Саботажник - Касслер Клайв - Страница 19

Он почувствовал, что расстояние между колесом и точкой опоры увеличивается. Вагон двинулся. Саботажник бросил лом и прыгнул на вагон, держа в руках жестянку с горючим маслом. Вагон медленно покатился к стрелке, с грохотом миновал ее и продолжал набирать скорость. Саботажник мимо тела лесоруба пробрался к рычагу тормоза и давил на него, пока не почувствовал, как колодки начали замедлять движение колес, убавив скорость вагона до десяти миль. Тогда он открыл жестянку и полил шпалы в вагоне маслом.

Вагон катился еще около мили подошел к развилке, где крутизна склона начинала увеличиваться.

Саботажник зажег спичку и, прикрывая огонек ладонью от ветра, поднес его к маслу. Когда пламя разгорелось, он убрал тормоз. Вагон устремился вперед. Саботажник повис над задними колесами. Этот миг луна выбрала, чтобы появиться над горами и осветить рельсы впереди так ярко, что он смог выбрать безопасное место для прыжка. Саботажник воспринял это как должное. Ему всегда везло. Все всегда шло ему навстречу. Вот и в этот раз. Он прыгнул и легко приземлился. Ему было слышно, как вагон промчался вперед, прогрохотал над стрелкой и повернул налево, в сторону строительной площадки.

Сам он повернул направо, по главной ветке, подальше от стройки. Вагон с грохотом двигался по крутому спуску. Последнее, что он увидел, — оранжевое пламя, спускавшееся с горы. Через три минуты все окрестные полицейские сломя голову побегут на площадку, а он тем временем рванет в другую сторону.

Раскачиваясь, набирая скорость в тридцать, сорок, пятьдесят миль в час, волоча за собой шлейф пламени, вагон-беглец начал растрясать груз; тяжелые шпалы сталкивались, как бревна на корабле в бушующем море. Лесоруба, которого звали Дон Элберт, бросило в одну сторону, потом в другую, руки и ноги его болтались. Ладонь скользнула в щель между шпалами. Когда квадратные тяжелые шпалы двинулись обратно и столкнулись, лесорубу зажало пальцы, и он очнулся с криком боли. Голова ужасно болела и кружилась. Липкий вкус виски во рту объяснял оба знакомых ощущения. Но почему звезды над головой движутся? И почему дрожат бревна, на которых он лежит? Здоровой рукой он пощупал голову под толстой вязаной шапкой и почувствовал резкую боль; рука оказалась в крови. Должно быть, ударился. Хорошо, что у него череп как пушечное ядро.

Нет, он не упал. Он подрался. Лесоруб смутно помнил, что перед тем, как погасли огни, разговаривал с высоким поджарым парнем. Самое удивительное: ему казалось, будто он в поезде. Где он умудрился найти поезд в этом глухом углу в Каскадных горах, оставалось для него загадкой. По-прежнему лежа на спине, он осмотрелся. Сзади огонь. Ветер относит от него языки пламени, но все равно огонь тревожно близко. Он чувствовал его жар.

Свисток прозвучал совсем рядом, руку протяни.

Дон Элберт сел и едва не ослеп от ударившего прямо в лицо паровозного прожектора. Да, он в поезде, который идет быстро, миля в минуту, а прямо навстречу мчится другой поезд. Сотни огней завертелись вокруг, словно в синематографе: пламя позади, прожектор паровоза с зелеными сигнальными огнями по бокам, электрические фонари на столбах, освещающие площадку, огни в окнах задней площадки, огни в палатках, прыгающий свет фонарей в руках тех, кто разбегается в разные стороны, стараясь уйти подальше от поезда, в котором он ехал. Свистящий паровоз все-таки шел не прямо на него, а по соседнему пути. Дон испытал огромное облегчение, а потом прямо впереди увидел стрелку.

На скорости шестьдесят миль в час тяжелый полувагон проскочил закрытую стрелку, словно та была из соломы, а не из стали, и ударил боком локомотив — мощную машину, которая тащила за собой длинную цепочку пустых вагонов. В облаке искр вагон пронесся мимо паровоза, с резким скрежетом миновал тендер, зацепил пустые вагоны (те полетели с рельсов, словно ребенок сердито смахнул фигуры с шахматной доски). Удар почти не замедлил хода полувагона. Подпрыгивая на рельсах, он влетел в депо, где множество механиков ремонтировали паровозы. И прежде чем Дон Элберт успел хотя бы подумать о том, чтобы спрыгнуть, спасая жизнь, все огни перед его глазами снова погасли.

Тремя милями южнее правый вспомогательный путь соединялся с главным. Здесь начинался крутой подъем. Пройдя около мили по этому подъему, Саботажник забрал свой рюкзак, который спрятал в сосновой роще, достал из саквояжа ножницы для резки проволоки, кошки для подъема и перчатки, прикрепил кошки к обуви и стал у телеграфного столба ждать первый грузовой состав с пустыми вагонами; такие составы регулярно идут на юг за новым грузом. Северный край неба покраснел. Довольный Саботажник смотрел, как краснота становится все ярче. План удался: угнанный вагон стал причиной пожара на строительной площадке и в депо.

Поезд все не шел. Саботажник испугался, что устроил слишком сильный переполох и ни один поезд не выйдет со станции. Если так, он безнадежно застрял в этом тупике. Но вот он увидел наконец белый свет приближающегося поезда. Он надел перчатки, вскарабкался на столб и перерезал все четыре провода. Спустившись, отрезав кратчайший путь от всего мира, он теперь слышал, как пыхтит на рельсах везущий пустые вагоны «Консолидейшн-2-8-0». Подъем замедлил ход поезда настолько, что Саботажник без труда запрыгнул в пустой вагон.

Свернув брезентовый плащ, извлеченный из саквояжа, он подложил его под голову, уснул и спал, пока поезд не остановился набрать воды. Внимательно наблюдая за тормозными кондукторами, Саботажник залез на другой столб и опять перерезал провода. Потом снова уснул, а на следующей остановке опять перерезал провода. На рассвете он все еще медленно двигался на юг по главному пути. Ярко-зеленый вагон предназначался для скота и пропах мулами. Было холодно, он видел собственное дыхание.

Он осторожно поднялся и, когда поезд вошел в поворот, выглянул. В поезде было около пятидесяти пустых вагонов, их тянул мощный, но не быстрый локомотив, последним шел линялый красный служебный вагон. Саботажник укрылся, чтобы его не увидел кондуктор, который из служебного вагона периодически оглядывает поезд. Еще несколько часов, и он сойдет в Дансмьюире.

Проснувшись между тонкими льняными простынями, Исаак Белл обнаружил, что «особый» поезд Лилиан Хеннеси стоит на боковом пути, пропуская товарный состав. Судя по виду из окна купе, поезд остановился посреди пустыни. Единственным признаком цивилизации была идущая параллельно железнодорожной линии проселочная, в рытвинах, дорога. Холодный ветер продувал просеку меж деревьями, поднимая серую смесь сухой, как песок, почвы и угольной пыли.

Белл быстро оделся. Это была уже четвертая с Сакраменто боковая ветка, хоть Лилиан и хвастала, что для нее расчистили дорогу. Единственный рейс, когда «особый», в котором ехал Белл, останавливался так же часто, был после Большого Землетрясения: тогда они пропускали поезда со спасателями. То, что пассажирские поезда и даже священные «особые» уступают дорогу товарным, служило мрачным напоминанием о том, как важен кратчайший путь через Каскадные горы для будущего Южно-Тихоокеанской железной дороги.

Белл направился в багажный вагон, где и так провел полночи, — ему хотелось узнать, нет ли сообщений от Арчи Эббота. В последнем сообщении Арчи предупреждал: не нужно сходить в Дансмьюире; его пребывание в лагере безработных ничего не дало. «Особый» поезд миновал станции и поселки безработных, останавливаясь только чтобы пополнить запас угля и воды.

Джеймс, проводник «особого», увидел Белла, когда тот проходил мимо кухни, и кинулся за ним с чашкой кофе и лекцией о том, как вредно не завтракать джентльмену, который проработал полночи. Завтракать полезно. Но прежде чем Белл успел согласиться, Барретт, кондуктор и телеграфист «особого», встал от ключа и протянул сообщение, написанное четким каллиграфическим почерком. Лицо у него было мрачное.

— Только что поступило, мистер Белл.