Южный полюс - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг - Страница 27
- Предыдущая
- 27/81
- Следующая
В этот день мы отличились: вместо намеченных 28 километров прошли все 40. Одеты мы были легко, ни о каких парках не могло быть и речи. Мы сразу же отказались от них. Легкие штормовки поверх нижней одежды – вот и все. В этом походе многие из нас ложились в спальные мешки босыми.
На следующий день нас ожидал сюрприз: ясное небо и полное безветрие. Впервые мы смогли хорошо рассмотреть местность. К югу, как будто, тянулась гладкая равнина, без подъема. Зато к востоку барьер заметно повышался в сторону Земли Короля Эдуарда VII, как нам показалось. В первой половине дня нам попалась первая трещина. Похоже было, что ее занесло снегом очень давно. В тот день мы прошли 37 километров.
Во время заброски провианта на склады нас здорово выручали термосы. Сделаешь привал среди дня и выпьешь по чашке горячего шоколада. Каково – вот так, среди снежных просторов без всяких хлопот подкрепиться шоколадом. В решающий переход на юг мы не взяли с собой термосов. Тогда нам было не до второго завтрака.
Четырнадцатого февраля, пройдя 18,5 километра, мы достигли 80° южной широты. К сожалению, в этом походе нам не удалось провести астрономических наблюдений, потому что наш теодолит забастовал, но последующие многократные наблюдения в этом месте дали 79°59 южной широты. Вполне приличная точность, если учесть, что мы шли в туман. Весь маршрут был размечен флагами на шестах, которые мы ставили через каждые 15 километров. Но так как мы не смогли провести астрономического определения места, было решено, что флагов недостаточно, надо придумать еще какие-нибудь ориентиры. Разбили несколько пустых ящиков на дощечки для всех, но этого было слишком мало. Тут кто-то обратил внимание на лежащую на санях сушеную рыбу, и проблема была решена. Любопытно, кто-нибудь до нас размечал маршрут сушеной рыбой? Вряд ли.
Прибыв на 80° – это было в 11 часов утра, – мы сразу принялись устраивать склад. Вышло солидное сооружение высотой около 3,5 метра. Снеговой покров здесь заметно отличался от того, что было на нашем пути прежде. Кругом лежал глубокий рыхлый снег; видно, он выпал в тихую погоду. И потом, проходя этот участок, мы почти всегда заставали такой же рыхлый снег.
Соорудив склад и сфотографировав его, мы уселись на сани и двинулись в обратный путь. Как-то странно было – сидишь, и тебя везут; мы к этому не привыкли. Престрюд тоже устроился на санях. Первым ехал Ханссен, и, так как достаточно было держаться старого следа, мы вполне обходились без направляющего. Вехи были сложены на последних санях. Престрюд следил за одометром и подавал сигнал через каждые полкилометра, а я втыкал в снег сушеную рыбу. Этот способ отлично себя оправдал. Мало того, что рыба во многих случаях направляла нас по верному пути, она оказалась очень кстати, когда в следующий раз мы возвращались домой с изголодавшимися собаками.
В этот день мы проехали 70 километров и легли спать только в час ночи. Это не помешало нам уже в четыре утра приступить к утренним сборам и выехать дальше в половине восьмого. В половине десятого вечера мы подъехали к Фрамхейму, отмахав за день 100 километров. Мы гнали так не потому, что стремились установить «барьерный рекорд», просто нам хотелось вернуться до ухода «Фрама», еще раз пожать руки нашим товарищам и пожелать им счастливого плавания. Но, перевалив через край барьера, мы увидали, что, как ни старались, приехали слишком поздно. «Фрама» уже не было в бухте. В первую минуту нам стало как-то не по себе, душу сковала непонятная тяжесть. Но здравый смысл быстро взял верх, и мы порадовались, что после долгой стоянки у барьера судно ушло в плавание невредимым. Оказалось, что «Фрам» покинул бухту в 12 часов дня, как раз в то время, когда мы до предела взвинтили скорость, чтобы застать его.
Этот поход позволил нам достаточно ясно представить себе, что нас ожидает. После него будущее не без основания виделось нам в розовом свете. Три важнейших фактора – рельеф, снеговой покров и собаки – были проверены, и результат был такой, что лучшего нельзя и желать. Все в полном порядке. Я всегда высоко ценил собак как упряжных животных. Теперь мое преклонение перед этими замечательными работягами перешло в восхищение. В самом деле, посмотрим на достижения моей упряжки. 14 февраля собаки сначала прошли 19 километров на юг с грузом в 350 килограммов на сани, потом – 51 километр на север. Только четыре из них – «три мушкетера» и Лассесен – работали как следует; Фикс и Снюппесен бессовестно отлынивали. Груз, который они тянули от 80° южной широты, был такой: сани – 75 килограммов, Престрюд – 80 килограммов и я – 83 килограмма. Добавим к этому вес спальных мешков, лыж и сушеной рыбы – 70 килограммов. Итого 300, или от 70 до 80 килограммов на собаку. В последний день – 100 килограммов. За 25 ходовых часов пройдено 170 километров. По-моему, собаки на этом примере доказали свою пригодность на барьере.
Кроме этого замечательного результата мы добились и еще кое-чего. Прежде всего встал вопрос о долгих утренних сборах. Во время главного перехода так дело не пойдет. Надо ускорить эту процедуру по меньшей мере на два часа, это очевидно, – но как? Об этом стоит основательно подумать. И еще одна проблема, которую нужно решить, – сани были рассчитаны на самый трудный рельеф. На деле он оказался очень простым, и можно было обойтись легким снаряжением. Сани следовало облегчить по крайней мере наполовину, а то и больше. Лыжные башмаки с брезентовым голенищем тоже предстояло совсем переделать. Они слишком малы и жестки, надо сделать их больше и мягче. Обувь играла столь важную роль для всей нашей экспедиции, что лучше уж хорошенько постараться.
Четверка, которая оставалась дома, поработала на совесть. Большая пристройка у западного торца преобразила Фрамхейм почти до неузнаваемости. Ширина тамбура равнялась ширине дома – 4 метра; длина второй стены – 3 метра. Два окна делали его уютным и светлым; впрочем, этот уют продержался недолго. Кроме того, наши строители вырыли вокруг дома проход полутораметровой ширины. Его накрыли, продолжив покатую крышу до самого снега. На восточной торцевой стене прибили на соответствующей высоте планку, и с нее опустили на снег доски. Этот навес как следует укрепили внизу, так как ему предстояло выдержать немалую нагрузку зимних снегопадов. С тамбуром ход сообщался через боковую дверь в северной стене. Мы собирались хранить в нем консервы и свежее мясо. А в восточном конце хода очень удобно было брать снег. Здесь Линдстрем мог добыть сколько угодно чистого снега, не то что вне дома, где носилось 120 собак, которых мало заботило, как мы получаем воду для кофе или чая. В стенке крытого хода Линдстрем мог брать снег, не опасаясь собачьих козней. И еще одно важное преимущество: не надо за каждым куском льда выходить на открытый воздух в буран и мороз.
Теперь до наступления сильных холодов надо было прежде всего оборудовать палатки для собак. Не держать же их попросту под открытым небом. А то как бы нам вскоре не пришлось убедиться, что собачьи клыки острые как нож. К тому же без укрытия будет слишком ветрено и холодно. Во избежание этого мы углубили пол в каждой палатке почти на 2 метра. Работать пришлось преимущественно топорами, так как мы быстро натолкнулись на лед. Готовая собачья палатка смотрелась очень внушительно, если стоять «на полу» и глядеть вверх. От пола до высшей точки потолка было около 5,5 метра, диаметр внизу – 4,5 метра. Вдоль стен на равном расстоянии друг от друга вбили в фирн[49] 12 кольев, чтобы привязывать собак. Они с первого дня по достоинству оценили свои жилища; им там и правда было хорошо. Не помню, чтобы я хоть раз видел иней на шерсти своих собак, когда они находились в палатке. Просторно, много света и воздуха, никакого ветра – словом, все блага. Для палаточного шеста мы оставили посередине палатки столб снега в рост человека. На то, чтобы оборудовать все восемь собачьих палаток, у нас ушло два дня.
Еще до ухода «Фрама» мои товарищи подняли на барьер одну промысловую лодку. Мало ли что – вдруг пригодится, так уж пусть лучше будет под рукой. А не понадобится – ничего страшного. Лодку везли на двух санях, запряженных 12 собаками, и сгрузили подальше от края барьера. По высокой мачте издалека было видно, где она лежит.
49
Фирн (нем. Firn) – плотный зернистый снег, образующийся на ледниках и снежниках выше снеговой границы вследствие давления вышележащих слоев, поверхностного таяния и вторичного замерзания воды, просочившейся в глубину. (Прим. выполнившего OCR.)
- Предыдущая
- 27/81
- Следующая