Приговор Лаки - Коллинз Джеки - Страница 33

• Предыдущая
• 33/71
• Следующая

За день до начала слушаний в суде он решил показать Клаудии и Леонардо Диснейленд. Путешествие заняло почти целый день и нежданно принесло ему некое подобие успокоения. Ленни необходимо было отвлечься, чтобы взглянуть на вещи со стороны, и это ему удалось. Что касалось Клаудии и Леонардо, то они были в полном восторге. Обоим ужасно понравились и домик Тома Сойера, и замок Спящей красавицы, и «Большое водное путешествие в джунглях», но Ленни подозревал, что главным номером их программы был все же визит в «Гэп»1, где он накупил для Клаудии и для сына целый ворох новых рубашек, джинсов, платьев и блузок.

Простая, искренняя радость Клаудии, которую она даже не пыталась скрыть, тоже помогла Ленни подбодриться. Во всяком случае, мир, который до этого представал ему исключительно в черных красках, стал значительно светлее. Ленни, однако, по-прежнему жалел о том, что Лаки не может примириться с существующей ситуацией. Клаудия, конечно, была очень хороша собой, но для него она ничего не значила. Он и переспал-то с ней отнюдь не по влечению, скорее уж от отчаяния. К тому же если бы он не сделал этого, то скорее всего к этому моменту он был бы давно мертв.

С точки зрения самого Ленни, это было настолько очевидно, что даже не требовало никаких особых объяснений или оправданий.

Так почему же Лаки не хочет этого понять?

Судья, перед которым Мила все же ненадолго появилась, отказал ей в освобождении под залог, обосновав отказ серьезностью выдвинутых против нее обвинений. Ее государственный защитник пытался оспорить это решение, но судья не принял во внимание его неубедительные аргументы.

Ирен, сидевшая в переднем ряду, страдала от собственного бессилия. Она, правда, сняла со счета все свои сбережения, но, поскольку в залоге было отказано, деньги ей не понадобились. Ирен, правда, прекрасно понимала, что, если бы судья выпустил Милу, ей пришлось бы везти дочь домой, и тогда Прайс наверняка вышвырнул бы обеих. Может быть, к лучшему, что все так получилось, рассудила она, не стоит раздражать его, и тогда, быть может, он забудет о своей угрозе. Пока же Прайс лишь однажды потребовал, чтобы она убиралась, да и то потому, что она попала ему под горячую руку. С тех пор он больше ни разу не повторил своей угрозы.

Заметив в зале мать, Мила бросила на нее быстрый взгляд. Она не могла простить Ирен ее бездействия. Почему Ирен ничего не делает, чтобы вытащить ее отсюда? Тедди-то они отпустили, потому что у его папаши было полно денег. Так неужели она должна париться в каталажке только потому, что ее мать небогата?! Это было несправедливо, и Мила свирепела все больше.

А Ирен просто разрывалась между дочерью и единственным в ее жизни человеком, которого любила.

Ее единственной любовью, которой она была верна вот уже почти двадцать лет, был Прайс Вашингтон.

Впрочем, сам он об этом даже не подозревал, а Ирен ничего ему не говорила.

Она продолжала молчать и после того, как у нее родилась Мила. Когда дочь спрашивала, кто ее отец, Ирен рассказывала ей историю о своем русском любовнике, который якобы навещал ее в Штатах, но это была ложь.

Истина же была слишком ужасна, чтобы Ирен осмелилась открыться кому-либо. Это был ее маленький грязный секрет, в который она не могла и не хотела никого посвящать.

Ирен очень хорошо помнила ту ночь, когда все произошло. Прайс и Джини были у себя в спальне.

Оба до одури обкурились «травки» и то и дело звонили ей на кухню, требуя подать им то или се, передвинуть столик, поправить подушки, переключить телевизор.

Дважды Ирен пришлось по их требованию звонить поставщикам наркотиков, а потом мчаться на конспиративную встречу, чтобы привезти хозяину пакетики с зельем.

Тогда Джини еще не была женой Прайса. Стройная, длинноволосая, на удивление красивая и на редкость глупая, она вызывала у Ирен одновременно и восхищение, и презрение. Не восхищаться этой темнокожей красавицей было действительно невозможно, однако она ни в чем не знала меры, и именно из-за нее Прайс большую часть времени был под кайфом.

В ту ночь они не только курили «травку» и нюхали кокаин, но еще и пили шампанское и виски, так что вскоре оба оказались практически в невменяемом состоянии. Ирен была уверена, что один из них вот-вот отключится, но этого все не происходило. Уже под утро они снова вызвали ее в спальню, и, когда Ирен, едва переставлявшая ноги от усталости, поднялась наверх, Джини выбралась из постели в чем мать родила И… заперла входную дверь на ключ.

Ирен это не испугало. Ей было уже двадцать девять лет, и она прекрасно знала, как устроен мир.

У себя на родине она была проституткой и не имела ничего против этой профессии, однако, когда Джини отказалась выпустить ее, Ирен испугалась. Она – нелегальная иммигрантка, въехавшая в страну по чужим документам, – оказалась одна в комнате наедине со своим хозяином и его подружкой, причем оба практически не соображали, что делают. Правда, пока они только смеялись и щипали ее, но она все равно была их пленницей, с которой они могли сделать все, что угодно.

– Расскажи нам о России, – потребовала Джини, падая навзничь на постель. – Правда, что там по улицам ходят белые медведи, которые трахают русских девчонок, как только те зазеваются? А тебя трахал медведь? Не медведь? А кто?

Прайс в это время сидел на полу и, трубно шмыгая носом, нюхал кокаин, рассыпанный по столешнице журнального столика. Ответов Ирен он не слушал – идея помучить белую экономку принадлежала Джини.

– Что вы сказали? – переспросила Ирен, с омерзением глядя на пьяную женщину.

– Да ладно, не строй из себя целку! – заявила Джини, разводя ноги. – Или ты вообще никогда не трахалась? Похоже, что так, иначе бы ты так не напрягалась.

– Как дела, Джини, крошка? – неожиданно спросил Прайс, ненадолго возвращаясь к реальное-. ти. – Ты обещала, что сегодня мы позовем еще одну девчонку. Где же она?

– Ирен должна была все ор… организовать, – пробормотала Джини заплетающимся языком. – Но похоже, она сама к тебе неровно дышит. Ей надоели белые медведи, она хочет попробовать твое стройное, черное тело.

Ирен попятилась к двери.

– Раздевайся, красотка, – приказала Джини. – И не надо так напрягаться. Ведь тебе самой этого хочется, не правда ли?

Ирен бросила быстрый взгляд на Прайса, пытаясь понять, чего хочет он.

– Давай, давай, детка, – пробормотал он, с трудом ворочая языком. – Рас… разоблачайся.

– Может быть, дать ей выпить? – предложила Джини. – Тогда она мигом сообразит, что к чему. Ну давай, не стесняйся, ты не так уж страшна. Скинь юбчонку, прими рюмчонку…

Она захихикала, но Ирен отрицательно покачала головой, и лицо Джини исказилось от гнева.

– В чем дело, ты, русская мразь?'.. – спросила она с угрозой. – Или ты считаешь, что ты для нас слишком хороша? А может, у вас в Москве, или откуда ты там, темнокожих за людей не считают? В общем, так, подружка: если хочешь работать у этого парня, лучше делай, что велят. Да и в любом случае нам уже поздно искать другую девчонку, а ты нам подходишь.

Так что мой тебе совет: брось ломаться…

С этими словами Джини вскочила и, бросившись на Ирен, стала, как безумная, срывать с нее одежду.

Ирен даже не сопротивлялась. Ей отчаянно хотелось остаться у Прайса; потерять эту работу было для нее немыслимо. Ради этого она была готова переспать с Прайсом. Если бы Джини не было рядом, Ирен согласилась бы, Джини тем временем сорвала с нее джемпер и лифчик и сдернула юбку. Ирен не шевельнулась. «От судьбы не уйдешь», – обреченно думала она.

Прайс тем временем пошевелился на полу и попытался встать.

– Эй, а у тебя симпатичные сисечки! – пробормотал он и, с трудом приподнявшись, потянулся к ней обеими руками. – Действительно симпатичные!

Что ж, подумала Ирен, если другого выхода нет, она, по крайней мере, может попробовать получить удовольствие. Подняв руки, она выдернула из своего тугого пучка шпильки, и ее длинные волосы упали ей на плечи. Темные волосы подчеркивали матовую белизну кожи Ирен.

• Предыдущая
• 33/71
• Следующая