Не надейтесь избавиться от книг! - Каррьер Жан-Клод - Страница 6

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая

Ж.-Ф. де Т.: Говоря о носителях этих письменных памятников, вы упоминаете папирус, бумагу. Вероятно, нам стоит вспомнить здесь и другие, более древние, носители, которые так или иначе относятся к истории книги…

Ж.-К. К.: Разумеется. Носители текстов многообразны: стелы, таблички, ткани. И памятники письменности тоже разные. Гораздо больше носителей нас интересует то послание, которое прорвалось к нам из невообразимого прошлого, было передано нам в этих фрагментах. Я хотел бы показать вам картинку, которую нашел в одном из аукционных каталогов, — я получил ее буквально сегодня утром. Это отпечаток ноги Будды. Давайте хорошенько представим себе, о чем речь. Вот идет Будда. Он шагает, овеянный легендой. Один из отличительных знаков, который он носит на теле, это надписи на подошвах ступней. Надписи, само собой, исключительной значимости. Когда он идет, этот след отпечатывается на земле, каждый его шаг подобен гравюре.

У. Э.: Это то же самое, что отпечатки перед Китайским театром [32]на Голливудском бульваре, — только до изобретения письменности!

Ж.-К. К.: Если угодно. Шагая он наставляет — достаточно прочесть его следы. И этот отпечаток конечно же, не просто отпечаток. В нем одном заключен весь буддизм, иначе говоря, сто восемь заповедей, представляющих собой все живые и неживые миры, над которыми возвышается разум Будды.

Но в нем же мы видим всевозможные ступы [33], миниатюрные храмы, колеса дхармы, животных, деревья, воду, свет, нагов [34], священные дары — и все это заключено в одном-единственном отпечатке размером с подошву ступни Будды. Это книгопечатание до изобретения печатного пресса. Эмблематическая печать.

Ж.-Ф. де Т.: Сколько отпечатков, столько и посланий, которые будут старательно расшифровываться последователями. В связи с вопросом об истоках истории письменности как не упомянуть о проблеме возникновения наших священных текстов? Однако именно на основе этих текстов, составленных в соответствии с логикой, для нас весьма туманной, возникнут великие вероучения. Но на чем конкретно они основаны? Какую ценность представляют для нас эти следы ног или, например, наше Четвероевангелие? Почему их четыре? Почему именно эти?

Ж.-К. К.: В самом деле, почему четыре, хотя их было много? И даже спустя долгое время после того, как эти четыре Евангелия были отобраны священнослужителями на церковном соборе, продолжали обнаруживаться другие. Только в XX веке было найдено так называемое Евангелие от Фомы [35], которое древнее, чем Евангелия от Марка, от Луки, от Матфея и от Иоанна, и содержит оно лишь слова Иисуса.

Сегодня большинство специалистов согласны, что существовало даже оригинальное Евангелие, так называемый источник Q [36]— то есть Евангелие-первоисточник от немецкого слова Quelle — которое можно восстановить по Евангелиям от Луки, от Матфея и от Марка, так как все эти три Евангелия ссылаются на одни и те же источники. Это оригинальное Евангелие бесследно исчезло. Тем не менее специалисты, предполагая, что оно должно было существовать, работали над его воссозданием.

Итак, что же такое священный текст? Нечто туманное что-то вроде ребуса? В случае с буддизмом все несколько иначе. Сам Будда тоже ничего не написал. Но он говорил на протяжении гораздо более долгого периода, чем Иисус. Принято считать, что Иисусу было отпущено на проповедь не более двух-трех лет. Будда хотя и ничего не написал, но проповедовал свое учение на протяжении по меньшей мере тридцати пяти лет. На следующий день после его смерти Ананда [37], один из его ближайших учеников, вместе с группой других последователей начал записывать его слова. Бенаресская проповедь [38], первые слова Будды, текст, который содержит знаменитые Четыре Благородные Истины [39], заучиваемые наизусть и тщательно переписываемые, лежащие в основе обучения во всех буддийских Школах, — эта проповедь представляет собой всего один-единственный листок. Изначально Буддизм — это один листок. И этот маленький листок в дальнейшем благодаря пересказам Ананды породил миллионы книг.

