ней благодарность и нежность, густо перемешанные с угрызениями совести. В то же время он осознавал, насколько бессилен сейчас ей помочь.
– В этом ты абсолютно прав, – медленно проговорил Терамен, когда молодой воин рассказал, что его тревожит. – Сейчас тебе необходимо как можно быстрее покинуть Афины. Это место пока безопасно, но кто знает, будет ли оно таковым завтра? Ищейки архонта вездесущи, а пытки способны заставить говорить и самые молчаливые рты.
– Клянусь Афиной Меднодомной, я чувствую себя виноватым, – в отчаянии произнес Леонтиск. – Получается, что я использовал ее, когда это было мне необходимо, а теперь, когда ей нужна помощь, сбегаю, как последний негодяй. Даже не всякий негодяй поступит так с человеком, протянувшим ему руку помощи. А эту девушку, помимо всего прочего, я люблю!
– Ни тебе, юный храбрец, ни, увы, мне все равно ничего сейчас не сделать, – сочувственно глядя на Леонтиска, вздохнул Терамен. – Не штурмовать же, в самом деле, особняк архонта! Будем надеяться, что Демолай не решится причинить ей какой-то вред – все-таки она родная его дочь, да к тому же, как я слышал, любимица. Ну, сделают ей строгое внушение, запретят прогулки, может, лишат подарков или безделок. Это, клянусь Олимпом, можно пережить, через месяц все забудется. Да и я, когда горячка утрясется, постараюсь что-нибудь предпринять.
Леонтиск торопливо глотнул из кубка, вытер скользнувшую по подбородку красную струйку, затем упрямо покачал головой.
– Ох, господин Терамен, все равно получается как-то некрасиво, клянусь Меднодомной. Как я буду выглядеть в ее глазах? Если бы я хотя бы попытался…
– Иногда нам приходится выбирать между долгом и зовом сердца, – философски изрек Терамен. – Насколько я знаю, твоим друзьям Эврипонтидам угрожает смертельная опасность. Или ты готов забыть об этом и броситься вызволять возлюбленную из рук ее злобных родственников?
– Нет, нет, – Леонтиск вздохнул, отер рукой лоб. – Я должен немедленно отправляться в Спарту. Но я вернусь. И упаси боги Клеомеда тронуть Эльпинику хоть пальцем! Я его задушу его же собственными кишками!
– Ты так и не поведал мне, – Терамен укоризненно посмотрел на юного воина. – Я хочу услышать всю историю, с самого начала.
Леонтиск, не забывая время от времени отправлять в рот куски дичи и фрукты, начал рассказ с получения отцовского письма, упомянул задание Пирра, подробно остановился на памятном разговоре с отцом, с горечью поведал о злосчастной судьбе Каллика и завершил повествование первой и второй (неудавшейся и удачной) попытками побега. Терамен внимательно слушал, кивая головой и иногда задавая уточняющие вопросы.
- Предыдущая
- 50/235
- Следующая
