Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 33
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
На опушку я вышел осторожно. В двух километрах от леса шла дорога, забитая техникой, беженцами и скотиной, которую гнали на восток.
И вот на эту забитую дорогу, выстроившись в круг, и пикировали «юнкерсы». Работали они пулеметами, было видно, что бомбы уже использованы и немцы добивают боезапас.
— Наши, — сказал кто-то срывающимся голосом. Обернувшись, рядом увидел всех сержантов, которые, широко открыв глаза, смотрели на побоище впереди.
Сержант Лапоть не ошибся — над видневшимся вдалеке городом появились пять точек, оказавшихся истребителями-бипланами.
— У них скорость почти одинаковая, разницы в сотню не будет. Не догонят, — хмуро сказал я.
— Как же так?! По людям, по скотине… А, товарищ старший сержант? Зачем? — срывающимся голосом спросил Морюхов.
— Смотри, сержант. Смотри на настоящую натуру немцев. Видишь, какие они рабочие-пролетариаты? Запомните все: немцев бить надо! Бить! Пока они руки не успели поднять! Ясно?! Общечеловеки, бл…! — добавил я, вспомнив свое время.
Меня самого воротило от того, что натворили немецкие летчики. Военной техники на дороге фактически не было. В основном беженцы, и по ним гитлеровцы нанесли бомбово-штурмовой удар, как будто это полноценное подразделение Красной Армии.
— Твари! — сплюнул я.
— Товарищ старший сержант… а что делать? Может, помочь?
— Для этого есть люди. Возвращаемся к машине… Не понял! Бойцы, кругом! К машине шагом марш!
Следуя за печатавшими шаг сержантами, я постоянно оборачивался на удаляющуюся опушку. «Юнкерсы» уже закончили и, не обращая внимания на идущих на форсаже «чаек», выстроились в боевой порядок и направились на свой аэродром. «Чайки», так и не догнав немцев, беспомощно покружили над дорогой, после чего потянулись обратно.
— Что там, товарищ старший сержант? — спросил Малютов.
— Бойня там. Топорик давай, будем машину маскировать. Булочкин — в охранение, остальным — маскировать машину.
Когда мы выехали в поле, то были похожи на двигавшийся большой куст. На опушке я приказал повернуть сразу направо, проследовав дальше прямо по полю, рядом с лесом. Действия мои были обоснованны проще некуда. На дороге завал, который только-только начали убирать, да и уцелевшим беженцам в глаза смотреть не хотелось, и видеть, что натворили немцы, тоже большой охоты не было. Хотя, на мой взгляд, показать сержантам следовало бы, для злости.
— Товарищ старший сержант… вроде самолет, — сказал вдруг ефрейтор.
— Чего? — не понял я, так как в это время пристально рассматривал дорогу, наполовину скрытую дымами пожарищ.
— Самолет впереди, — повторил Малютов уже увереннее.
Присмотревшись, я тоже увидел загнанный в лес самолет. И хотя виднелся только хвост с нарисованной красной звездой на зеленом фоне, сразу определил в нем «ишачка».
— Тормозни около него, посмотрим, — приказал я.
Остановившаяся машина гармонично вписывалась в опушку, не привлекая к себе внимание. Спрыгнув на землю, я крикнул:
— Ко мне!
Впятером мы быстро осмотрели машину. В кабине был погибший летчик, мы осторожно вытащили его и отнесли в кузов ЗИСа, место там нашлось.
— Филиппов Геннадий Арсеньевич. Старшина. Одиннадцатый иап, — прочитал я документы вслух.
Самолет на вид был исправен, хотя потеки масла на моторе и дыры в кабине и на плоскостях навевали нехорошие мысли.
Сделав отметку на карте, мы сели в машину и поехали дальше. Город объехали — все подъезды к нему оказались забиты беженцами, и нам пришлось двигаться дальше по проселочной дороге, где было посвободней. Сержанты строго исполняли мой приказ и в пять пар глаз следили за небом, а при любой опасности стучали по кабине. Но как бы то ни было, к трем часам дня мы подъезжали к расположению полка.
Остановившись у часового с синими петлицами, я спросил, старясь перекричать порыкивание грузовика:
— Где семнадцатый бап расположился?
Боец молча показал рукой направление, с интересом разглядывая нас.
— Погнали. Вон туда, где разлапистое дерево, — велел я ефрейтору, а сам при этом с любопытством разглядывал два десятка «чаек», замаскированных на опушке маленького леса.
— Не одни мы тут.
— Что, товарищ старший сержант?
— Я говорю, вон СБ стоит, видишь механиков рядом? Вот езжай к ним, наверняка наши.
Первое, что я услышал, когда вылез из остановившейся машины, было:
— …да я тебе эту железку в жо…у засуну! Ты что мне принес?
Хмыкнув, я тихо сказал:
— Вот я и дома.
Посмотрев на подходившего ко мне техника-лейтенанта, отдав честь, спросил:
— Товарищ лейтенант, не подскажите где находится штаб семнадцатого бомбардировочного полка?
— Знаю. Но не подскажу. Кто такие?
Доложив ему, кто я и откуда, получил указание, как добраться до нашего полка. Сам лейтенант был не из «наших», а из соседнего, истребительного.
— Малютов, машину отгони вот под то дерево и жди указаний. Товарищи сержанты, подхватываем вещи, и за мной.
Дождавшись, когда они построятся с чемоданами в руках, направился к штабу, расположившемуся в одном из уцелевших домиков пионерского лагеря.
И первым, кого я увидел, был Никифоров, с доброй улыбкой ожидавший меня у входа в штаб.
«Явно доложить успели», — подумал я и вздохнул.
— Товарищи сержанты, подождите, скоро начштаба полка освободится, а вас,товарищ старший сержант, я попрошу проследовать в мой кабинет.
— Суворов, на уколы, — крикнула из коридора санитарка тетя Вера.
— Иди, бедолага, — захохотал Сашка Турнин, летчик с разведсамолета, лежавший вместе со мной в палате. У него, в отличие от меня, пуля избороздила ногу, но Лютикова решила оставить его в медсанчасти полка, ранение считалось не таким тяжелым, чтобы отправлять в госпиталь.
— Иду, — хмуро ответил я.
— Нечего было целоваться под бомбежками, вот теперь и смирись.
— Да иди ты!
Под хохот Сашки я вышел из палаты. Двоих наших соседей по койкам не было — ушли утром на озеро рыбачить.
В санчасти я уже семь дней, с того времени, как вернулся в расположение. Сержантов устроили в соседний полк. Правда, они все еще безлошадные, машин не хватало даже для опытных летчиков, однако парни жадно изучали матчасть, в основном моего ЛаГГа, который чинил Семеныч. Говорят, скоро новое сердце для него подвезут. Погибшего летчика, что мы привезли, с почестями похоронили, «ишачок» эвакуировали, на нем сейчас командир соседнего полка летает. Спасибо за него передавал. Командиры меня не ругали, так как уже знали все подробности боя, но долечиваться потребовали строго, так что я был как бы в изоляции. Кто такой Гора, мне так и не сказали, но Никифоров, судя по его виду, знал, кто это был.
Со скуки выпросил у особиста тетрадь, в которую стал записывать все, что помнил во взаимодействии бомбардировщиков и штурмовиков с истребителями. В заголовке большими буквами написал:
«Дневник летчика-истребителя Суворова: Дела, мысли, выводы».
Полностью разложил по схемам свои бои и до мельчайших подробностей расписал, где ошибся и как нужно было действовать.
Раскрываю себя? Да по фиг. Тут парни летают, горят в машинах, а я записал их же наработки, вплоть до сорок пятого года. СЕЙЧАС если внедрить все, что я написал в виде методички, получится огромный прорыв для авиации.
Выйдя в коридор, подошел к процедурной и опасливо заглянул в кабинет.
— Марина Викторовна, можно?
— Суворов? Ну заходи, — плотоядно улыбнулась докторша.
Еще раз опасливо взглянув на нее, я, закрыв за собой дверь, прошел к скамейке, обитой кожей. В нос ударил специфический запах лекарств, перебиваемый спиртом.
Наши слегка странные отношения, сердитые с ее стороны и опасливо-довольные с моей, длились уже второй день. А все началось с того, что объявили воздушную тревогу — к аэродрому подлетали «хейнкели». И так удачно совпало, что прыгнули мы с ней в одну противовоздушную щель, причем только вдвоем, остальные заняли другие.
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая