Окрась это в черное - Коллинз Нэнси - Страница 30

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая

Китайская Народная Республика

Чи Ю By и его жена, Мей Ли, были простыми рабочими и жили в двухкомнатном доме на окраине города Паньпу. И Чи Ю, и Мей Ли считали себя «современными людьми». Они женились по любви, а не по договоренности семей, познакомившись на работе, на сборочном конвейере тракторного завода. Будучи современными молодыми рабочими, Чи Ю и Мей Ли понимали важность контроля над рождаемостью для страны и партии. Когда в этом году Мей Ли забеременела, они оба подписали документ, что после рождения ребенка пройдут процедуру стерилизации. За эту самоотверженность их сделают первыми кандидатами на повышение по работе и удостоят официальной похвалы от партии.

Мей Ли сначала несколько волновалась: а что, если будет девочка? Как ни современна она была, а все же нельзя игнорировать столетиями въевшуюся культуру. Мальчики всегда были намного ценнее девочек. Иметь много сыновей – это и есть китайское определение счастья и удачи. Вот она все беспокоилась, что делать, если будет дочь, но ее в конце концов отвезли в роддом и она родила мальчика, которого они с мужем назвали Чи Ен. Через три дня Мей Ли и ее муж подверглись стерилизации, на которую заранее согласились. Но сейчас, когда прошло две недели, Мей Ли начала бояться, что совершила самую большую в жизни ошибку.

Дом By представлял собой кирпичную коробку с черепичной крышей, такую же, как и все дома неквалифицированных рабочих, выстроившиеся вдоль улиц Паньпу. Две комнаты – это была кухня-столовая и небольшая спальня. Зимой в доме было холодно, летом жарко, а удобства – общие с соседним домом. Мей Ли и Чи Ю мечтали когда-нибудь разбогатеть и перебраться в жилище более комфортное и просторное, но пока что приходилось держать колыбель рядом с керосинкой, которая давала семье тепло и еду. Было около полуночи; Мей Ли сидела около керосинки и с беспокойством глядела на ребенка.

– Мей Ли, почему не ложишься? – Чи Ю стоял в дверях спальни, с растрепанными волосами и припухшими глазами. – Тебе ж утром вставать на работу вместе со мной, и как ты собираешься норму выполнять, если не выспишься? Мастер наверняка заметит...

– Чи Ен меня беспокоит. Он не берет бутылочку.

– Простуда, наверное. Это у всех ясельных детей бывает.

Мей Ли хмурилась и подтыкала одеяльце под ножки ребенка.

– Нельзя было его так сразу в ясли отдавать. Он такой маленький...

– Мей Ли, мы это уже обсуждали. Мы же решили, что отдать Чи Ена в ясли – единственный разумный выход. Твоя мама очень далеко живет, а мы не можем себе позволить, чтобы ты бросила работу...

– Ты прав, Чи Ю. Я знаю, что ты прав. Но не могу не волноваться. Это наш единственный ребенок. Единственный на всю жизнь.

Чи Ю улыбнулся, несмотря на усталость, и поцеловал жену в макушку.

– Это хорошо, что ты тревожишься о своем ребенке. Значит, ты хорошая мать. Я тоже беспокоюсь. Но буду беспокоиться еще сильнее, если мне не дадут повышения.

Мей Ли крепко сжала руку мужа, не отрывая глаз от колыбели.

– Пойди поспи. Я тоже скоро приду. Долго я не буду сидеть – обещаю.

Чи Ю вздохнул и пошел спать, а Мей Ли осталась сидеть на стуле у керосинки, покачивая ребенка и напевая колыбельную. Слышно было, как муж похрапывает в соседней комнате, и этот звук напоминал ей, как она устала. Вдруг веки отяжелели, голова свесилась на грудь. Через десять минут после того, как его мать заснула, Чи Ен перестал дышать.

Золотистый свет пролился в окна дома By, и дверь открылась внутрь, будто задвижку отвели невидимой рукой. На пороге стояла обнаженная женщина с длинными волосами, и они развевались, будто на легком ветерке. На руках она держала новорожденного мальчика с темными волосами и восточным лицом. Незнакомка на миг остановилась возле спящей, потом взяла тельце Чи Ена из колыбели и положила на его место живого ребенка. Так же быстро и безмолвно, как появилась, сияющая женщина вылетела в дверь.

Мей Ли резко проснулась, недоуменно моргая. Наверное, она задремала. Первым делом поглядев на Чи Ена, она удивилась и обрадовалась, увидев, что болезнь у ребенка прошла. Чи Ен счастливо гукал и махал ручками, будто приветствуя мать.

Нью-Йорк

Два голоса в телефоне:

– Она здесь.

– Ты уверен, что это она?

– Абсолютно уверен. У меня нет никаких сомнений.

– Отлично. Я знал, что она приедет, получив вырезки. Но будь осторожен. Она смертоноснее всех, с кем тебе доводилось встречаться, мой мальчик.

– Знаю. Потому-то она меня так и манит.

В комнате кто-то есть.

Это даже не мысль, скорее чувство. Ощущение, полученное дремлющим сенсорным аппаратом и переданное в подсознание. Это на самом деле или только снится?

Да проснись ты, кретинка! -верещит Другая, решая указанный вопрос раз и навсегда. – Мы не одни!

Соня вскочила, выставив клыки, волосы встали дыбом, как шерсть на шее кота. Нет времени гадать, как ее нашли. Нет времени гадать, почему не сработали ловушки. Она припала в низкую стойку, предупреждающе зашипев на незваного гостя в кожаном мягком кресле.

– Совершенно лишние театральные эффекты, миледи, – вкрадчиво произнес Дзен. Страха не было в его глазах. Настороженность – да, была, но страха не было. – Я не замышляю вам вреда.

– Если так, что вы здесь делаете?

– Мои наниматели хотели знать, где у вас гнездо. Они мне сказали пустить за вами «хвост» – вы его, разумеется, помните. Однако меня бояться вам не надо. Я не скажу им, что знаю место вашего дневного отдыха.

– К чему ты клонишь, ренфилд?

Дзен оскорбление выпрямил спину, в глазах его мелькнуло возмущение.

– Я не ренфилд.

– Ты – человек, работающий на вампиров. По моему словарю такая штука называется «ренфилд». По-вампирскому, кстати, тоже.

От этого он еще сильнее вскинулся:

– Я сам себе хозяин, черт вас побери! Я работаю на Луксора и Нюи, поскольку это соответствует моим целям, а не потому, что они защелкнули рабский ошейник на моем разуме!

– Тем больше оснований вам не доверять. Ренфилды по крайней мере не властны над тем, что они делают. Вы же, скорее, – головной баран. Заманиваете своих собратьев-людей на благо напарников-вампиров и набиваете себе карманы!

Светло-синие глаза Дзена будто потемнели, когда он исподлобья глянул на Соню.

– Я не ренфилд и не головной баран. Я такой, как вы.

– Ты совсем не такой, как я!

– Может, да, может, нет. Но вы ошиблись, определяя мой вид. Я не человек – я дхампир.

Соня повернулась к нему и посмотрела пристальнее.

– Дхампир? Я что-тослышала об этом. Предположительный побочный продукт спаривания вампиров с людьми.

Дзен огладил заплетенные локоны – будто Медуза успокаивает своих змей.

– В мире очень мало представителей моей породы. Как я уже сообщил, я дхампир. Моя мать была человеком...

– А отец вампиром? Не может быть. Вампиры – мертвецы, у них сперма безжизненна. Пусть они способны на эрекцию, даже на эякуляцию, но к размножению они не способны.

– Мне хорошо известна прокреативная слабость живых мертвецов, – фыркнул Дзен. – Если вы позволите мне продолжить, я объясню. Мой биологический отец был вполне человеком, хотя я понятия не имею, кто он был, да это и не важно. Моя мать была проституткой – из Уайтчепеля. Очевидно, моим отцом оказался какой-то пьяница, у которого в штанах нашелся двухпенсовик и способный на эрекцию член. Когда я был зачат, моей матери было – обратите внимание – только четырнадцать лет. Но вскоре после начала беременности моя мать встретилась с неким джентльменом благородной наружности. Ноблем, как вы сами догадываетесь.

Пару месяцев подряд она была его фавориткой, пока ее состояние не стало заметным. Такие вещи для вампиров – проклятие. Они навеки застыли в потоке времени, неизменные и недоступные изменению. Увядание и смерть их человеческих любовников – это одно дело (в конце концов энтропия – служанка вампиров), – но создание новой жизни! Да, это им напоминает, что они исключены из природной цепи. Они притворяются, что им отвратительно людское размножение, но втайне они завидуют и ревнуют до безумия.

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая