Дьявол может плакать (ЛП) - Кеньон Шеррилин - Страница 12

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая

Итак, Син не лгал. Кэт стало не по себе, когда она подумала, на что могут быть способны семь демонов. Она уже знала возможности обычных монстров. И Шаронте. Не сказано только, на что похожи Даймы.

— Тебе не кажется, что это жестоко?

Аполлимия лукаво посмотрела на нее.

— Я лишь жалею, что не я это придумала.

Кэт покачала головой. Она не знала, почему Аполлимия настолько сильно ненавидит её мать, ведь они так похожи — обе сходятся во мнениях по многим вопросам.

Аполлимия слизнула сладкий сок с кончиков пальцев.

— Но только почему ты спрашиваешь об этом, дитя? Что так сильно заинтересовало тебя в шумерах, ведь ты никогда раньше о них не спрашивала?

— Ну, прямо сейчас в моем доме заперт последний из них.

Аполлимия посуровела.

— Что?

— Син в моем доме.

Вихрь в глазах Аполлимии засиял. Так происходило, если она сильно волновалась.

— Ты спятила?

Прежде чем Кэт начала спорить, Аполлимия исчезла.

Кэт чертыхнулась. У нее не было сомнений насчет того, куда отправилась её бабушка. Кэт тоже рассердилась и перенеслась в свой дом.

Как и следовало ожидать, Аполлимия была здесь, а Син был прижат к стене.

— Бабушка…

— Отвали, — огрызнулась Аполлимия.

Кэт потряс её ответ. Никогда Аполлимия не повышала на нее голос. Следующее, что она увидела, — как Син и Аполлимия исчезают.

Что, во имя Зевса, здесь происходит? Кэт закрыла глаза, но не смогла обнаружить их следы.

Они должны быть во дворце и лучше не говорить о том, что Аполлимия делает с Сином. Что бы это ни было, это наверняка нечто кровавое и болезненное.

Так Аполлимия поступала с людьми, которые ей нравились.

Син выругался, приземлившись на бок не иначе как посреди празднества Шаронте. Их было не меньше сотни… и все они в молчании уставились на него, лежащего перед ними на каменном полу. Не было слышно ни звука, кроме редкого шелеста крыльев Шаронте.

Комната напоминала средневековый главный зал с арочными сводами и выступающими балками. Каменные стены создавали зловещую атмосферу холода, которая, казалось, не беспокоила полуобнаженных Шаронте, поедающих все подряд: от жареной свинины и говядины до вещей, которые Син даже не мог определить.

— Он — наша еда? — спросил молоденький Шаронте другого, постарше.

Не успел Син подняться на ноги или ответить, как с другой стороны праздничного стола рядом со взрослым Шаронте появилась Аполлимия.

Её серебряные глаза вспыхнули жестокостью при взгляде на Сина.

— Разорвите на кусочки его никчемную шумерскую шкуру.

— Шумерскую? — прорычал взрослый демон.

Син чертыхнулся. Да, шумер для этой компании означал что-то наподобие дуэта Мэрлина Мэнсона и Оззи Осборна на ежегодном собрании общества Южных Баптистов. С тем же успехом он мог бы надеть футболку с надписью «Жуй и кусай», причем с жирным ударением на слове «кусай».

Син вскочил на ноги в ожидании смерти, которая вот-вот настигнет его.

— Слушайте, давайте разойдемся миром?

—  Экеира даньяха, — выплюнула женщина-демон, что было непристойным аналогом «пошел ты» на языке Шаронте.

Внезапно демон Шаронте появился у него за спиной. Син поймал его и опрокинул на пол. Но прежде чем он смог ударить демона, другой Шаронте впился ему в плечо. Шипя от боли, Син головой ударил демона и скинул его. К тому моменту плечо его было разорвано.

На Сина напала женщина-демон. Он схватил её и бросил на следующих двоих, которые приближались к нему.

— Где этот чертов «Рейд», когда он нужен? — прорычал шумер, когда еще один Шаронте схватил его сзади.

Он навалился на демона всем своим весом, но это ни черта не помогло, тот был слишком силен. Сменив стратегию, Син нанес удар ногой по его коленям. Завизжав от боли, демон выпустил Сина. Тот развернулся и ударил противника под ребра.

— Стойте!

Син, пошатываясь, отступил назад. Демоны послушались приказа. Справа от себя он увидел Кэт, в ужасе взирающую на происходящее.

— Не вмешивайся! — зарычала Аполлимия.

Кэт мотнула головой.

— Я не позволю ему умереть. Не таким способом, без всяких объяснений.

— Объяснений? — Оттолкнув демона с дороги, Аполлимия приближалась к внучке. — Я пришла в его пантеон и умоляла их помочь мне спрятать твоего отца, чтобы мой пантеон его не уничтожил. Знаешь, что они сделали?

— Они рассмеялись, — сказал Син, ясно вспоминая рассказы об этом событии.

Аполлимия повернулась к Сину, ноздри ее раздувались. Син удивился, что она еще не размазала его по стене. Очевидно, его быстрая смерть не входила в её планы. Аполлимия хотела для него долгих мучений.

— Мой сын страдал так, как никто не должен страдать, и я верну тебе это… в десятикратном размере.

Син мог это понять. Черт, он даже уважал её чувства, но это не меняло того факта, что он был невиновен.

— Я не предавал тебя, Аполлимия. Меня не было там в тот день. Клянусь, если бы я знал, то помог бы тебе. Но я услышал об этом слишком поздно.

— Лжец!

— Это не ложь, — спокойно сказал он, пока один из демонов подобрался к нему чуть ближе. Он сглотнул, вспомнив свое собственное несчастное детство. Син был одним из тройняшек. В момент его рождения было предсказано, что братья уничтожат свой пантеон.

Как это ни грустно, предсказание было верным. Но не этого боялся их отец. В конечном итоге ревность и ненависть его семьи погубили их всех. Их собственные поступки привели к тому, что Син оказался слабым звеном, позволившим Артемиде проникнуть в его пантеон, чтобы греческие боги могли натравить шумеров друг на друга и уничтожить их.

Его пантеон пал только после того, как Син перестал быть богом, а его выживший брат был вынужден скрываться.

Когда Син заговорил, его голос был полон печали:

— Мой отец убил моего брата из-за пророчества и уже готов был убить меня. Я бы никогда не позволил другому ребенку страдать от подобной глупости. Этоне в моих правилах.

Кэт нахмурилась, увидев боль на лице бабушки и слыша неподдельные эмоции в голосе Сина. Он действительно говорил правду.

— И как мне узнать, что ты мне сейчас не лжешь? — требовательно спросила Аполлимия.

— Я тоже потерял детей и знаю боль, которая живет в глубине сердца и которую не облегчить никакими утешениями или алкоголем. Я знаю, каково обладать силами бога и не суметь удержать то единственное, что имеет для тебя значение. И если ты хоть на минуту думаешь, что я способен пожелать это другому существу, даже Артемиде, которую хотел бы пытать вечность, тогда давай, спусти на меня всю свою армию. Я заслужил любую смерть, которую они придумают.

Кэт сглотнула, увидев неприкрытую агонию в его глазах, когда он говорил о своих детях и их потере. Он прочувствовал эту трагедию всеми фибрами своей души. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать слезы на ее глазах. Ее сердце смягчилось в отношении Сина. Никто не должен так страдать.

Аполлимия застыла словно статуя. В ее глазах читалось беспокойство, кожа побледнела.

Син заставил отступить приближающегося демона одним только свирепым взглядом, потом снова заговорил:

— Я считаю Ашерона одним из немногих моих друзей, Аполлимия. Я бы никогда не допустил, чтобы такой достойный человек страдал.

Аполлимия все еще молчала, но, наконец, пошевелилась. С королевской грацией она спустилась с помоста. Подошла и встала прямо перед Сином. Она молча протянула руку и дотронулась до его кровоточащей руки и плеча, которые сразу же излечились.

Когда она заговорила, её голос был всего лишь шепотом, но в нем было достаточно силы, чтобы услышали все:

— У моего сына мало друзей и еще меньше тех, кто по-настоящему знает его. Пока ты защищаешь его — ты живешь. Шумер ты или нет. Но если все, что ты сказал сегодня, окажется ложью, я обрушу на тебя такой жестокий гнев, что ты проведешь вечность, стараясь вырвать собственные мозги, чтобы облегчить боль.

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая