Самая прекрасная роза - Андерсон Кэролайн - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

Джулия что-то сказала, но Эмелия не расслышала ее слов. Затем Брайан достаточно отчетливо произнес:

— Если бы у меня было малейшее представление о том, какие страдания это повлечет за собой, я никогда не позволил бы тебе уговорить его подписать то соглашение.

— Я не выдержу, если потеряю его, Брайан! Ты должен понять…

— Но ты его потеряла, Джулия. Ты уже его потеряла. Он едва понимал, что за документ подписывает…

— Он понимал!

— Нет! Он не соображал, что делает. А ее слова о том, что она ужасно хочет родить от него ребенка, были ложью.

— Но ты позволил этому произойти! Ты никогда и словом не обмолвился…

— Потому что тоже этого хотел, но был не прав. Джулия. Мы ошибались. А теперь…

Эмелия вошла в кухню и откашлялась. Они резко умолкли и уставились на нее, пока она старалась побороть внезапный прилив гнева, выплеснув который она ничего бы не изменила. Ей хотелось потребовать от них объяснения, но она не была уверена, что выдержит этот разговор. Лучше ей убраться отсюда.

— Я уезжаю, — равнодушно сказала она. — Свои вещи я оставила в гардеробе. Я заберу их, когда найду жилье. Все вещи Джеймса остаются у вас. Знаю, вы захотите их сохранить. Я ничего не взяла из детской.

— Но как же… Что нам с ними делать? — спросила Джулия и снова расплакалась.

Брайан обнял жену и одарил Эмелию мимолетной, едва заметной, смущенной улыбкой, посмотрев на нее поверх головы Джулии.

— До свидания, Эмелия. И удачи тебе, — сказал он.

Кладя ключи на стол, Эмелия с горечью вспоминала о том, как Джулия и Брайан просили ее чувствовать себя у них как дома. Их благосклонность закончилась, как только она стала для них бесполезна. Она кивнула и вышла из дома до того, как ей удалось спросить, что Брайан имел в виду, говоря, что это Джулия уговорила Джеймса подписать соглашение. Вероятно, он дал свое согласие на использование его спермы для зачатия ребенка, о котором они так мечтали.

А потом они убедили Эмелию пойти на столь серьезный шаг. В тот момент она ни о чем таком и помышлять не могла, но свекор и свекровь доконали ее. Они стали уговаривать ее на следующий день после похорон.

Эмелия была в ярости из-за того, что они лгали ей. Но еще сильнее она злилась на них потому, что они измывались над Джеймсом, донимая его требованиями подписать соглашение. А ведь он был таким слабым и уязвимым, до его смерти оставалось несколько дней или часов.

Они мучили собственного сына, чтобы иметь возможность дать жизнь его ребенку.

Эмелии стало трудно дышать. Она жадно глотала ртом воздух.

Она прошла через адовы муки, чтобы зачать ребенка, ведь она думала, что Джеймс так хотел. Но все оказалось ложью. И адовы муки еще не закончились — ни для кого из них. Просто теперь каждому предстоят страдания иного рода…

Смахнув с лица горькие слезы раздражения, Эмелия выехала из города, не имея четкого представления, куда едет и что намерена делать. На ее банковском счете было около сотни фунтов стерлингов, она безработная, ей негде жить, а в ближайшем будущем заработать денег не удастся. Ей лишь хотелось убраться куда подальше, но даже в таком состоянии она понимала, что не может ехать куда глаза глядят.

Прижавшись к обочине, она остановила машину и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Она не будет плакать. Больше никаких слез. Она выплакала океаны слез за прошедшие три года, когда узнала, что Джеймс смертельно болен, а теперь ей следует жить дальше.

Но где она будет жить? Скоро наступит ночь, а ей негде остановиться. Сможет ли она поспать в автомобиле? Вряд ли. Сейчас апрель, и ночью она просто замерзнет. Друзья живут слишком далеко, с большинством из них она потеряла связь после того, как заболел Джеймс и они с ним переехали в Эссекс. Единственный человек, который может ее понять, Эмили. Но они с Эндрю в отъезде, и к ним сейчас действительно не время обращаться за помощью. Это будет просто несправедливо.

Остается Сэм.

Тот Сэм, который предлагал ей избавиться от ребенка.

«Нет, — подумала она. — Он такого не предлагал». Он предложил ей свою помощь, что бы она ни решила. Сказал — он верит, что она примет правильное решение.

И он дал ей свою визитку.

Опустив глаза, Эмелия нашла небольшую прямоугольную карточку, лежащую над рычагом переключения передач на куче конфетных фантиков и мелких монет. Вытащив визитку, она набрала телефонный номер.

— Хантер!

Сэм говорил рассеянно и лаконично. Вероятно, он был занят, и Эмелия, струсив, едва не повесила трубку. Но вот он заговорил снова, на этот раз мягче:

— Эмелия?

«Как он догадался?»

— Привет, Сэм, — произнесла она, не зная, что говорить дальше, но он, очевидно, понял ее.

— Проблемы?

— Вроде того. Слушай, извини, я предполагала, что ты занят. Просто нам действительно необходимо поговорить. Я попала в довольно глупую ситуацию… — Она тихонько вздохнула, потом еще раз.

Он прервал ее, желая добраться до сути дела:

— Я не занят. Ты где?

Она огляделась. Давным-давно ей по пути встретился знак, указывающий поворот на Суффолк, где, по словам Эмили, жил Сэм. Неужели она приехала сюда неосознанно? Возможно, она ездила, наматывая круги, не заботясь ни о чем.

— Я не уверена, но где-то в Суффолке, близко к трассе А140. Скажи мне свой адрес.

— Поместье «Льняное поле». Указатель наполовину увит плющом, но поворот будет единственным на участке дороги в пару миль, поэтому ты не проедешь мимо него. Ищи большие железные ворота с решетчатым ограждением для крупного рогатого скота, это в северном направлении. Ворота открыты, въезжай в них и найдешь меня. Ты, вероятно, где-то поблизости. Я буду тебя ждать.

Эмелия нерешительно въехала в огромные открытые железные ворота. Длинная узкая лента асфальтированной дороги пролегала между посадками деревьев и наполовину увитой плющом кирпичной стеной. Но вот она перешла в гравийную, а перед глазами Эмелии появился красивый старинный дом в георгианском стиле, увитый глицинией. Она невольно ахнула от удивления.

Портик с белыми колоннами, огромная парадная дверь, элегантные окна, сквозь которые в темноту лился приветливый свет.

Как красиво! Конечно, тропинки нужно прополоть от сорняков, решетчатое ограждение починить. Но краска на окнах свежая, а латунная ручка на парадной двери сияет. Пока Эмелия в восхищении любовалась домом, дверь открылась, и гравийную дорожку залил золотистый теплый свет.

Здесь так приветливо и так безопасно.

И внезапно Эмелии показалось, что ей нигде не будет так хорошо, как здесь.

Сэм подошел, открыл дверцу ее автомобиля и улыбнулся. В его прекрасных синих глазах она заметила беспокойство.

— Привет. Итак, ты меня нашла.

— Да.

О, как ей хотелось, чтобы он ее обнял! Но Сэм не стал этого делать. Хотя, если бы он ее обнял, она бы совсем расклеилась, а ей не хотелось плакать. Эмелии казалось, что, расплакавшись, она уже не сможет остановиться.

— Пошли в дом. Ты выглядишь измотанной. Я приготовил тебе гостевую комнату.

От его заботливости и щедрости слезы навернулись на ее глаза, и она с трудом сглотнула:

— О Сэм, тебе не обязательно было это делать.

— Разве? А куда ты ехала?

Она проследила за его взглядом, который остановился на чемодане на заднем сиденье. Эмелия пожала плечами:

— Не знаю. Плана у меня не было. Я просто ушла. Я так рассержена!

— На клинику?

— Нет. На свекра и свекровь.

Сэм изумленно приподнял бровь и протянул Эмелии руку — решительную и теплую — и помог выйти из автомобиля. Он был похож на непоколебимую скалу посреди бушующего океана.

— Пошли. Тебе срочно требуется большая кружка дымящегося горячего шоколада и удобное кресло у камина. Ты поела?

Эмелия покачала головой.

— У меня есть сэндвич, — сказала она, в доказательство доставая его из сумки.

Проворчав, Сэм повел ее в дом, подняв чемодан легко, словно пушинку. В элегантной прихожей с черно-белым мраморным полом в клетку он поставил чемодан и провел Эмелию на большую кухню вдали от лестницы.

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая