Окрась это в черное - Коллинз Нэнси - Страница 27
- Предыдущая
- 27/47
- Следующая
Огр фыркает, как африканский кабан, и открывает последнюю дверь ключом величиной с монтировку.
– Желаю повеселиться, – хрюкает он.
Внутри клуба темно – света от выкрашенных розовым тусклых ламп достаточно лишь для того, чтобы люди-служители не спотыкались и не падали. Полно бархатных штор, античных статуй и викторианской мебели. Но первое, что привлекает мое внимание, – свисающие с потолка люди: мужчины, женщины и дети. Представлены почти все главные этнические группы. Они голые и висят на крюках, привязанных к рояльным струнам. Некоторые завернуты в колючую проволоку. Есть среди них ободранные, с обнаженными мышцами. И все они живые.
Что-то теплое и мокрое капает мне на руку – кровь. Я поднимаю глаза – надо мной висит наполовину ободранный молодой мужчина. Мясо ниже колен с него тщательно снято, остались только кости. Он улыбается мне, как средневековый мученик, и глаза его то уходят в сторону, то снова наводятся на меня, когда он говорит:
– Милости просим в «Черный Грот», миледи.
Остальные люди-люстры подхватывают его приветствие голосами размытыми и сонными.
Вот это местечко для меня, -мурлычет Другая.
Я слишком отвлеклась на хор освежеванных херувимов, чтобы давить в себе голос Другой, и потому я слизываю кровь с руки и иду дальше. Ко мне направляется женщина, полностью облитая черным латексом, если не считать горла, руки сунуты за спину в единственную перчатку. Идет она под звон болтающихся цепей. На ней ошейник, длинной стальной цепью прикрепленный к стене. Из обнаженной яремной вены торчит внутривенный катетер.
Вперед выходит стройный юноша в кружевных трусиках и накрахмаленном переднике. На золотом подносе у него шприц и хрустальный бокал для вина.
Я гляжу на шприц, потом на шею женщины с катетером. Лица ее я не вижу – оно скрыто кожаной маской, рот застегнут на молнию снаружи. Глаза у нее влажные и блестящие, как у зверя в капкане.
Встряхнув головой, я отворачиваюсь. Обстановка вызывает у меня отвращение и интерес. В углу зала струнный квартет играет Сороковую симфонию Моцарта соль-минор. Присмотревшись, я замечаю, что у музыкантов во ртах резиновые кляпы, а веки сшиты.
С другого конца комнаты раздается крик, и из занавешенной кабинки выскакивает голый мальчишка не старше десяти лет. За ним вылетает, рассерженно шипя, вампир, одетый в рясу священника. Ближайший официант хватает испуганного мальчишку за волосы и бьет головой о стену, оглушая. Я делаю шаг, чтобы вмешаться, но поп-вампир бьет официанта с такой силой, что ломает ему шею. Голый окровавленный мальчик, шмыгая носом и вытирая кулаками глаза, бежит в объятия вампира. Священник бормочет ему ласковые слова и гладит по волосам, уводя обратно в кабинку. Струнный ансамбль переключается с Моцарта на аранжировку «Лиловой мглы» квартета Кроноса. Из тени выходит огр и вскидывает на плечо тело мертвого официанта, как пустую сумку.
– Я вижу, вы решили взглянуть.
Дзен стоит в сторонке, глядит на меня и криво улыбается. Левая рука его лежит на узких плечах голой девочки лет не больше шести или семи. Глаза ребенка густо подведены, как у египетских жриц, безволосая половая щель зашита.
Дзен перестает улыбаться и головой показывает на одну из занавешенных ниш.
– Мои работодатели хотели бы с вами говорить, миледи.
– Ваши работодатели? А кто они такие?
Дзен приподнимает тяжелый бархат завеса и жестом приглашает меня войти.
– Их Безмятежнейшие Величества Барон Луксор и Леди Нюи.
Имена кажутся знакомыми, хотя не могу вспомнить откуда. В любом случае ясно, что это Нобли. За двадцать лет, что я искала Моргана, мне попался только один имеющий власть вампир – Панглосс, вампирический породитель Моргана. Атак почти все кровососы, с которыми я имела дело, были исключительно мелкой сошкой, часто даже вурдалаками с мозговой смертью. И тут меня ведут не к одному, а сразу к двум Ноблям. Я проверяю, что пружинный нож у меня наготове.
Внутри «аудиенц-зала» стоит антикварное полуторное кресло, на котором расположился вампир мужского пола, голый, если не считать кожаной набедренной повязки, пояса для чулок, самих черных шелковых чулок и мягких кожаных туфель. Стрижка чуть напоминает «Битлз» – черные волосы обрамляют лицо без бровей и ресниц. Кожа настолько бледна, что кажется прозрачной, как тонко отполированный опал. У ног вампира лежит человек, тоже мужского пола, в костюме из латекса, свернувшись, как преданная гончая. Я переключаюсь в спектр Притворщиков, чтобы оценить ауру лорда вампиров. Она действительно мощная, пульсирует и пузырится вокруг его головы кипящим сахаром.
– Вы барон Луксор?
Губы Нобля растягиваются подобием улыбки.
– А вы – Синяя Женщина?
– Я Соня Блу, если вы это имеете в виду.
Луксор медленно садится, не отводя от меня глаз. Несомненно, он меня тоже оценивает.
– Мы приказали Дзену за вами присмотреть. Старик говорил, что вы рано или поздно придете.
– Старик?
– Панглосс. – Луксор встает, чуть покачнувшись на четырехдюймовых каблуках. – Это он нам рассказал о вас – что вы оставили Моргану отметину, переварили его химеру...
– Вы все говорите «мы», но я вижу только вас одного. А где леди Нюи, о которой говорил Дзен?
Луксор улыбается и поворачивается ко мне лицом, блеснув клыками.
– О, она здесь! Она всегда здесь.
Вдруг его опалесцирующая кожа рябит и дергается, мышцы под ней танцуют. Талия лорда вампиров уходит внутрь, будто сдавленная невидимой рукой. Мышцы на груди колышутся и расцветают парой небольших, но вполне пригодных грудей. Набедренная повязка опадает, когда Луксор втягивает мошонку в себя. Кости на его лице хлюпают и скрипят, перестраиваясь в более мягкое и женственное лицо. Густая струя медных локонов льется с кожи головы на плечи. Должна признать, что на меня это произвело впечатление. Такое владение собственной формой – вещь непростая, даже для Нобля.
Леди Нюи хлопает в ладоши, и раб в латексном коконе вскакивает и бежит в тень. Он тут же возвращается с шелковым кимоно, украшенным бабочками. Леди Нюи, расставив руки, позволяет ему себя одеть.
– Зачем вы меня искали?
– Нам сказали, что вы – создание огромной силы. И достаточно... целеустремленное. И что вы желаете смерти Лорда Утренней Звезды.
– А вам что за дело до этого?
Леди Нюи достает шприц и вставляет его в катетер, торчащий из локтевого сгиба каучукового раба. Не прерывая разговора, она нацеживает четверть пинты крови и выливает ее в фужер для шампанского.
– Морган – наш враг уже много столетий. Представители наших родов дерутся между собой еще со времен Бурбонов. Несчетно погибло ренфилдов, защищавших нас от его нападений. Мы хотим, чтобы он умер раз и навсегда.
– И что?
Леди Нюи отвечает не сразу, а сначала принюхивается к нацеженной крови, потом отхлебывает. Одобрительно улыбается и жестом приглашает меня угощаться.
– Исключительный букет. Прошу вас, попробуйте. Из моих личных запасов, как видите.
Уже два дня прошло, как я последний раз пила, да и то кровь зверя, а не человека. У меня ладони начинают чесаться при взгляде на каучукового раба.
– Н-нет, спасибо.
Леди Нюи смотрит на меня изучающим взглядом, рассеянно вертя бокал в ладонях.
– Ах да... Панглосс говорил нам, что у вас странная привязанность к людям... Но вы же пробовали их кровь?
– Да.
– Отчего же вы тогда колеблетесь? Все люди, которых вы сегодня видели, пришли сюда по собственной свободной воле. Они умоляли нас их использовать. В мире полно тех, кто жаждет собственного уничтожения. Они тянутся к нам, как мотыльки к огню. И вы это знаете, дорогая.
– И даже дети?
– Это беглецы. Удрали от родителей и опекунов куда более бесчеловечных, чем мы. Они просили убежища, мы его предоставили.
– Я вам не верю.
Сосредоточив внимание на каучуковом рабе, я вижу нити цвета сырых жил, исходящие из его головы и ведущие к Нюи-Луксор. Резким рывком разума я обрываю связь между хозяином и рабом.
- Предыдущая
- 27/47
- Следующая
