Мы наш, мы новый… - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 37
- Предыдущая
- 37/75
- Следующая
– А как же обстрел?
– Дался тебе этот обстрел, когда там дичи навалило!
Якут только ухмыльнулся и, перехватив поудобнее винтовку, пригнулся и юркнул по ходу сообщения. А что делать, парень только вздохнул и припустил за ним. До первой траншеи спускаться не стали – сейчас основной огонь ведется по ней и батареям. Позиция устроена загодя, перекрыта досками с наваленной сверху землей – это они сами расстарались, никто не собирался оборудовать укрытие для снайперов, расходуя бревна. Ну да, от шрапнели спасет, от мелкого фугаса – уже сомнительно, прямого попадания перекрытию не выдержать, но, может, и повезет, отделаются только контузией. Есть и запасная позиция, тоже на середине склона, правее шагах в двухстах. Некогда об этом, нужно работу делать. До первой цепи порядка трехсот сажен, можно работать.
– Ориентир три, право пятьдесят, офицер, – начал диктовать корректировщик, вооружившись небольшой подзорной трубой. Его задача – выискивать цели, Ивана – уничтожать.
– Вижу.
Видит – вот и хорошо, пора искать следующего. Выстрел. Корректировщик замешкался.
– Ты чего молчишь? Умер или обделался?
– Жду подтверждения.
– Ты тут не умничай, не на стрельбище. Услышал выстрел – значит, готов, – зло бросил Иван.
И что это все взялись сомневаться в его способностях стрелка? То Семен Андреевич, теперь вот этот. В поселке узнают – на смех поднимут. А он стрелок от бога, вон он, генерал, уже и оклемался, мало того, и на позициях. Было сказано «серьезно, но не насмерть», – пожалте, так что он, Иван, свое дело знает, нечего сомневаться.
– Ориентир три, лево шестьдесят, офицер.
– Вижу.
Выстрел.
– Панкратов! Панкратов! Да что ты будешь делать. Смолин, бегом по линии – похоже, провод перебило.
– Есть.
Прапорщик проводил солдатика, зло выматерившись. Судя по последнему докладу наблюдателя, японцы уже должны укрыться за насыпью и начать накапливаться, а тут, как назло, связь перебило. Не дай бог появится ракета – и что делать? Пристрелки не было, три минометные батареи вообще появились здесь только вчера вечером, но им строго-настрого было запрещено выпускать хоть одну мину. Мол, пристреляетесь по ходу, незачем японцам знать, что мертвая зона за насыпью уже и не мертвая вовсе. Знают, что ни одно орудие не может их там достать, – вот пусть и дальше знают. Ну кинут на пару мин больше, вот и пристреляются на ходу, для чего-то их ведь учили. Только секторы и назначили.
Но тут и впрямь ничего сложного, только бы связь с корректировщиком была постоянной, а там можно садить так, что япошкам небо с овчинку покажется. Поглядел он на полигоне, что случается после разрыва мины. Куда там фугасу – мина дает такое количество осколков, что мама не горюй. Опять же скорострельность такая, что закачаешься, – пока одна мина летит, можно еще четыре вдогон отправить, а если на максимальную дистанцию, так и все семь, полет идет по крутой траектории – и можно достать противника там, где и мортира спасует. Вот только дальность… Так себе дальность, всего-то восемьсот сажен. И прямой наводкой не ударишь – минимальная дистанция пятьдесят сажен, а приблизился противник вплотную – собирай манатки и отходи, иначе не накрыть. Но зато для смены позиции не нужно никаких лошадей, один несет трубу, второй плиту, остальные – ящики с минами, в каждом по десять штук. С позицией тоже нет проблем, можно за бугорком пристроиться или вообще на ровной, как стол, поверхности, отрыл окопчик – и готово, тогда тебя только прямым попаданием и достанут.
Вот и сейчас они сидят в окопе, заряжающий нервно вцепился в мину вспотевшими ладонями, ждет команды. Как поступило сообщение от корректировщика, что японцы начали наступление, так и вцепился в нее. Ну и пусть держит, раз уж неймется.
Зазуммерил телефон – стало быть, наладил связь. Вот и молодец.
– Слушаю.
– Ваше благородие, это Смолин. С линией все в порядке, а вот Панкратов…
– Что там еще?
– Нет Панкратова. Осколком зашибло, царствие ему небесное.
– Понял. Возвращайся.
А что ему там делать? Корректировать огонь он не сможет, этому обучены только унтер-офицеры, да и то так себе обучены. Учили его, командира батареи, он учил унтеров. Ни он, ни они боевого опыта не имеют, пробных стрельб было всего-то ничего, по десятку мин на расчет бросили – вот и вся учеба. Оружие новое, боеприпасов не так чтобы и много, и взять их неоткуда, что сумеют сделать на заводе в Порт-Артуре – то и будет, а расход, судя по прошлому бою, должен быть огромным. Хорошее, по всему видать, оружие, но вот практики применения нет.
– Силкин!
– Я, ваш бродь!
– Давай за корректировщика.
– А Панкратов?
– Нету Панкратова. Ну чего стоишь, чай, не на блины сюда пришли. Двигай.
– Слушаюсь.
Едва новый наблюдатель занял свое место, как вверх взмыла красная ракета. Ну, вот и началось, прости Господи дела наши грешные.
– Первое орудие! – Господи, и смех и грех, тоже мне орудие. – Пристрелочным! Огонь!
Глухо, и в то же время как-то звонко хлопнул выстрел, и мина по крутой траектории устремилась ввысь. Разрыва мины они, понятное дело, не услышали – тут вообще вокруг столько разрывов, хорошо, хоть бойцы его слышат.
– Перелет. Уменьшите целик на два деления. Недолет. Увеличьте на одно. Есть! Попали!
– Батарея! Целик пять! Пятью минами! Огонь!
Первая атака захлебнулась, когда казалось, что удержать эту лавину, несущуюся на русские позиции, уже невозможно. А все началось с того, что чувствующие себя в безопасности уже практически завершившие накапливание части на левом фланге внезапно подверглись массированному артиллерийскому обстрелу. Эти минометы… Фок, конечно предполагал, что японцам придется не по вкусу подобный обстрел, но он даже не представлял, что может натворить всего лишь дюжина подобных стволов, с их невероятной скорострельностью.
Подвергнувшись внезапному и губительному обстрелу, японские офицеры погнали солдат вперед, но даже таким образом выскочить из-под огня у них никак не получалось. Стрельба минометов своевременно корректировалась, и разрывы мин сопровождали атакующие цепи. Затем был кинжальный огонь пулеметов. Только увидев своими глазами, что могут сделать эти погремушки, к которым у него было весьма сомнительное отношение, он наконец осознал, что это за оружие. Понятно, что ему были известны результаты массового применения пулеметов, но одно дело знать, другое – видеть, как под непрерывный стрекот выкашиваются солдаты противника, словно колосья пшеницы под косой крестьянина во время жатвы. В настоящий момент на позициях было не двадцать пулеметов, как планировалось Кондратенко, а сорок. Дополнительные двадцать пулеметчиков были сняты с бронепоездов, в настоящее время располагавшихся за холмами, на временной ветке железной дороги, и ведущих огонь на подавление батарей противника. Плотность огня была такой, что наступающая пехота словно нарвалась на какую-то непреодолимую стену, не имея возможности перейти незримую грань буквально в полусотне саженей от русских траншей.
Но упорства и ярости японским солдатам было не занимать. Несмотря на страшную картину, представшую перед ним – не каждому дано вот так хладнокровно смотреть на то, как люди гибнут буквально сотнями, – Фок не мог не восхититься мужеством японской пехоты. Эти маленькие азиаты имели поистине большое и храброе сердце, если могли вот так, влобовую, идти на пулеметы. Если, несмотря на непрерывный огонь, все же сумели преодолеть ту незримую линию, проведенную русским оружием.
Но всему есть предел, настал он и для этих храбрецов, устремившихся в беспримерную атаку. Трудно сохранять упорство, когда видишь падающих вокруг товарищей, когда тех, кто еще стоит на ногах и продолжает атаку, становится все меньше и меньше, когда вокруг тебя с омерзительным и завораживающим свистом проносятся пули, эти свинцовые вестники смерти. На левом фланге противник начал откатываться.
- Предыдущая
- 37/75
- Следующая
