Милосердные - Андахази Федерико - Страница 13

• Предыдущая
• 13/25
• Следующая

– Bonappitit.

Ответом Полидори стала непроизвольная отрыжка, сухая, громкая и слишком незатейливая, чтобы составить суждение о литературных достоинствах съеденного произведения.

Во время моих подземных экспедиций я совершенно случайно обнаружила нечто, что, вне всяких сомнений, стало для меня воистину бесценным открытием. В проходах, ответвляющихся от узкого туннеля, что пролегает под Сеной и соединяет Нотр-Дам с Сен-Жермен-де-Пре, мне то и дело чудился столь притягательный для меня аромат бумаги и чернил, чьи количества, судя по его интенсивности, могли удовлетворить самые разнузданные аппетиты. Однако то был запах не типографской краски, но волнующее и ни с чем не сравнимое благоухание, какое источают только манускрипты. Мне не составило труда обнаружить проход, который наконец вывелменякисточникусоблазнительногоаромата. Речь идет, как Вы, наверное, догадались, о подвалах, принадлежащих Издательскому Дому Галлан. Моему взору открылось сокровище, ослепительнее которого мне не доводилось видеть: сотни тысяч рукописей от пола до потолка. Я не сразу осознала их ценность. Вы ошибаетесь, если думаете, что это были оригиналы, которые появились на свет в виде книг и снискали бессмертную славу; этим манускриптам был вынесен самый жестокий из всех приговоров, какой только возможен в отношении литературного творения: на каждой обложке стояла красная печать с кратким приговором – НЕ ПУБЛИКОВАТЬ. Если бы я только могла поведать Вам о всех чудесах, которые открылись мне на страницах, обреченных на смерть еще до рождения... уверяю Вас, история европейской литературы могла бы быть совсем иной, куда более славной, если бы хоть некоторые из них, взамен других, прославленных, признанных и почитаемых, увидели свет.

Задавшись целью узнать, кто же был тот неведомый судья, вершивший суд над литературой, что дерзнул определять наше, читателей, будущее, равно как и судьбы еще не написанныхкниг и их авторов, я познакомилась с самым зловещим и невероятным из всех обитателей подземного мира.

Человек, выносивший приговор рукописям, жил в грязной комнате, располагавшейся под библиотекой. За его спиной высилась гигантских размеров машина, занимавшая почти все помещение. Этот безымянный судья создал в своем роде уникальную классификацию всех великих романов. Он тщательно пересчитал в них все слова с первого до последнего, выделил и пронумеровал каждую синтаксическую и грамматическую конструкцию, начав с древних восточных писаний, таких, как Гэндзи-моногатари Сикибу Мурасаки, Калила и Димна, не пропустив Сатирикон Петрония, Книгу о рыцаре Сифаре, Кихота и Назидательные новеллы и конечно же Боккаччо, Кеведо, Копе де Бегу, Кефо, Свифта, Лесажа, Лафайета и Дидро. Пользуясь подобным методом, он разложил каждый роман на исчислимые элементы – страницы и слова, артикли, существительные, прилагательные, наречия, союзы, вес и т.д., и т.д. – и в каждом случае вывел средние величины. Не было оставлено без внимания и то, что не поддается счету, то, что сам он несколько расплывчато называл духовными составляющими, заключенными под переплетами книг. Он уверил себя в том, что подобные субстанции также подлежат объективному изучению при помощи различных методов. Так, например, он подвергал их воздействию тяжелых грузов, высоких температур, пара, резких ударов и тому подобное и таким путем пришел к открытию, что непостижимым образом именно те книги, которые дольше всего живут в памяти человечества, не меняют своего веса после вышеупомянутых экспериментов. Возведя эту особенность в ранг всемирного закона, он изобрел конструкцию, которой дал название читающая машина.

Основу машины составлял большой котел, под которым располагалась топка с пылающими углями.. Аве гигантские трубы насквозь пронзали здание и выходили на крышу. Конструкция была снабжена маленькой дверкой, через которую, собственно, в нее и помещалась рукопись. Первым делом произведение взвешивалось. Бели вес соответствовал средним показателям, сочинение перемещалось в устройство для подсчета страниц, представлявшее собой вал, на котором последовательно крепились зубцы в соответствии с предполагаемым количествомстраниц. Если«положенных»зубцов не хватало, рукопись отправлялась в «камеру сущностей», где подвергалась исследованию с целью объективировать ее духовное содержание. В том случае, если экземпляр проходил все проверки, на нем автоматически ставилась голубая печать ПУБЛИКОВАТЬ, и он завершал свое странствие в длинной трубе, которая вела в типографию. Если же, напротив, рукопись не соответствовала одному из параметров, она, получив красный штамп НЕ ПУБЛИКОВАТЬ, исчезала в черной пасти трубопровода, который заканчивался в самых глубоких подвалах.

В действительности, неизвестный судья изобрел свою машину единственно с целью сэкономить время и таким образом избежать изнурительного чтения. Конечно же, не лень была его вдохновительницей; наоборот, он ставил перед собой задачу освободить как можно больше времени для того, чтобы приблизиться к осуществлению своей заветной мечты, осуществить предприятие, которое должно было оправдать все его мрачное существование: написать совершенный роман. А именно он и никто другой знал формулу. Десятъ лет у него ушло на редактирование романа, который он назвал Ключ к секрету. В тот достославный день, когда он поставил последнюю точку, ему оставалось сделать совсем немного – взять новоиспеченное произведение подмышку и лично отнести его в типографию. Ведь, в конечном счете, он был сам себе судья. Однако, ему не удалось устоять перед соблазном. Он открыл дверку своей машины и с довольной улыбкой предоставил книге следовать законным путем. К его ужасу изобретенный им самим артефакт с решительным презрением изрыгнул из себя рукопись и отправил ее в преисподнюю библиотеки.

Кочегар ничего не успел сделать, чтобы помешать судье решительным шагом войти внутрь своей машины.

Исполненная, ужаса, я смотрела на труп, который лежал на собственной рукописи в глубоком подземелье библиотеки. Как и на первой странице манускрипта, на лбу судьи алело несколько букв: НЕ ПУБЛИКОВАТЬ.

Первые годы своей жизни я провела в умиротворенном затворничестве. Но я была счастлива. У меня был мой собственный рай. Все необходимое находилось рядом, под рукой. Во время моих ночных вылазок я могла проникнуть в любую библиотеку Парижа и полакомиться самыми экзотическими книгами, написанными на диковинных языках, которые со временем я научилась понимать. Я не нуждалась ни в чьем обществе. Однако приближалось то время, когда мне предстояло стать женщиной, и нечто ужасное должно было войти в мою жизнь.

• Предыдущая
• 13/25
• Следующая