Ж.-Ф. де Т.: Это до нас дошел один листок. Может, потому, что все остальные были утрачены. Откуда нам знать? Особую ценность этому листку придает вера. Но может быть, настоящее учение Будды было запечатлено в следах его ног или в текстах, которые на сегодняшний день уже стерты или утрачены?

Ж.-К. К.: В самом деле, было бы, наверно, интересно поставить себя в ситуацию классической драмы: миру угрожает опасность, и мы должны спасти самые ценные предметы культуры, поместить их в какое-то надежное место. Например, цивилизации угрожает гигантский природный катаклизм. Надо торопиться. Мы не сможем все сберечь, все унести с собой. Что выбрать? Какой носитель информации?

У. Э.: Мы видели, что современные носители информации очень быстро выходят из употребления. Зачем же рисковать, обременяя себя предметами, которые, возможно, скоро превратятся в мертвый груз, станут нечитаемыми? Научно доказано, что книги превосходят любой объект, выпущенный на рынок нашей культурной индустрией за последние годы. Так что если мне придется спасать что-нибудь, что легко перемещается и доказало свою способность противостоять пагубному воздействию времени, я выберу книгу.

Ж.-К. К.: Сравним современные средства, более или менее приспособленные к нашей торопливой жизни, с книгой и способами ее производства и распространения. Приведу пример того, как книга может идти в ногу с Историей, подчиняясь ее ритму. В период создания «Парижских ночей» Ретиф де ла Бретон [40]бродил по городу и описывал то, что видел. Видел ли он это на самом деле? Комментаторы расходятся во мнениях. Ретиф был известен как человек, пребывающий во власти своих фантазий, охотно принимающий свой воображаемый мир за реальность. Например, каждый раз, рассказывая, как переспал со шлюхой, он в итоге проговаривается, что это была одна из его бывших подружек.

Два последних тома «Парижских ночей» написаны во времена Революции. Ретиф не только сочиняет рассказы о своих ночных похождениях, но набирает и печатает их по утрам на печатном станке в каком-то подвале. А поскольку в эти неспокойные времена трудно раздобыть бумагу, во время своих прогулок он подбирает на улицах афиши, листовки и варит их, получая таким образом бумажную массу очень низкого качества. Бумага, на которой напечатаны эти два последних тома, совсем не та, что использовалась для первых. Еще одна особенность его работы: из-за нехватки времени он печатает с сокращениями. Например, вместо слова «Революция» он ставит «Рев.». Это удивительно: сама по себе книга передает торопливость человека, который хочет во что бы то ни стало описать увиденное, поспеть за Историей. И если сообщаемые им факты — ложь, значит, Ретиф — феноменальный лжец. Например, он видел одного персонажа, которого назвал «toucheur» [41]. Этот человек незаметно пробирался сквозь толпу вокруг эшафота, и каждый раз, когда скатывалась отрубленная голова, он клал руку на какой-нибудь женский зад.

Именно Ретиф впервые заговорил о травести, которых тогда, во времена Революции, называли «женоподобными» (effemines). Помню одну сцену, над которой мы с Милошем Форманом долго размышляли. Одного приговоренного везут вместе с остальными смертниками на эшафот в повозке. С ним в повозке его собачка. Перед тем как подняться к месту казни, он поворачивается к толпе и спрашивает, не хочет ли кто взять собаку. Пес очень ласковый, говорит он. Он держит собаку на руках, протягивает к толпе. Но толпа отвечает ему ругательствами. Гвардейцы теряют терпение и вырывают собаку из рук приговоренного, которого тут же казнят. Собака скулит и подбегает к корзине, чтобы слизать кровь хозяина. Рассвирепевшие гвардейцы в итоге приканчивают собаку штыками. И тут толпа с яростью набрасывается на гвардейцев: «Убийцы! И не стыдно? Что она вам такого сделала, эта бедная псина?»

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая