Последний поединок - Халемский Наум Абрамович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/61
- Следующая
Он улыбнулся, зажмурил глаза и по-актерски воздел руки.
— Завидую вам, дети! Вы молоды. Вам дано увидеть многое: возделанные поля Европы и ее великие города, подлинную культуру и подлинный порядок… Жаль, я очень стар. Меня не удержали бы здесь ни за какие блага! Я знаю, вы будете еще меня благодарить…
Русевич первый заметил у ворот завода двух полицейских. Он спросил:
— А эти господа что, пришли с вами? Видно, опасаются, как бы мы слишком не поблагодарили вас?
Гость передернул плечами и достал карандаш.
— Они не вмешиваются. Просто они выполняют приказ комендатуры. Я мог бы, конечно, обойтись и без них, однако не я устанавливаю порядки… Итак, — он указал карандашом на Тюрина, — имя, отчество, фамилия, национальность и возраст?
…Так подготавливалась спортивная встреча с командой «Рух». Старый человек с лицом монаха и глазами ищейки до позднего вечера составлял список. Вряд ли он знал, что сейчас от самих этих людей зависело, отправят ли их в далекую неволю или оставят в неволе здесь. Но пленники понимали, что шефу не составит труда объявить набор новой бригады. Он привел бы в исполнение свою угрозу, если бы спортсмены-грузчики отказались от игры. В тот вечер, когда ушел «монах», они проголосовали решение. Решено было играть…
Тяжело раздумывая о чем-то, необычно замкнутый и угрюмый Дмитрий Свиридов в заключение сказал:
— Решение принято всеми — прошу это запомнить, ребята, — я никого не понуждал. Быть может, это последняя наша игра. Что ж, проведем ее достойно. Однако никто из нас не знает своей судьбы. Всякое может случиться, и потому, я думаю, следует всем нам запомнить и этот совет наш и наше единодушное решение.
Вспоминая позже матч с хвастливыми молодчиками из «Руха» — их заносчивые позы перед началом игры, их растерянность и смятение уже при первой решительной атаке киевлян, Русевич не мог удержаться от улыбки. Защитник «Руха» по кличке «Бизон» оказался очень набожным человеком. Принимая мяч, он не забывал перекреститься, отчаянно «мазал» и выкрикивал слова молитвы, бил противника по ногам, слезливо причитая на все лады: «О слава Иесусу» «О матерь троеручица» «Аминь!» Когда первый мяч забился, как рыба, в сетке ворот «Руха», этот «набожный» вдруг стал безбожником и так отозвался о «троеручице», что судья был вынужден призвать его к порядку.
Киевляне узнали своих любимых мастеров мяча. Разгромленный «Рух» с позором покинул футбольное поле. Сияющий герр Шмидт охотно давал интервью многочисленным корреспондентам. Он чувствовал себя виновником торжества. В довершение удачи он познакомился на стадионе с молодой киевлянкой, видимо страстной любительницей футбола, Нелли и пригласил ее в ресторан с надписью на двери «Только для немцев».
Позже оказалось, что Неля отлично знала многих игроков «Динамо», так как не пропускала ни одного матча. К шефу она проявила заметную благосклонность, и они условились о новой встрече.
Русевич заметил и шефа в первом ряду, и рядом с ним яркую белокурую девицу. Где-то, когда-то он ее видел и раньше. Кажется, она мелькала среди тех восторженных девиц, что ожидали спортсменов у ворот стадиона, спорили о мастерстве игроков, строили прогнозы ближайших спортивных встреч, впрочем мало что смысля в футболе, а имея совсем другие интересы.
Победа над «Рухом» — 6: 0 в пользу Киева — не была главным результатом этого матча. Главное, что о команде хлебозавода узнали и киевляне, и оккупанты. После матча, когда спортсмены возвращались на хлебозавод, задумчивый Свиридов, признанный всей командой капитан, негромко сказал Русевичу:
— Боюсь, Николай, что это лишь начало.
— Но ведь начало-то хорошее! — заметил Русевич. — Теперь они не будут задаваться, куркульские сынки…
Дмитрий положил руку на его плечо.
— Правильно, однако теперь нас будут принуждать играть.
— Мы согласились на встречу потому, что другого выхода не было, — развел руками Русевич.
