Бесконечность - Уорд Рейчел - Страница 3
- Предыдущая
- 3/42
- Следующая
Если меня разыскивают добрые дяди из правительства, я ни разу не хочу угодить к ним в лапы. Мне нечего сказать им и их шпионам, и я не допущу, чтобы они опять упрятали меня за решетку.
Я не могу этого допустить.
С бандюганами, с этими вооруженными подонками, которым теперь принадлежат города, я тоже не хочу иметь ничего общего. Вот и еще одна причина прятаться в лесах.— Когда? — У меня пересохло в горле. Не могу больше выдавить из себя ни слова.
— Сегодня утром. А еще беспилотник прилетал, — усмехается он. — Нарезал над нами круги.
— Я слышала мотоциклы сегодня днем, когда искала Мию, — негромко говорит мне Сара.
Вскакиваю на ноги:
— Черт! Надо сваливать.
Сара хмурится:
— Но не сейчас же, Адам. Темно.
— Ты разве не слышала, что он сказал?
Она качает головой:
— Сейчас
темно
.
И потом, мы все устали.— Значит, пойдем утром, — говорю. — Как только рассветет.
Я медленно сажусь, но на еду больше смотреть не могу. Тушеное мясо камнем лежит в желудке. Я не в силах спокойно сидеть. Ноги так и рвутся вскочить и побежать.
Народ снова начинает разговаривать о своем.
— Мы не можем всю жизнь кочевать, — тихо зудит Сара. — Мы уже два года таскаемся с места на место, Адам, и скоро я не смогу преодолевать большие расстояния.
Я смотрю на ее живот. Какой у нее срок, мы точно не знаем, но, скорее всего, месяцев семь-восемь.
— А о моих братьях ты подумал? — спрашивает она. — О Мии? Им ведь нужно где-то жить. Им нужен дом. Всем нам нужен дом.
Дом.
Когда-то у меня был дом. Кажется, с тех пор прошла вечность. Впрочем, после маминой смерти тот дом перестал быть домом. Потом был другой дом, где я жил с бабулей, правда, я, дурак, не понимал этого, пока не потерял его. И ее тоже.— Сара, дом — это не место, дом — это люди. А значит, у нас есть все необходимое.
— Людей должно быть
больше,
— говорит она. — Если ты не заметил, мне скоро рожать. Мию я родила сама, на заплеванном полу в ванной комнате наркоманского притона, и я хочу, чтобы на этот раз все было по-другому. Дэниэл — врач. Мы должны остаться здесь. И потом, мотоциклисты все равно передвигаются быстрее нас. Если они захотят найти нас, то найдут.Ничего она не понимает. Даже после всех этих лет не понимает, какой это кошмар, когда на твоих запястьях защелкивают наручники, а потом швыряют в камеру и оставляют там, бессильного и беспомощного.
— Они не должны найти меня, Сара. Я не могу разлучиться с вами и снова сесть за решетку. Не могу.
Срываюсь на крик. Все как по команде умолкают и смотрят на меня или отводят взгляды.
— Хорошо, — говорит она, не повышая голоса. — Потом обсудим.
Я не слушаю ее и напряженно продолжаю:
— Только представь, что будет, если мы останемся. Я не параноик. Меня преследуют.
— Вот именно:
тебя.
Вот, значит, как. Ее слова ошпаривают меня, будто кипяток.
Тем временем люди потихоньку собирают миски и отправляются восвояси.
— Пойдемте, ребята, — говорит Дэниэл Марти и Люку. — Я отведу вас в палатку.
Мальчишки плетутся за ним. На их лицах ни следа блаженства и сытости. У Марти встревоженный вид.
И вот у огня остаемся только мы — я, Сара и Мия.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она вскидывает на меня глаза, а затем тут же отводит их.
— Мы не можем так дальше скитаться, Адам.
— Ты хочешь, чтобы я оставил вас здесь?
— Мама и папа сердятся? — тоненьким голоском спрашивает Мия. Ее глаза не отрываясь смотрят на нас, ничего не пропуская.
— Я не сержусь, — быстро говорит Сара.
Я вымученно улыбаюсь Мии, но знаю, что она мне не верит.
— Я чипирован, — убеждаю я Сару. — Мия чипирована. Тот самолет мог запеленговать нас и сообщить об этом на базу. Даже если он не сделал этого, меня, знаешь, легко узнать. — Инстинктивно подношу руку к своему усеянному шрамами лицу. — Если мы останемся, то нас найдут всего через несколько дней. Или часов. А дальше что?
