Князь Воротынский - Ананьев Геннадий Андреевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/114
• Следующая

Что ж, и на том спасибо. Их можно поставить во вторую засаду. Поближе к Угре. Если первую сомнут литовцы сходу, на второй споткнутся. Время, этот главный козырь, на который сделал ставку Двужил, будет выиграно, литовская рать потеряет стремительность, растянется, что даст предпосылки для победного удара дружины князя Воротынского.

– Если Белев пришлет рать, ею серпуховцев усилим, как думаешь, князь? – вроде бы спросил Михаила, высказав свою мысль Никифор Двужил. – Разумным считаешь так поступить?

– Вполне.

– Думаю, Белев не пошлет дружину, как Одоев, ополчением отделается. Поостережется воевода город оголять. И то верно, случись, ударят татары по Сенному шляху, им первым придется гостей незваных встречать.

Впрочем, разговор тот оказался дележом шкуры неубитого медведя: белевцев они не дождались. Те даже к шапочному разбору не успели. Долгожданные дозоры начали возвращаться с сообщениями о маршруте литовской рати и ее численности. Сообщения те внесли успокоение: тем путем двигается литовская рать, где засада. Одно плохо – велика рать. Более той, о какой сообщил лазутчик. И обоз знатный. Стало быть, нет сомнения в успехе.

– Сколько ни идет, а встречать будем, никуда не денемся, – заключил Двужил. – Не прятаться же за стенами городов, не скрестив мечи? В крепость отступить всегда успеем, если уж невмоготу станет. А пока, с Божьей помощью, бой дадим. Авось, отобьем. Не дозволим грабить деревни и села вотчинные.

Авось, это, конечно, к слову. Двужил все предусмотрел. И то, что по лесной дороге растянется литовская рать, поэтому не сможет навалиться сразу всей мощью, начнет перестраиваться, вот тут в самый раз с боков засыпать стрелами, взять в мечи и копья, а уж после того – с тыла навалиться.

План удался на славу. Передовой отряд (человек пятьдесят) засада пропустила, не выказав себя. Там, дальше, его окружит вторая засада, что близ Угры, и постарается не выпустить никого. Впрочем, если кому и удастся ускакать, все едино толку от этого никакого не будет.

Минут пятнадцать прошло, пока появились основные силы. Не очень-то насторожены всадники. Да и то сказать, от передового отряда никакого предупреждения нет. Уверены литовцы, что поход их окажется внезапным для князя-отступника и, быть может, роковым. Если сын Ивана Воротынского попадет им в руки, вынудят они его воротиться под руку Сигизмунда. Вынудят. Чего бы это ни стоило.

Разорвал тишину лесной глухомани залп трех рушниц, кони и всадники первых звеньев повалились на землю, словно умелой рукой косца посеченные. Болты завжикали. Каленые, железные, пробивающие доспехи шутя. Бой начался.

Литовцы быстро пришли в себя от столь неожиданной встречи и поступили тоже неожиданно для засады: спешившись и прикрывшись щитами со всех сторон, медленно и упрямо пошли на сближение с засадой.

Засадникам ясно, что все они полягут в сечи, случись хоть малая заминка с боковыми ударами, ибо засада готовилась против конницы, которой в сыром логу с густым орешником не очень-то сподручно, а вышло вон как. Теперь равные у них условия, только литовцев вчетверо больше, да и ратники они более опытные. Рушницы теперь уже стреляли не залпами, а какая быстрей заряжалась. Бьют смертельным боем почти в упор, самострелы болтами отплевываются, а строй литовцев словно не редеет – мигом смыкаются щиты, где случается прореха. Что ж, пора выхватывать мечи и сабли из ножен, темляки шестоперов надевать на запястья.

– С Богом!

И в этот самый момент высыпали из лесу, позади литовского строя, казаки и одоевцы. Тоже пешие. Они, быстро оценив положение, разделились. Частью сил принялись обсыпать тех литовцев, что ждали, когда спешившийся отряд сомнет засаду, а частью кинулись на помощь товарищам. Литовцы оказались окруженными. Очень разумный ход. Собственно, он и решил исход боя. Воевода литовский повелел еще нескольким сотням своих всадников спешиться и послал их на засаду, еще сотне велел спешиться, чтобы очистить лес от стрелков справа и слева, остальным же попятиться, чтобы не нести ненужные потери от стрел, этим-то и воспользовался Двужил.

