Идти полным курсом - Комм Ульрих - Страница 4
- Предыдущая
- 4/78
- Следующая
Однако за несколько недель до выхода в море до Гамбурга дошли дурные вести: на севере Бразилии голландцев потеснили португальцы, а англичане выбили испанцев с Ямайки. Для Карфангера это означало потерю многолетних надежных торговых партнеров. На поиски новых нужно было время, и он решил отложить это до будущей зимы.
Пришлось Карфангеру довольствоваться партией силезского полотна, которую надлежало доставить в испанский порт Кадис. Зато почти наверняка был обеспечен обратный груз — несколько сотен бочек малаги. На сей раз Карфангер предпочел бы изменить своему правилу плавать в одиночку. Испанские воды, особенно западное Средиземноморье и Гибралтарский пролив кишели берберийскими пиратами. Эскадры быстроходных маневренных парусников рыскали здесь в поисках добычи. Но ожидать попутного конвоя — значит потерять драгоценное время, да и «Мерсвин», похоже, отправлялся в свой последний рейс. Потом Карфангер собирался заложить новый корабль, полностью отвечающий его представлениям и требованиям.
Старина «Мерсвин» без капитального ремонта, на который нужна куча денег, не мог и думать плыть через Атлантику. Но он ещё вполне мог послужить на рейсах в Англию, Голландию или в балтийском каботаже.
Именно в постройку нового корабля собирался Карфангер вложить всю прибыль с этой навигации. А сейчас его кошелек был почти пуст: покупка дома в Новом городе и обстановки обошлась куда дороже, чем он ожидал.
Выбора у Карфангера не оставалось и он все более укреплялся в решении отправиться в Испанию, когда оттуда через Голландию пришла добрая весть. Адмирал Михель де Рюйтер со своей могучей эскадрой выступил против берберийских пиратов, дерзость которых перешла все границы, пока Англия с Голландикй целых три года воевали за господство на морях.
Но уже вскоре после отплытия стало казаться, что на сей раз фортуна отвернулась от капитана Карфангера. Началось с того, что в море «Мерсвин» вышел на несколько недель позже обычного, потом в Ла-Манше судно попало в полосу густейшего тумана. А когда тот рассеялся, задул такой крепкий встречный вест, что им понадобилась почти неделя, чтобы пройти пролив. И только в первых числах мая паруса «Мерсвина» наконец наполнил свежий атлантический бриз, и капитан приказал взять курс зюйд-вест.
Вот уже несколько дней Карфангер не снимал тяжелых сапог и задубевшего промасленного плаща. Иногда днем при хорошей видимости он поручал старый бравый корабль заботам штурмана Яна Янсена, а сам устраивался на бухте пенькового каната, чтобы подремать часок-другой, прислонившись к бизань-мачте. Все остальное время он мерил шагами палубу на шканцах, то и дело поднося к глазам подзорную трубу, следил за волнением и ветром, вглядывался в очертания других судов на горизонте и отдавал команды на нужный маневр.
Теперь, когда паруса «Мерсвина» наполнил свежий ветер, и судно перескало просторы Атлантического океана, у него появилась возможность ненадолго отвлечься от забот о команде, судне и грузе. Карфангер окликнул штурмана:
— Я думаю, в ближайшее время ветер не переменится. Ближе к вечеру, когда он задует в корму, можно будет поставить лиселя. Я пойду пока прилягу. Команде тоже отдыхать. Но вы глядите в оба!
— Есть глядеть в оба, капитан, — отозвался Ян Янсен.
Он не был новичком. В свое время ему довелось огибать грозный мыс Горн, под началом де Рюйтера бороздить просторы Тихого и Индийского океанов. С тех пор прошло немало лет, десятка полтора, не меньше. В ту пору Ян Янсен служил простым матросом, а де Рюйтер был молодым капитаном, вроде нынешнего Карфангера. Совместная служба под началом голландца де Рюйтера прочно связывала капитана и штурмана «Мерсвина».
— Спокойной вахты, штурман, — Карфангер ещё раз окинул взглядом горизонт, оглядел такелаж и паруса и только после этого отправился на ют и спустился в узкий проход между каютами правого и левого борта, в которых размещались корабельный плотник, такелажный мастер, боцман и штурман.
