Армадэль. Том 2 - Коллинз Уильям Уилки - Страница 2
- Предыдущая
- 2/95
- Следующая
Совсем не то было с женой майора. Возможность, на которую не обратил внимания её муж, что новая гувернантка могла быть моложе и привлекательнее прежней, сразу же представилась уму миссис Мильрой. Она не сказала ничего. Втайне поджидая и втайне испытывая своё постоянное недоверие, она не возражала тому, чтобы муж и дочь оставили её и уехали на пикник, нарочно для того, чтобы иметь случай увидеть новую гувернантку первой. Гувернантка приехала, и тлеющий огонь ревности вспыхнул в миссис Мильрой в ту минуту, когда она и красивая гувернантка в первый раз посмотрели друг на друга.
По окончании свидания подозрения миссис Мильрой тотчас пали на мать мужа. Миссис было известно очень хорошо, что майор ни к кому другому не мог обратиться в Лондоне для получения необходимых сведений, ей было хорошо известно, что мисс Гуильт явилась по объявлению, напечатанному в газете, однако, зная это, она упорно закрывала глаза со слепым неистовством ревнивой женщины на этот бесспорный факт, и, наоборот, вспомнив последнюю из многочисленных ссор между ней и свекровью, кончившихся разлукой, она убедила себя, что мисс Гуильт была приглашена свекровью из мстительного чувства сделать вред ей. Заключение, сделанное даже слугами, свидетелями семейных скандалов, и сделанное справедливо о том, что мать майора, выбирая хорошо рекомендованную гувернантку для дочери своего сына, не считала своей обязанностью обратить внимание на то, неприятна ли будет красота этой гувернантки для жены майора, никоим образом не могло прийти в голову миссис Мильрой. Решение, которое её ревность к мужу во всяком случае заставила бы принять после того, как она увидела мисс Гуильт, вдвойне подкрепилось убеждением, теперь овладевшим ею. Только что мисс Гуильт закрыла дверь комнаты больной, как она прошипела слова:
— Не пройдёт и недели, моя милая, как вы отправитесь отсюда.
С этой минуты в бессонные ночи и томительные дни единственная цель, занимавшая эту больную женщину, состояла в том, чтобы найти предлог, как отправить новую гувернантку из дома. Помощь сиделки в качестве шпиона была куплена, как миссис Мильрой привыкла покупать другие услуги, которые сиделка не была обязана оказывать ей, — подарком платья из гардероба её госпожи. Один за другим наряды, теперь ненужные миссис Мильрой, использовались на то, чтобы удовлетворить жадность сиделки, ненасытную жадность безобразной женщины к нарядам. Подкупленная таким щегольским платьем, какого ей ещё не давали, домашняя шпионка получила секретное приказание и с гнусной радостью принялась за своё тайное дело.
Дни проходили, а дело не подвигалось, ничего из слежки не выходило. И госпожа, и служанка имели дело с женщиной, которая в хитрости им не уступала. Беспрестанные внезапные приходы к майору, когда гувернантка была в одной комнате с ним, не могла открыть ни малейшего неприличия в словах, взглядах или поступках с той или другой стороны. Подсматривание и подслушивание под дверями спальни гувернантки показали, что она долго по ночам не гасит свечу в своей комнате, что она стонет и скрежещет зубами во сне, а больше ничего. Бдительное наблюдение днём показало, что она аккуратно относила на почту свои письма сама, вместо того, чтобы отдавать их слугам, и что в некоторых случаях, когда она могла располагать своим временем, она вдруг пропадала из сада и обратно возвращалась одна из парка. Раз, только раз сиделка нашла случай пойти за ней из сада, и мисс Гуильт тотчас же заприметила её в парке и спросила чрезвычайно вежливо, не желает ли она гулять вместе с нею. Маленьких обстоятельств такого рода, которых было совершенно достаточно для воображения ревнивой женщины, было примечено множество, но обстоятельства, на которых можно было бы основать достаточный повод к жалобе майору, не было никаких. День проходил за днём, а поведение мисс Гуильт оставалось постоянно правильным, и отношения её к хозяину и к её ученице — постоянно безукоризненны.
Потерпев неудачу в этом отношении, миссис Мильрой старалась найти достаточный предлог к жалобе в аттестатах гувернантки, выпросив у майора подробное письмо, которое мать писала ему об этом. Миссис Мильрой читала и перечитывала его и никак не могла найти слабый пункт, отыскиваемый ею в каждой части письма. Все обыкновенные вопросы в подобных случаях были заданы, на все был дан простой и добросовестный ответ. Единственная возможность к придирке, которую можно было найти, заключалась в последних фразах письма.
«Я была так поражена, — говорилось в письме, — грацией, изяществом, обращением мисс Гуильт, что я воспользовалась случаем, когда она вышла из комнаты, и спросила, каким образом поступила она в гувернантки? Самым обыкновенным образом, сказали мне, грустное семейное несчастье, в котором она показала себя благородно. Она очень чувствительная девушка и не любит говорить об этом с посторонними. Это естественное нежелание, которое всегда деликатность предписывала мне уважать. Услышав это, я, разумеется, проявила такую же деликатность и со своей стороны. Разузнать семейные горести бедняжки не входило в мои обязанности. Мой долг было сделать только то, что я сделала, — удостовериться, что я нанимаю способную и достойную уважения гувернантку для моей внучки».
Старательно обдумав эти строчки, миссис Мильрой при сильном желании найти эти обстоятельства подозрительными, конечно, нашла их такими. И она решилась разведать тайну семейных несчастий мисс Гуильт с надеждой найти в них что-нибудь полезное для достижения своей цели. Для этого было два способа: она могла или расспросить гувернантку, или ту женщину, которая поручилась за неё. Зная по опыту находчивость мисс Гуильт при ответах на неприятные вопросы, которые она задала ей при первом свидании, миссис решилась на последнее.
«Я прежде расспрошу поручительницу, — подумала миссис Мильрой, — потом и эту тварь и посмотрю, совпадут ли обе истории».
Письмо было короткое. Миссис Мильрой сначала уведомляла свою корреспондентку, что состояние её здоровья принуждало её оставлять дочь совершенно под влиянием и присмотром гувернантки. По этой причине она старается больше многих других матерей узнать во всех отношениях ту особу, которой она полностью поручила свою единственную дочь. По этой причине её можно было извинить за то, что она задаёт поручительнице после превосходной аттестации, полученной от неё мисс Гуильт, несколько простых вопросов. После этого предисловия миссис Мильрой прямо приступала к делу и просила, чтобы её уведомили об обстоятельствах, принудивших мисс Гуильт пойти в гувернантки.
Письмо, написанное в этих выражениях, было отдано на почту в тот же день. Утром, когда должен быть получен ответ, ответа не поступило. Настало следующее утро — и ответа всё не было. На третье утро нетерпение миссис Мильрой перешло через все границы. Она вызвала сиделку, как мы уже говорили, и приказала ей самой получить письмо в это утро. В таком положении находились теперь дела, и при таких домашних обстоятельствах произошёл новый ряд событий в Торп-Эмброзе.
Миссис Мильрой только что взглянула на часы и опять протянула руку к колокольчику, когда дверь отворилась и сиделка вошла в комнату.
— Пришёл почтальон? — спросила миссис Мильрой.
Сиделка молча положила письмо на постель и ждала с нескрываемым любопытством, какой эффект произведёт оно на госпожу.
Миссис Мильрой вскрыла конверт в ту же минуту и увидела печатную бумажку, которую она отбросила, около письма, на которое она смотрела, написанного её собственным почерком! Она схватила печатную бумажку. Это был обычный циркуляр почтамта, уведомляющий о том, что её письмо было отправлено по адресу и что той, к кому оно было написано, не нашли.
— Что-нибудь не так? — спросила сиделка, приметив перемену в лице госпожи.
Вопрос этот остался без внимания. Письменная шкатулка миссис Мильрой стояла на столе возле кровати. Она вынула из неё письмо, которое мать майора писала к сыну, и отыскала имя и адрес мисс Гуильт.
«Миссис Мэндевилль, 18, Кингсдоун Крешент, Бэнсуотер», — прочитала она, а потом взглянула на адрес своего собственного возвращённого письма: никакой ошибки не было сделано: адрес был точно такой же.
- Предыдущая
- 2/95
- Следующая
