В сладостном плену - Андерсен Блэйн - Страница 34
- Предыдущая
- 34/61
- Следующая
Ингрид так опасалась исходящей от Торгуна угрозы трону, что не раз советовала Хаакону вообще отправить брата в изгнание. Хаакон так бы и поступил, если бы не сомневался в том, что ярлы и воины Трондбергена это допустят.
Его положение правителя целиком зависело от доброй воли этих людей. Они никогда не доверяли Хаакону, как его брату, а он-то знал, что стал королем только благодаря Харальду.
При подобных обстоятельствах изгнание Торгуна могло совершенно подорвать доверие к нему со стороны его приближенных.
Нет, нечего было и думать о том, чтобы таким образом третировать своего брата, тоже члена королевской семьи. Так что Торгун по-прежнему был для него как заноза в седле. А теперь вот похоже на то, что занозу эту и не вытащишь.
Внезапно тяжелые занавеси, отделявшие большой зал дворца от жилых помещений, раздвинулись и вошла пышно одетая и увешанная драгоценностями Гудрун.
— Я слышала голоса, — сказала она.
Платье и накидка Гудрун, облегающие ее небольшую фигуру, были сшиты из тканей разных оттенков зеленого цвета. В тон им были подобраны янтарные бусы, инкрустированные броши в форме трилистника, которыми был украшен ее корсаж.
Ее пепельно-серые, иногда казавшиеся тускло-коричневыми, волосы были собраны в пучок на затылке и перехвачены на лбу хлао.
На шее королевы висело какое-то замысловатое серебряное украшение, по форме и размерам напоминавшее лошадиный хомут. Своими краями оно налезало на расположенные по краям одежды выпуклые броши. Когда она направлялась в сторону трона, то очень напоминала воина, гремящего своим снаряжением.
Хаакона угнетала необходимость делиться со своей не в меру любопытной женушкой очередными проблемами. Однако выбора не было, иначе со свету сживет.
— Это хуже, чем я ожидал. Мало того, что Торгун вернулся живым, так он еще собирается остаться здесь.
— И ты миришься с этим безумием? — Гудрун бросила на него уничтожающий взгляд.
— Если мы хотим удержать трон, то должны услать его прочь, — подытожила она. — Он их любимец.
— Сегодня я не намерен терпеть твои оскорбления. — Хаакон отвернулся. Гудрун часто действовала так, как будто она, а не ее муж, правила страной. Обычно он находил это весьма утомительным. Сегодня это было просто невыносимым.
Если бы Ингрид настойчиво не убеждала сына в большом значении для него политического опыта Гудрун, принадлежавшей к одному из самых влиятельных семейств Трондбергена, то Хаакон никогда бы не согласился терпеть эту вздорную особу.
— Так что ты мне предлагаешь? — вызывающе бросил он. — Ты думаешь ярлы пойдут за тем, кто отправил в изгнание своего кровного родича? Я и так уж едва не вывел их из терпения тем, что разорил его. Тогда мне удалось объяснить это так, что отец вообще предпочел меня в качестве своего наследника. Но мне вряд ли удастся выслать его без всяких на то оснований. Он хоть и не король, но, как ты изволила выразиться, любим народом.
— Вот поэтому-то его и надо выслать, — продолжила Гудрун. — Кто может сомневаться в том, что на его фоне ты не выдерживаешь никакого сравнения. — Она выразительно повела головой, а Хаакон едва удержался от того, чтобы не влепить ей здоровую пощечину.
— Высокого же ты обо мне мнения, — язвительно заметил он.
— Я гораздо полезнее для тебя, чем ты думаешь. И повторяю — его надо изгнать. Хорошо уже то, что у него нет земли, а теперь благодаря шторму, и корабля. Трудно ему будет найти средства для того, чтобы торговать здесь.
— Думаю, что деньги у него теперь, после того, как он доставил Магнусу его дочь, будут. Теперь он сумеет купить боевые корабли, нанять экипажи, может быть, даже пригласить своих ютландских наемников и обрушиться на Трондберген. И ярлы, что вполне вероятно, поддержат эту дерзкую попытку, стоит ему только начать. А из-за чего возникли все эти напасти? Да из-за этой самой, будь она неладна, награды Магнуса. Это все, наверное, проделки его полусаксонского отродья?
— Хорошо, что хоть ты и бездетная, но не безмозглая.
Стрела попала точно в цель, и Гудрун медленно отошла, плотно сжав челюсти, чтобы не ответить такой же колкостью.
— Я только хотела… — начала она и не успела закончить.
Хаакон резким движением руки указал ей на дверь.
— Уходи! — грубо скомандовал он. — Моя голова и без тебя раскалывается. Я чувствую, что если ты останешься, то она просто развалится на части.
Гудрун хорошо знала, что перечить Хаакону, когда он в таком мрачном настроении, лучше не стоит.
— Буду рада доставить вам удовольствие, мой господин, — спокойно произнесла она. Выдержав небольшую паузу, она вышла из комнаты, сердито задернув за собой шторы.
— Тоже мне удовольствие, — негромко проворчал Хаакон, хотя ему было все равно, слышит его Гудрун или нет. — Что-то не тянет меня валяться с этой мегерой.
Гудрун никогда не блистала красотой, но в первое время после того, как ее откопала Ингрид, казалась вполне сносной. То, чего у ней не хватало по части внешности, с лихвой искупалось денежными мешками ее семейства.
И то сказать, больше всего в Гудрун его привлекало то, что ее отец ярл Хальфдан пользовался большой властью. При своей жизни свекор помогал укреплять весьма шаткое положение Хаакона в качестве короля. Теперь же, каких-нибудь два года после того, как он, скрепя сердце, согласился с матримониальным выбором матери, Хальфдана не стало, и Хаакон начал горько сожалеть о своем поспешном согласии на этот брак, политический смысл которого исчез, а становившаяся все более несносной жена осталась.
Так сколько же серебра получил Торгун? Хаакон знал только одно — много. Точной цифры Торгуй не назвал, однако зная богатство Магнуса, Хаакон опасался того, что это довольно много.
Надо встретиться со стариком и убедить его в том, чтобы под благовидным предлогом он взял награду обратно. В самом крайнем случае, следует определить, на какую власть с такими деньгами может претендовать Торгуй.
Ладно, на сегодня хватит. Завтра еще не поздно посетить дом Магнуса, а пока стоит отдать должное меду. Хаакон наполнил, а затем и опорожнил целый кубок, на дне которого он хотел утопить страх за свое будущее.
С тех пор, как Бретана и Бронвин встретились, они проводили время в бесконечном обсуждении невероятных событий, которые произошли с ними с момента их последней встречи.
Поборов смущение, Бретана рассказала о своих интимных отношениях с бывшим недругом. Она ожидала, что Бронвин устроит ей по этому поводу хорошую головомойку и поэтому была немало удивлена, что Бронвин поняла все как надо.
Бронвин нежно улыбнулась своей питомице и шишковатыми пальцами своей руки (увы, возраст) поправила непослушную прядь ее прекрасных белокурых волос.
— Теперь моя девочка выйдет замуж, а потом… Лицо Бретаны осветилось мягкой ответной улыбкой.
— Если на то будет милость Божья или, скорее, Магнуса. Торгун обещал скоро поговорить с ним. Я, наверное, сильно испортила дело своим несносным поведением. О, Бронвин, я и не знаю, смогу ли когда-нибудь помириться с этим незнакомым человеком, которого должна называть своим отцом.
Бронвин попыталась облегчить тяжелое бремя Бретаны.
— Конечно, он не всегда поступал безупречно, однако, судя по твоему рассказу, сейчас пытается все поправить. Может, в твоем сердце никогда не заговорит любовь к нему, но ты хоть попытайся сдерживать к нему свою неприязнь.
Задача была непомерно трудной, может быть, даже невыполнимой, однако Бретана знала, что Бронвин права. Она ничего не добьется, если по-прежнему будет враждебна к старому викингу и, наоборот, хорошие отношения принесут и хорошие результаты. Пусть это будет трудно, но дочь Магнуса решила постараться все исправить.
— Тебе нравится баранина?
— О да, очень. Вообще-то я люблю перепелок, однако на острове мы ими просто пресытились.
— Когда я был в Англии, я там не ужинал. Бретана понимала, что Магнус старается наладить беседу и очень хотела, чтобы он не делал этого. Ведь на самом деле ему было все равно, что она ела на ужин в Нортумбрии, но ведь она обещала Торгуну сделать шаг к примирению.
- Предыдущая
- 34/61
- Следующая
