Мы наш, мы новый… - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/75
- Следующая
Макаров не раз и не два задавался вопросом: почему происходит именно так? Предоставь концерн все это раньше… И тут же сам себе и отвечал: все было бы так же. От них попросту отмахнулись бы, как, впрочем, это, по сути, и произошло. Ведь не вчера стало известно о пулеметах, не вчера Песчанин обратился к Рашевскому с предложением о переоборудовании позиций, и не просто с предложениями, а с конкретными расчетами и в готовности передать очень многое из того, что потребуется для ее возведения. Слишком поздно? Как бы не так. Не прошло и двух недель после того, как было принято решение о возведении новой линии укреплений, – и она уже практически готова, и это притом что новый рубеж намного длиннее первого. Да, для его возведения пришлось привлечь практически весь личный состав дивизии, на время превратившийся в землекопов, каменщиков, плотников, но ведь это возможно…
Все просто. В России, увы ей, новаторы могли предложить что-то новое и полезное не системе, а лишь отдельным личностям. Вот попытался Песчанин выдать на-гора свои задумки при Стесселе – и напоролся на глухую стену непонимания. Повторная попытка его друзей, когда у руля были уже Макаров и Кондратенко, генерал новой формации и передовых взглядов, – и дело пошло, так как они уже руководствовались не вопросом «как бы чего не вышло», а только лишь стремлением удержать Квантун, удержать во что бы то ни стало.
Похожая история и с бронепоездами, оказавшимися главной ударной силой в происшедшем сражении и нанесшими основные потери противнику. А ведь они были построены не благодаря распоряжению Стесселя, а именно по приказу Макарова, силами флота и концерна. Более того, и в бою они действовали, руководствуясь собственной инициативой, практически не согласовывая своих поступков с сухопутным командованием. Только когда наметилась критическая ситуация на левом фланге, Покручин проинформировал Надеина о своем намерении выйти во фланг и тыл атакующим с намерением нанести сокрушительный удар. Благо Надеин или его начальник штаба, чего уж сейчас-то, быстро сориентировался и стянул все, что только было возможно. А если бы моряки планировали свои действия совместно с командованием дивизии, то тут уж подготовленный заблаговременно контрудар обещал наворотить таких дел, что русские могли бы не просто удержать свои позиции, а погнать противника обратно, возможно, и разбить наголову.
Все это время, с момента назначения его командующим, Макаров метался между Нангалином и Порт-Артуром, а потому выматывался до последнего. Нет, он не мог ничего предложить по производству работ, тем более что сам Кондратенко был по образованию военный инженер, но старался держать руку на пульсе. Как только стало ясно, что проход вот-вот будет свободен, Степан Осипович полностью сосредоточился на эскадре. Нужно было готовить корабли и, самое главное, личный состав к боевым будням. Только перехватив инициативу на море, Россия могла победить в этой войне, он всегда верил в это, а стало быть, ему придется продолжить спор с Того и заставить его отступить. Тем более что для этого у него был неплохой шанс: за время стояния успели отремонтировать все корабли и даже провести профилактические работы по переборке машин. Плохо было с миноносцами – чего уж там, просто катастрофа, – но приходилось играть теми картами, которые были сданы.
Когда Дукельский в очередной раз разбудил Макарова, тот проснулся уже куда более бодрым. Нет, полностью восстановиться не получилось, но и состояния полной разбитости тоже не было. Наскоро приведя себя в порядок, Степан Осипович поднялся на мостик. Понятно, что в море нечего и думать о том, чтобы принимать доклады, и по большому счету ему тут вообще было не место, но он хотел лично присутствовать при прибытии этих кораблей. Это были не просто корабли – это был его залог на успех в предстоящих боях. Эти два корабля были вестниками того, что переход небольшого отряда по Желтому морю – это не иллюзия, а вполне свершившийся факт, и если это возможно для двоих, то по силам и десятку, тем более что десяток будет куда опаснее.
Организация встречи оказалась нелишней, так как напересечку «Чукотке» и «Росичу» уже двигались два отряда из четырех легких крейсеров и четырех миноносцев. Возникшие русские крейсеры вынудили противника изменить курс и ретироваться, бессильно наблюдая со стороны за тем, как в крепость проходит транспорт с необходимыми для осажденной крепости грузами. А чем еще мог оказаться этот пароход?
Было у этого выхода еще одно значение. Как видно, появление на блокирующей линии одних только легких сил говорило о том, что Того еще не имеет информации, что проход удалось расчистить. Возможно, у него были сведения от участвовавших в ночном бою командиров миноносцев, но появление легких крейсеров, имеющих куда более мелкую осадку и габариты, вовсе не означало, что проход свободен. Затонувший пароход вполне могли и развернуть вдоль прохода, что позволило бы вывести «Новика» и «Боярина». А вот выход всех крейсеров уже говорил однозначно о том, что проход свободен. Это обстоятельство неизменно должно было оказать влияние на дальнейшие действия японского адмирала. А вот какими они будут? Что же, война план покажет.
– Экипа-аж! Сми-ирна! Ваше превосходительство, плавбаза «Чукотка» и миноносец «Росич» прибыли в ваше распоряжение. Личный состав здоров, матчасть исправна. Командир миноносца «Росич» прапорщик Песчанин. – Антон, не скрывая своего радостного возбуждения, смотрел на адмирала, который ему показался несколько усталым, ну да не на пикнике – чай, тут война. Сам он тоже изрядно устал – все же больше недели в море в постоянном напряжении, – но он был и помоложе.
– Вольно.
– Вольно!
Макаров внимательно осмотрел экипаж этого кораблика, только что завершившего трудный переход по водам, где господствовал противник. Господи, да ведь это же самые настоящие мальчишки, им еще года по два-три до призывного возраста. Но орлы. Глаза горят лихорадочным огнем, лица полны задора, ну ничуть не уступят бывалым морякам. Отдельной группой стоят офицеры и унтеры. А вот тут полный контраст – все отставники, хотя и выглядят бодро, но видно, что годы у них уже не те, хотя, как говорится, есть еще порох в пороховницах. А вот знаков различий никаких. Кхм.
– Прапорщик, давайте пройдем в вашу каюту.
– Прошу, ваше превосходительство. Виктор Михайлович, командуйте.
– Что так-то, по имени-отчеству, перед строем? Непорядок, – когда они наконец оказались в каюте Антона, попенял адмирал.
– Так звание только у меня, остальные по-прежнему являются бойцами Магаданского ополчения.
– Мой недосмотр. Наверное, старею. Сегодня же представьте списки Петру Афанасьевичу, он командует отдельным отрядом истребителей, в который войдут оба корабля.
– Слушаюсь.
– Докладывайте, как прошел переход.
– Прибыв в Магадан, я организовал рейд по Охотскому морю, уменьшив рыболовный флот японцев на двенадцать вымпелов. Паре судов я дал уйти, чтобы до противника дошло, что «Росич» сейчас охотится в тех водах в составе ополчения.
– Могут и корабли подтянуть.
– Сомнительно, ваше превосходительство, сейчас для них главное – Порт-Артур и Владивосток, а вот если с этим разберутся, тогда вполне возможно.
– Продолжайте.
– Переход прошел без происшествий, нам вполне удалось проскользнуть незамеченными.
– Никого не пытались атаковать? – Макаров вперил в Песчанина внимательный взгляд, и тот, не выдержав, потупился.
– На траверзе Чемульпо нами был обнаружен крейсер, который шел без ходовых огней, я принял решение об атаке.
– Вы с ума сошли?! Откуда уверенность, что это японский корабль?!
– Я в своем уме, ваше превосходительство. Если это был нейтрал – это он сошел с ума, решив бродить по театру военных действий без ходовых огней.
– Прапорщик, запомните раз и навсегда: с вольницей покончено с того момента, как на ваших плечах оказались погоны. Вы получили конкретный приказ не ввязываться в бой без крайней на то необходимости. Вы считаете, что вправе игнорировать мои приказы?
- Предыдущая
- 8/75
- Следующая