— Мы даже не знаем, что им нужно, Адам. Вдруг они хотят пожать тебе руку и поблагодарить? Может быть, они тоже обязаны тебе жизнью.
Ее слова звучат резко, обидно. Она как будто насмехается надо мной. Нашариваю обрубок дерева и швыряю его в огонь с такой силой, что над костром взвиваются искры. Сара вздрагивает, Мия подпрыгивает на месте, но мне все равно. Я поднимаю другую деревяшку и кидаю ее вслед за первой.
— Я об этом не просил, Сара. Я ни о чем об этом не просил. Я никогда не хотел видеть числа. Я никогда не хотел, чтобы мою голову раздирали все эти смерти, вся эта боль.
У Мии выступают слезы. Сара не смотрит на меня. Я понимаю, что меня несет, но уже не могу остановиться:
— Мне восемнадцать лет, мне приходится заботиться о подруге и троих детях, скоро родится еще один ребенок, у нас нет ни дома, ни еды, и
лучше, похоже, не будет.
Я знаю лишь, что все это однажды закончится, потому что вижу конец всюду, в каждом, и ты не представляешь, как мне хочется перестать это видеть. Но и эти числа неокончательные, потому что все можетменяться.
Все может закончиться завтра, или послезавтра, или через два дня. Ты думаешь, я этого хочу?— Ты думаешь, кто-нибудь из нас этого хочет? — откликается она.
Сердце у меня сжимается. Если Сара больше не на моей стороне, я проиграл.
Но нам нужно идти. Здесь небезопасно.
Сара
Еще не рассвело, а Адам уже тормошит меня. Он навис надо мной в темноте, даже лица толком не видно. В палатке холодно, и морозный воздух щиплет щеки.
— Сара, — шепчет он. — Пора вставать. Нам надо идти.
Я натягиваю спальный мешок до самых ушей и поворачиваюсь к нему спиной.
— Сара, — шипит он. — Вставай. Будем собираться.
Набрав полные легкие воздуха, я выдыхаю его — медленно, медленно, медленно. Я боюсь того, что собираюсь сделать, но все равно открываю рот и произношу:
— Я никуда не пойду.
— Что?
— Не пойду.
— Пойдешь. Сейчас соберем вещи и в путь.
Еложу туда-сюда, только бы не встречаться с ним взглядом. Сердце глухо стучит.
— Я не хочу никуда идти. Давай останемся здесь до конца зимы. Люди тут хорошие. Есть врач, есть еда. Пожалуйста, Адам.
— Сара…
— Нет. А теперь дай мне поспать.
Какой там сон. Кровь стучит в ушах, я неподвижно лежу и слушаю молчание Адама.
Правильно ли я поступила?
Да, говорят мои опухающие лодыжки. Да, говорят мои покрытые волдырями руки. Да, подтверждает тихое детское сопение, нам всем надо отдохнуть. Пора завязать с кочевой жизнью и просто побыть семьей. Я, Адам, Марти, Люк, Мия — и будущий малыш.Занятная получается семейка. В матери мальчишкам я не гожусь по возрасту и навсегда останусь их сестрой, но я — их единственная родственница, так что получается, именно я больше всего подхожу на роль их матери. Если я — «мать», стало быть, Адам — «отец»? Так будет, когда родится наш малыш. Впрочем, Мия уже сейчас называет его папой. Когда она в первый раз сказала: «Па-па-па-па», он изменился в лице. Как будто солнце взошло. Помню, мы устали как собаки и сидели у обочины дороги, еще даже палатку не поставили. Было поздно, но Мия не спала.
— Ты слышала, что она сказала? Ты слышала, Сара?
— Папа, — повторила Мия и протянула к нему ручки.
Он подхватил ее и пустился в пляс, забыв обо всем на свете. Этот случай напомнил мне о том, почему я любила его.
«Люблю его, — напоминаю я себе. — Люблю, а не любила. Я люблю Адама Доусона».
Если повторять это чаще, думать об этом чаще, то, возможно, я вновь поверю сама себе.
Но это трудно, если знаешь, что, глядя тебе в глаза, он видит твою смерть.
Я закрываю глаза и пытаюсь выкинуть все это из головы, отключиться и забыться сном, но в мозгу мелькает калейдоскоп людей, мест, слов и чисел.
Вечно эти числа.
- Предыдущая
- 3/42
- Следующая