Утром на завод прибыл свежий номер оккупационного листка, в котором была помещена заметка о матче. Хроникера, по-видимому, мало интересовал результат состязания, зато он восхищенно описывал «народные гуляния» на стадионе, «атмосферу доверия» между завоевателями и местным населением, спокойствие немецкого тыла.
Ваяя Кузенко яростно скомкал газету:
— Ну, брехуны!..
— Дело понятное, ребята, — сказал Климко. — Вся эта затея с матчем нужна им для втирания очков: вот, мот, как у нас за линией фронта — тишь да гладь, в футбол играют…
В этот день работы было мало. Не прибыли машины с мукой, и шеф обеспокоенно выглядывал из окна конторы, не появится ли Тюрин, которого он послал с поручением на элеватор. Тот появился лишь после обеденного перерыва, необычайно возбужденный и веселый. Тюрина в команде знали как большого весельчака, неутомимого собеседника и человека, склонного к фантазерству. Еще издали Тюрин крикнул:
— Друзья, займитесь своим туалетом: пару дней отдыхаем!
Тюрин лишен был возможности разъяснить товарищам, что произошло, — на крыльце его нетерпеливо ждал шеф. Вместе они поднялись по крыльцу в контору.
Наконец Тюрин освободился. С опаской оглядываясь на окна конторы, он немедленно, а нескрываемой веселостью, стал рассказывать окружившим его грузчикам последние новости. Закладывая палец за пальцем, Тюрин говорил:
— Первое: элеватор оцеплен войсками, за три квартала закрыты подходы к нему. Говорят, там рванула мина с часовым механизмом. «Часового мастера» обнаружить не удалось. Второе: в город прибыла знаменитая немецкая футбольная команда. Она будет играть с венграми.
Хлебозаводцы уже слыхали о команде «Будапешт», составленной из футболистов венгерских воинских частей.
Чувствуя, что находится в центре внимания, Тюрин закурил и обратился к подробностям — как шел он по городу, как увидел афишу и т. д. Свиридов попросил Тюрина рассказывать толково, без живописных подробностей. Обидевшись, Тюрин перешел на сухой, официальный тон.
— В город прибыла знаменитая футбольная команда немецких военных летчиков — «Люфтваффе». Ее именуют «победительницей Восточного фронта». Она стяжала славу на футбольных полях Берлина, Вены, Праги, Парижа, Будапешта, Софии и Бухареста. В афишах сказано, что «Люфтваффе» еще не знала поражений и что она проведет свой очередной матч в Киеве с командой венгерских мастеров футбола.
В заключение Тюрин со вздохом добавил, что вход на стадион разрешен только военнослужащим германской армии, по специальным пропускам.
— Интересно бы глянуть! — увлеченно воскликнул Кузенко.
Тюрин невесело усмехнулся:
— А ты обратись в комендатуру. Интересно будет глянуть на тебя…
Возможно, в тот самый час, когда они узнали о предстоявшем матче, капитан венгерской команды в чине младшего офицера, просматривая киевский оккупационный листок, с удивлением прочитал заметку о поражении «Руха». Спортсмен-профессионал, он давно уже слышал, что в этом зеленом городе, раскинувшемся у Днепра, нередко проходили интереснейшие матчи, каких, быть может, не видывал даже Будапешт. Капитан решил выбрать свободное время и побывать у победительницы «Руха».
До матча с «Люфтваффе» ему это, однако, не удалось.
15 августа 1942 года радиорепродукторы возвестили на весь Киев об очередной крупнейшей победе немцев. Диктор, захлебываясь, повествовал о каких-то победоносных атаках, прорывах, опрокинутых флангах противника и могучем фронтальном наступлении. Почему-то на сей раз он не назвал ни фамилий особенно отличившихся генералов, ни города, захваченного в боях, ни количества трофеев, которое радио оккупантов обычно возводило в фантастическую степень.
Передача была построена так, что лишь в конце ее стало ясно: речь шла о футбольном матче между немецкой командой «Люфтваффе» и командой венгров.
Как видно, немецкому командованию нечем было порадовать соплеменников в эти дни, и фашистские радиокомментаторы проявили особенную находчивость и смекалку. Матч между венграми и «Люфтваффе» они изображали как грандиозную битву, а выигрыш немцев со счетом 2: 1 как потрясающую победу.
- Предыдущая
- 13/61
- Следующая