В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов - Страница 30

• Предыдущая
• 30/63
• Следующая

Короче, с самого начала все в Америке ценному агенту ГРУ чрезвычайно понравилось и порождало надежду остаться надолго. Так и получилось: он пробыл в Вашингтоне более пяти лет.

Дебют «рукопожатия» состоялся в русском посольстве, расположенном на 16-й улице. Веннерстрем был приглашен на просмотр кинофильма. Прежде чем войти, остановился на некотором расстоянии от калитки и внимательно осмотрел дом напротив. Перед отъездом из Москвы Петр предупредил, что всех посетителей американцы фотографировали из этого дома с телеобъективом. Учитывая возможность «засветки», Стиг не должен был посещать посольство без официального приглашения. Конечно, с первого взгляда ничего подозрительного видно не было, но несколько окон дома вполне могли использоваться для наблюдения.

Подойдя к Кувинову поздороваться, швед опустил правую руку в карман пиджака. Это был сигнал «передачи». Постоянно держать пленку в кулаке было невозможно: время от времени встречались знакомые, которым приходилось пожимать руку. Значит, содержимое нужно было достать из кармана именно к моменту приветствия. Улучив минутку, когда никого не было поблизости, Стиг развернул на лице радушную улыбку и протянул русскому коллеге руку. И рукопожатие, и передача были моментальными.

Позже они приноровились сходиться почти вплотную, чтобы не стоять с протянутыми на метр руками. И никогда не старались отойти в сторонку – это было бы типичной ошибкой новичков.

Теперь, после всего, я иногда спрашиваю себя: почему не нервничал даже вначале, пока еще не приобрел навыка? Изощреннейшая наглость – только так и можно охарактеризовать мое тогдашнее поведение. Особенно когда приходилось действовать в довольно необычных ситуациях: прямо под носом у американских генералов и послов, иногда в Пентагоне или каком-то другом столь же «подходящем» месте, а однажды – и в самом Белом Доме.

Во всех этих случаях меня снова охватывало странное чувство, знакомое с памятного парашютного прыжка в Норрланде, когда я на какое-то мгновение представил себя идущим к обломкам самолета, чтобы посмотреть на собственное мертвое тело. Объяснение я оставляю психологам – если они заинтересуются феноменом полнейшего отсутствия нервозности.

Пленка, переданная мной в первый раз, содержала разработки миниатюрных электронных ламп, что значилось под пунктом восемь в списке заданий Центра. Я помню этот пункт, потому что обращаться к нему приходилось много раз. Подобная тематика имела большое значение, прежде всего, для ракетостроения. Эти же лампы, правда, в других вариантах, представляли интерес и для Швеции.

Одним из многих знакомых посла Бухемана в высших кругах Вашингтона был шеф ФБР Эдгар Гувер. Однажды Веннерстрему выпал случай поприветствовать его и даже послушать. Рассказывая о наружном наблюдении за дипломатическим корпусом, тот посетовал: «Оно не может быть всеохватывающим хотя бы по практическим соображениям: необходимо девять человек для основательного наблюдения за каждым лицом».

Для активного шведа это звучало успокаивающе, во всяком случае, по отношению к его деятельности. Кроме того, ему любопытно было сравнить с тем, что говорили русские: как-то представитель Министерства внутренних дел Павел Константинович, с которым они встречались в Серебряном Бору, заметил, что для подобной работы достаточно семь человек.

По мнению Стига, Кувинов был личностью, которая, безусловно, представляла интерес для ФБР. Однако русский утверждал, что слежка за ним не постоянная и что ему удалось выработать абсолютно надежный метод ухода из-под наблюдения, не выглядевший, однако, так, будто это делалось специально. Но вся процедура «проверки и ухода» требовала не менее шести часов, поэтому Кувинов старался свести к минимуму число тайных встреч. Как именно ему удавалось уйти из-под наблюдения, он так и не рассказал. А Стиг не спрашивал: зная достаточно много об указаниях Центра, он понимал, что его это не касается. Так же, как и личная деятельность агента не касалась Кувинова.

Вскоре Веннерстрему удалось получить новые сведения о миниатюрных лампах, интересующих Центр. На этот раз результатом его работы в фотолаборатории стали девять кассет с пленкой. Фотографировать документы он обычно старался до или после окончания рабочего дня, когда находился один в своем кабинете военно-воздушного атташе в посольстве. Если бы кто-нибудь и вошел неожиданно, это занятие не показалось бы странным, потому что легально он делал то же самое в интересах шведской разведки.

Поскольку речь шла о девяти кассетах, на метод «рукопожатия» рассчитывать не приходилось. Оставалась операция «почтовый ящик». А значит – предварительное использование радио.

Вечером Стиг захватил из офиса приемник и оставил его на ночь в машине. На следующее утро, чтобы снова попасть в посольство, он выбрал маршрут через Небраска и Массачусетс-авеню. Поставив радиоприемник слева от себя и прижав его к дверце, он потихоньку поехал по знакомой и любимой дороге через ручей Рок Крик. Доехав до моста, вытянул антенну, отсоединил ручку, которая превращала приемник в передатчик, и начал посылать сигналы, работая ручкой как ключом. Это были сигналы морзянки в простейшей комбинации, повторенные несколько раз.

Кувинов в это время организовал в своем офисе дежурство. Сеанс на условленной частоте проходил каждое утро между восемью и девятью часами. Агент мог выбрать любую дату, надо было только уложиться во временной интервал. Его сигнал означал, что он собирается оставить «посылку» в тот же день или вечер в очередном «почтовом ящике».

Миновав мост, Стиг еще некоторое время продолжал подавать сигналы. Проехал мимо арабской мечети, затем пересек поперечную улицу, на которой, примерно в ста метрах, находился особняк советских военных, и только завернув за угол, прекратил связь.

А на следующее утро дежурить на приеме пришлось уже ему, благо, всего полчаса – с 8.00 до 8.30. После этого происходила смена ролей: кто-то из русских должен был проехать мимо офиса шведа, подавая сигнал с другим сочетанием букв. Это означало, что пакет изъят и все прошло благополучно.

Как это ни покажется странным, но спокойному существованию Веннерстрема в какой-то степени мешали воинские знаки отличия шведского полковника ВВС. В США адмиральское звание на мундире обозначается широким золотистым шевроном вокруг рукава, а также одной или несколькими узкими полосками. Именно так и выглядела шведская полковничья форма. Приходилось быть готовым к тому, что это может привести к ошибкам и недоразумениям. Так и случилось, когда однажды репортер из «Санди ньюс» назвал Стига «офицером из Пентагона».

Но еще большее недоразумение – почти убийственное для американского тщеславия – произошло именно в Пентагоне. Впоследствии Веннерстрем не раз рассказывал эту историю друзьям.

Дело обстояло так: США захватили руководящее положение в военной организации НАТО. Этому способствовало условие, по которому главнокомандующий в Европе должен быть американцем, а высший штабной орган НАТО – находиться в Пентагоне, и, таким образом, вне пределов досягаемости.

Недосягаемый штаб размещался в секторе, который назывался «ограниченной зоной». Вход охранялся, и для посещения требовался специальный пропуск. Лишь тех, кто бывал там регулярно, пропускали «по лицу». Однажды у меня возникла необходимость обсудить кое-что со знакомым, служившим как раз в этой зоне. Зная, что не могу пройти к нему, я хотел попросить охрану, чтобы его вызвали ко мне по телефону. Уже издали было видно, что службу в тот день несли французские матросы. Подойдя, я собрался заговорить… но, к моему удивлению, они все одновременно вытянулись по стойке «смирно»!

– Я ищу полковника…

– Пожалуйста: прямо по коридору, третья дверь направо. «Довольно просто», – подумал я. Позвонил у третьей двери и по сигналу вошел.

– Какого черта… Откуда ты взялся? – знакомый был в шоке.

– С контрольно-пропускного пункта!

– Ну, садись. Приятно тебя видеть. А я и не знал, что ты получил сюда пропуск.

• Предыдущая
• 30/63
• Следующая