В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов - Страница 44

• Предыдущая
• 44/63
• Следующая

Еще кое-кто рассказывал, что у меня, как у Синей бороды, была «тайная комната», всегда закрытая. Да, действительно, в подвале имелось одно закрытое помещение. Можно назвать его и таинственным – из-за массивной железной двери и надежного замка. Такая предосторожность против грабителей была оправданна: там хранились вина, крепкие напитки и столовое серебро. Но назвать этот подвал тайником можно было только основательно в нем «наугощавшись».

«Значит, должна быть другая комната, в которой можно уединяться», – решила полиция. На сей раз «загадочной» стала каморка, где хранилась фотоаппаратура. Но объяснялось все просто: здесь на полу стоял небольшой металлический ящик, в который я складывал семейные счета. Иногда я просматривал их на игровом столике, но расположиться попросторней мешала приоткрытая дверь. После того как столик несколько раз опрокинулся, я стал запираться, не придавая этому никакого значения.

Как уже говорил, фотографировал я тут же. Но у меня не было необходимости прятаться, потому что я всегда выбирал время, когда никого не было дома. Работал быстро. Привычное дело занимало минут пятнадцать, редко – полчаса. Иногда я делал это по ночам, когда все в доме спали. И никогда не беспокоился…

Но Отто Даниэльссон уже плел свою сеть и терпеливо ждал моих ошибок.

По сравнению с Вашингтоном и Москвой, способы связи в Стокгольме были значительно упрощены. Никаких долгих загородных поездок к «почтовым ящикам», никаких конспиративных встреч. Наше с Ющенко положение сталкивало нас гораздо чаще, чем требовала нелегальная работа. «Метод рукопожатий» стал самым ходовым. А если требовалось передать более крупные вещи – Ющенко всегда мог, не привлекая внимания, прибыть в командную экспедицию по вполне легальной причине и получить заодно секретный пакет. Казалось, он специально держал массу «открытых» дел про запас, чтобы использовать их в нужный момент. Иногда мы применяли совершенно новый для меня способ передачи. «Метод шкафчика», как мы его называли. Он был до примитивности прост: у обоих имелись ключи к одному и тому же шкафчику или ящичку, установленному в надежном месте. Например, в моем или в его доме, даже в посольстве или в квартире какого-нибудь советского дипломата. Дома у Ющенко мы использовали «тайничок», встроенный в ванной комнате…

Сейчас, написав это, я припомнил вдруг эпизод, в котором такой ящичек как раз и сыграл главную роль.

Однажды вечером мы сражались в бридж на квартире у Ющенко. Гостями были только шведы. Я отправился в туалет, затем вымыл руки в ванной, где и положил пакет в «тайничок». Едва я вышел, туда удивительно быстро устремился другой шведский офицер и заперся изнутри. Я знал, что он тесно связан с СЭПО. Затрудняюсь сказать, принадлежал ли он к команде Даниэльссона? Отправился ли в ванную специально, чтобы определить, не спрятал ли я чего-нибудь? Во всяком случае, шкафчик он не вскрыл. Через некоторое время Ющенко условным жестом дал мне понять, что забрал пакет.

В феврале 1958 года, прежде чем Стиг, с его точки зрения, успел наработать хоть что-то серьезное, от Петра Павловича через Ющенко поступил запрос: нельзя ли обычным радиоприемником прослушать на указанной частоте одну русскую станцию и определить качество приема? Задание агент выполнил – станция, о которой шла речь, принималась довольно прилично. Правда, иногда сила звука понижалась, но затем вновь восстанавливалась – единственная, пожалуй, «закавыка». Веннерстрем передал свой ответ через Ющенко. Его, в общем-то, не особенно интересовало, какова цель порученной проверки. Рано или поздно это все равно прояснится. Но прояснилось месяц спустя при довольно сенсационных для шведа обстоятельствах и в крайне примечательном месте – в Восточном Берлине.

Петр еще в Хельсинки интересовался, как Стиг отнесется к следующей встрече, скажем… в Восточном Берлине – ради разнообразия. Для уха шведа это звучало заманчиво, почти захватывающе. Кроме того, было и убедительное обоснование такой поездки. Хороший знакомый Веннерстрема служил в Германии начальником авиационного командования в Висбадене и давно уже приглашал к себе в гости. Об этом знакомстве Стиг рассказал Петру с особым удовольствием – подобные контакты обеспечивали повышенный престиж в глазах Центра.

И вот однажды встреча все же была назначена на конец марта. Но определили ее не Веннерстрем с Петром. Это сделал висбаденский знакомый. К нему по приезде швед прежде всего и направился.

Имя этого высокопоставленного генерала никогда не упоминалось открыто, после ареста Стига СЭПО никогда не спрашивало о нем, и американская комиссия по расследованию также не дала прессе никаких сведений. Исходя из этого Стиг тоже никогда не раскрывал его имени, хотя при желании любой мог узнать это без особого труда. Веннерстрем же молчал, полагая, что наверняка генерал был глубоко оскорблен в своих лучших чувствах, когда агента разоблачили: так злоупотребить высокопоставленным гостеприимством!..

Но тогда швед ехал к нему без каких-либо скрытых целей – если отбросить оправдание поездки в Восточный Берлин. Хотя вряд ли это объяснение могло как-то умерить генеральский гнев.

В американской прессе появлялись утверждения, что Веннерстрем был специально послан Центром, чтобы шпионить за ним. В действительности дело обстояло совсем не так. Возможно, что арестованный и сказал во время допросов в 1963–1964 годах что-то, что заставило американскую комиссию по расследованию, а значит, и прессу сделать такой вывод. Но даже если и так, следовало бы принять во внимание, что он был подвержен давлению и утроенно преувеличенным изощрениям охраны в течение целого года допросов. Если присовокупить сюда испытание круглосуточным освещением, то неудивителен горький результат: сверхчувствительность к свету и полностью нарушенный сон. Действительность, фантазии, сны и полусны смешались в одну кучу – поэтому протоколам допросов не следует безоглядно верить.

Говорилось также, что Веннерстрем был послан в Висбаден, чтобы во время ливанского кризиса находиться в удобном для наблюдения месте. Но в таком случае Петр Павлович и другие в Центре должны были точно знать, что кризис не начнется до того, как будет определена дата встречи в Восточном Берлине. А разве это возможно? То, что конфликт достиг кульминации именно в период пребывания агента в Висбадене, было чистой случайностью.

На Ближнем Востоке правительство Ливана, дружески относящееся к США, поссорилось с вновь образованной Объединенной Арабской Республикой, то бишь Египтом и Сирией. Беспокойство было большое, могла разразиться гражданская война, и американская морская пехота высадилась для поддержки режима в Бейруте. Можно представить, как сенсационно выглядело в связи с этим то обстоятельство, что гостеприимный хозяин Веннерстрема, без преувеличения, сломя голову бросился в самолет и вылетел на американские базы в Турции. Это случилось накануне того, как Стиг покинул Висбаден. Покинул в спокойном расположении духа, несмотря на сенсацию: он видел слишком много американских генералов, в сумасшедшей спешке бросающихся в самолеты, чтобы это могло разволновать бывалого человека.

Итак, Висбаден стал лишь прелюдией к событию, которое Веннерстрем всю последующую жизнь вспоминал, как одно из самых своеобразных из всех, в которых ему когда-либо приходилось принимать участие.

Он прибыл самолетом из Франкфурта-на-Майне в аэропорт Темпельхоф в Западном Берлине и остановился в отеле «Кемпински». Тут сразу же нахлынули воспоминания, связанные с этими местами, – в нежном юношеском возрасте Стиг год прожил в Германии и теперь, к своему удивлению, узнал этот уютный, симпатичный отель. Он каким-то чудесным образом не только уцелел, но и остался невредимым, хотя во время войны Берлин был разбомблен до основания.

На следующий день, около девяти утра, Веннерстрем отправился на Курфюрстендамм. Оттуда прошел к церкви Кайзер-Вильгельм-Гедехтнискирхе, возвышавшейся подобно монументу. Обойдя церковь, быстро зашагал обратно к станции метро, расположенной напротив отеля.

• Предыдущая
• 44/63
• Следующая