Ирландия. Прогулки по священному острову - Мортон Генри Воллам - Страница 30
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
Пропасти в горах заполняются голубыми тенями. Перед самым заходом солнца наступает тишина, в воздухе чувствуется волнение, даже птицы не поют, ничто не шевелится, только облака меняют цвет, и ветер стонет среди камней. Даже приезжему и иностранцу кажется, что весь мир ждет звука горнов, которые потрясут тишину, и с гор спустятся старые боги Ирландии.
Хотя в деревне колокол может звонить «Ангелус», вечерняя печаль в горах — языческая печаль — струится из-под корней национального сознания. Вы смотрите на камни. У них странная форма — в сумерках они похожи на лежащих мужчин, — и вы думаете, что если бы сейчас кто-то произнес волшебное слово, камни бы зашевелились, тяжело поднялись и пошли бы, вооруженные копьями. Люди узнали бы в них Кухулина, героев Красной ветви, Фергуса Мак Ройга, Келтхаира и трех великих сыновей Усны.
Внизу в темнеющем городе нет ничего, лишь звонит колокол часовни. И делать нечего, остается только пить, смотреть на языческие горы и погружаться мыслями в прошлое.
День за днем ходил я среди руин большого дома возле дороги. Вокруг было тихо и таинственно. Сорняки задавили сад, но розы все еще цвели. Все, что я знал о большом доме, — то, что во время «беспорядков» владельцев отсюда прогнали, а нерегулярные войска сожгли дом. Неподалеку, в кустах, я обнаружил руины старинной стены и башни — все, что осталось от крепости. Судя по всему, это место было обитаемым несколько столетий.
Мертвый дом заинтересовал меня. Я бродил здесь, оглядывая закопченные стены и вылинявшие обои, на которых заметны были места, где когда-то висели картины. Я видел зияющие оконные проемы, двери, которые никуда не вели, заканчивавшиеся в воздухе ступени. Интересно, что за люди здесь жили и что они сделали, чтобы заслужить это?
Я задавал вопросы и постепенно, по кусочкам, складывал историю дома. В рассказе об этой земле была и история Ирландии.
Когда в 1171 году Генрих II стал отсутствующим ирландским землевладельцем, он оставил здесь управляющим норманнского барона (валлийца по материнской линии, как и многие первоначальные захватчики). Стоящая в кустарнике стена толщиной в шесть футов — вот и все, что напоминает сейчас о замке, построенном этим человеком.
Эта норманнская семья поселилась здесь и если бы не вступила в спор с идеей об английском правлении, то могла бы давным-давно решить пресловутый «ирландский вопрос». Сменилось несколько поколений, и семейство сделалось совсем ирландским. Они говорили по-ирландски, вступали в брак с ирландцами и ирландками, соблюдали брегонские законы (кельтское обычное право), приняли ирландскую систему воспитания чужого ребенка и изменили свою фамилию, став Макферрисами. Вестминстеру очень не нравился союз англичан и ирландцев. Такие семьи назывались «выродившимися английскими». В 1367 году был принят Статут Килкенни. Согласно этому закону, англичанам под страхом обвинения в государственной измене запрещалось жениться или выходить замуж за ирландцев, говорить по-ирландски, носить ирландскую одежду и перенимать обычаи ирландцев. Семье Макферрис, однако, удалось пережить бури трех столетий, пока яркий свет зарева в небе не объявил о появлении Кромвеля и начале войны на уничтожение. Макферрисы переселились в горы. Это произошло в 1653 году.
Новым владельцем имения стал один из пуританских последователей Кромвеля, солдат по имени Бакли. Он взял участок Макферрисов, построил себе дом и прижился на этой земле. Бури эпохи Стюартов он перенес столь же успешно, как пережил времена Плантагенетов его предшественник.
В век Георга семья Бакли позабыла о скромном солдате Кромвеля. Ныне это были знатные джентльмены с картинами Гейнсборо и Ромни на стенах дома, хорошим вином в подвале и с конюшней, где стояли породистые лошади. Дом их предков превратился в особняк с портиком, поддерживаемым коринфскими колоннами. По сравнению с соседями, землевладельцами они были хорошими и популярными. Бывало, они надолго уезжали в Англию, и им туда пересылали ренту. Процесс превращения в ирландцев, за который при Плантагенетах жестоко карали, стал теперь модным явлением. В Англии на Бакли смотрели, как на очаровательных ирландцев. От них ожидали забавных поступков и рассуждений, приперченных сумасшедшинкой. Но они не умели говорить по-гэльски и были убежденными протестантами. (Когда они возвращались в Ирландию, все считали их англичанами.)