Проход вел к капитанской каюте, мало чем отличавшейся от ей подобных на других торговых суднах. В боковых отсеках, выдававшихся за обшивку бортов, располагались отделенные от прохода занавесками койки — по две с каждой стороны, над ними — крошечные иллюминаторы. Под пятью кормовыми окнами, параллельно транцу, стоял обитый толстым сукном топчан. По обе стороны его — ряд невысоких рундуков. Два высоких — до самого подволока — шкафа заняли оба простенка у двери. У топчана стоял стол, принайтовленный к покрытому ковром полу. Не были намертво закреплены только три кресла с гнутыми ножками, расставленные полукругом у стола, над которым раскачивался на цепях окованный железом фонарь.
Некоторое время Карфангер не отрывал глаз от этого причудливого маятника, потом энергично тряхнул головой и подумал: чепуха, фонарь неподвижен, как неподвижно Солнце. Зато все остальное находится в движении — звезды, Луна и Земля. Ветер и волны раскачивают судно, в то время как фонарь… Еще недавно он светил в Гамбурге, теперь вот приплыл вместе с судном сюда, сам оставаясь неподвижным…
Карфангер провел ладонью по лбу, словно стирая эту мысль, и не раздевшись, в тяжелых сапогах и задубевшем от соли плаще рухнул в кресло у стола, заваленного книгами, морскими картами и навигационными приборами.
Собственно, только изобилием книг и отличалась эта капитанская каюта от любой другой: книги на немецком, голландском, английском и французском языках громоздились на рундуках, до половины закрывая кормовые окна. Конечно, капитан «Мерсвина» отдавал Богу Богово, однако в повседневной жизни и труде предпочитал руководствоваться не только мудростью Писания.
Он вдруг подумал, как много изменилось в мире с тех пор, как Христофор Колумб в поисках Индии отправился на запад, или последний уцелевший корабль Фернана Магеллана впервые обошел вокруг света. Карфангер извлек из вороха книг на столе Ветхий завет, открыл его и прочитал:"И нарек Адам жену свою Евой, ибо стала она матерью всех живых». «Всех живых» стояло там, а не «всех живущих». Но прежде чем Карфангер успел над этим задуматься, его сморил сон и голова упала на согнутую руку, закрывавшую притчу об изгнании из рая.
«Мерсвин» спешил вперед, переваливаясь с борта на борт на крутых гребнях волн Атлантического океана. Одинокая фигура Яна Янсена с подзорной трубой под мышкой по-прежнему маячила на шканцах. Уже несколько часов штурман мерил шагами палубу; остановившись, он взглянул на небо и едва успел подумать, что солнце уже в зените, как сверху, с мачты, донесся крик марсового:
— Эгей! Парус впереди слева по борту!
Ян Янсен взлетел по трапу на ют и навел подзорную трубу. Но до встречного судна оказалось слишком далеко. Пошло не менее получаса, прежде чем тот приблизился достаточно, чтобы разглядеть детали. Пузатый галеон глубоко сидел в воде, и, суда по огромному блинд — парусу, построен был на верфях Англии. Но на фок-мачте развевался флаг принца Оранского, а на грот-мачте — нидерландский флаг. Флагов на бизань-мачте и кормовом флагштоке видно не было: мешали паруса и такелаж.
Штурман прикинул, что встречный парусник потянет тонн на пятьсот против неполных трехсот «Мерсвина». Отсюда следовало, что у незнакомца больше пушек. Все это следовало оценить как можно раньше на случай, если намерения встречного корабля окажутся не из лучших. От наметанного глаза штурмана не укрылось и преимущество незнакомца в парусном вооружении, тем более что «Мерсвину» пришлось бы в случае сражения убрать лиселя, чтобы лучше маневрировать.
Галеон подходил все ближе, и вскоре Янсен мог уже отчетливо различить в его левом борту четырнадцать орудийных портов. Еще четырнадцать орудий правого борта и две кормовых пушки — на судах такого типа они обычно устанавливались по обе стороны от руля — давали в общей сложности тридцать орудий, в то время как «Мерсвин» нес всего пять восемнадцатифунтовых пушек по каждому борту и две двадцатичетырехфунтовых на корме.
На ют поднялся боцман Клаус Петерсен.
— Ну, что там видно, лейтенант?
- Предыдущая
- 4/78
- Следующая