– Вели, князь, дружине в дело!

– Хочу и сам с вами.

– Повремени, князь, пока рука окрепнет. Годков пяток еще не пущу. Не настаивай. Вели дружине в сечу. Не мешкай.

– Да благословит вас Бог, соратники мои. Вперед!

Бой утих часа через два. Литовцев полегло знатно, лишь какая-то часть сумела рассыпаться по лесу, остальные сложили оружие.

На щите, как говорится, въезжал князь в стольный город удела, дружина горделиво гарцевала, следом за ней так же гордо, пеше и конно, двигались казаки городовые и рубежные, стрельцы и ополченцы; замыкали колонну пленные и захваченный литовский обоз. Длинный хвост. Намного длинней рати князя Воротынского.

Колокольным звоном встречает город воеводу-ребенка, улицы ликуют, кланяются княжичу и дружинникам его. И не мудрено: почти все ополченцы живы, дружина сама тоже не поредела, вся вотчина обережена от разграбления, город не пережил осаду, не отбивал штурмов, к тому же прибыток весомый – лошади, телеги, сбруя, оружие и доспехи да выкуп за пленных. Каждый ополченец получит свою долю, и хватит той доли на безбедное житье до самой, почитай, смерти. Еще и детям останется, если с разумом распорядиться обретенным в сече богатством. Вдовам и сиротам тоже равная доля. Хоть как-то это их утешит.

После торжественного богослужения духовный отец князя Ивана Воротынского, взявший заботу и о душе княжича Михаила, посоветовал:

– Дели, княжич, добытое по чести и совести. Богоугодно. Не поскупись для жен и детей тех, кто сложил голову в сече, да вознесутся их души в рай небесный. Разумно бы им определить двойную долю.

– Верно, святой отец. Так и повелю сделать.

– И еще об одном поразмысли, княжич: не отправить ли государю нашему, Василию Ивановичу, из полона знатных литовцев? И гонца не снарядить ли? Глядишь, подобреет царское сердце, снимет он опалу с батюшки твоего, князя Ивана Воротынского.

– Иль сына его оковать повелит, – возразил Двужил. – Может, успех ратный князя Михаила вовсе не к душе царя скажется. Тут семь раз отмерить нужно, прежде чем резать.

– Риск есть, – согласился духовный отец князя. – Не ведаем, по какому поводу попал князь наш в опалу. Если изменником наречен, то и сыну жизни вольготной царь не даст, чтоб, значит, мстителя не иметь…

– Посчитает царь, будто ловко сыграно с литовцами в паре чтоб пыль в глаза пустить, отвести подозрение от опального князя, – поддержал эту мысль священнослужителя стремянный. – Послать бы, думаю, одного вестового – и ладно на том. И не царю-батюшке, а главному воеводе порубежной рати в Серпухов. А то и от этого воздержаться. Решать, однако, князю Михаилу. Ежели рискнуть намерится, Бог, думаю, не оставит без внимания благородство его.

Не долго по мальчишеству своему раздумывал княжич Михаил. Еще раз уточнил только:

– Считаешь, святой отец, батюшке моему поможет, если пленников знатных государю отправим?

– Вполне. Но не приведи Бог, на тебя может опала пасть.

Верно Никифор сказал: заподозрит чего доброго царь обман ради спасения изменщика. Подумает: выпущу я князя, а он в один миг переметнется в Литву. Тогда и тебе несдобровать. Сидеть и тебе в оковах. Иль на плахе жизнь кончить. Но вдруг все же смягчится сердце царское от вести о славной победе и от подарка щедрого?

– Шлю гонца к царю! – твердо решил княжич. – И две дюжины пленников.

Царь Василий Иванович остался весьма довольный присланным Михаилом Воротынским полоном. Он ждал посольство из Литвы, переговоры предстояли трудные, ибо литовцы обвиняли россиян в нарушении условий перемирия, не имея тому веских подтверждений. Наглые они во время переговоров. Очень наглые. Слышат только то, что говорят сами. Но на сей раз им быстро собьет спесь, представив (вот они, ваши голубчики-разбойники, любуйтесь ими!) неоспоримые доказательства агрессивности самой Литвы. «Поглядим, как станут изворачиваться! – предвкушая торжество свое на переговорах, размышлял Василий Иванович. – Поглядим!»

• Предыдущая
• 44/114
• Следующая