Своих сыновей они посылали в армию и в церковь. Один Бакли отличился в Крыму. Другой сделался английским епископом. В правление Виктории — славное и благополучное время для Англии и жалкое и голодное для Ирландии — Бакли услышали первые слабые звуки приближающегося бунта. Они участвовали в англо-бурской войне, и один из Бакли командовал английским добровольческим подразделением во время войны с Германией
В 1922 году полковник Бакли приехал сюда для встречи с агентом. Оказалось, что предупреждения фениев не зря звучали при жизни его прадеда и деда. По Ирландии словно шторм пронесся. Молодой управляющий в поместье Бакли, похоже, был членом тайного общества. Бакли увидел на стенах сделанные мелом надписи. Арендаторы походили на шпионов. Однажды вечером, когда в большом георгианском зале он сидел за обеденным столом, возможно, поздравляя себя с тем, что хорошие поступки его предков сохранили ему ирландское наследство, послышался топот, и в зал вошел добровольческий отряд — крепкие молодые люди в надвинутых на глаза шапках. Бакли успел заметить среди них сыновей своих арендаторов.
— У тебя есть четки? — спросил один из них по привычке, а потом, вспомнив, что полковник — протестант, мрачно улыбнулся и сказал: — Пошли на вершину.
Бакли, как и большинство неудачливых англо-ирландцев мог поглупеть, но струсить — никогда! Полковник понял, что его сейчас убьют, понял и то, что спорить бесполезно. Попросил разрешения найти шляпу. Его довели в темноте до вершины горы. Дюжий парень встал рядом с ним.
— Кому принадлежит это поместье, полковник Бакли? — спросил он.
— Оно принадлежит мне, — ответил полковник.
— В самом деле? — В голосе парня слышался сарказм. — Присмотрись-ка ко мне, пока у тебя есть время! Это имение принадлежало мне, прежде чем ты явился сюда со своим Кромвелем. Меня зовут Макферрис! А теперь — на колени!
Но полковнику повезло. В последний момент Макферриса и его спутников спугнула группа скаутов Свободного государства, и они бежали, оставив коленопреклоненным пожилого англо-ирландца. Он и понятия не имел о том, что когда-то солдаты Кромвеля сражались с Плантагенетами. Полковник встал, посмотрел с вершины вниз и увидел, что его дом горит. В этот миг он поклялся, что никогда больше не ступит на ирландскую землю, и сдержал свое слово. Он вернулся в английский соборный город.
Итак, день за днем я хожу на руины дома. Есть что-то неуловимое, сродни греческой трагедии, в истории Макферриса, который был, возможно, работником на ферме. Ненависть, копившаяся в его роду несколько столетий, выразилась в кратком мгновении, когда он наставил на обидчика пистолет. Если эта долгая память не национализм, тогда что?
Нет в Ирландии ни одного большого поместья, ставшего собственностью солдата, пришедшего с Кромвелем, которое не сохранило бы в памяти народа прежнего владельца. Возможно, это был легендарный персонаж или тот, кто «ушел жить в горы», однако он не забыт.
Все это доказывает, что в Ирландии нет древней истории: вся история современна.
Есть признак, по которому заметно, что писателю начинает нравиться Ирландия: он прекращает писать. Есть и другой: он исчезает из вида. Происходит это чаще всего, когда писатель попадает в Керри.
Его знакомые, живущие в Англии, проявляют беспокойство и шлют письма. Письма возвращаются. Люди злятся, строчат телеграммы. Телеграммы не находят адресата. И все это время человек, который должен бы работать, сидит, погрузившись в восточную летаргию, на стене свинарника Пэта Фланнигана и курит трубку.
Никому в Англии не дано понять состояние осознания тщетности усилий, которое наваливается на человека в Ирландии, хотя то, что католическая церковь называет «проверкой совести» — чрезвычайно тяжелое занятие. Есть что-то такое в воздухе Ирландии — то, что поднимается с торфяных болот или падает с гор. Это «что-то» погружает душу в спокойствие, которое философ, возможно, назовет «переоценкой ценностей». Иногда это приятная меланхолия, или человек впадает в спокойную отстраненность. Теперь я понял: пока вы этого не испытаете, и не надейтесь, что узнаете Ирландию.
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
