Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/64
- Следующая
– Всех готова пожалеть? – Даня рассмеялся. – Знаю тебя.
– И все-таки, Даня, я считаю, не нужно лишних...
– Да предупредительная, предупредительная, ты ведь тоже меня знаешь, могла бы и не спрашивать. Через час-другой расчухаются и зрячими отсюда уйдут... если, конечно, не полные дураки и усвоили, что почем в столице нашей родины.
– Что-то неспокойно мы сегодня едем...
– Нормально. Меня только одна вещь беспокоит всерьез. Почему Немо не предупредил нас о засаде?
Катя удивленно подняла брови.
– А ведь и правда. Я сразу как-то не подумала, Даня...
– Ладно, сейчас узнаем.
И генерал вызвал Немо. Тот ответил не сразу и как-то неуверенно:
– Да.
– Проморгал засаду-то, мистер Жестянкин?
– Да-а...
– А какого рожна? Немо, ты, вообще, как? Не ранен? Ты в порядке?
– Да-а... Просто... у меня... циклоида... в нижней позиции...
В этот момент Даня подумал: может, стоит остановить колонну? Может, вообще стоит ее развернуть, да послать операцию подальше? Обидно, конечно, слов нет, и проблем будет до едрени фени, но если Немо рехнулся, то это куда как серьезнее.
– Генерал... не... беспокойся... ты... да... это... бывает... редко... очень... но...
Немо бормотал тихо и слова выговаривал как будто с трудом. Вдруг голос его изменился и стал прежним – будто кто-то передернул затвор в его голове и дослал патрон в патронник: клац-клац и парень готов к бою!
– Все. Генерал, я пребывал в наименее боеспособном состоянии сознания. Мой разум на четыре пятых отставал от текущей реальности на две минуты. Я мог вести машину, стрелять и воспринимать приказы, но ничего более сложного. Ближайшее будущее было от меня закрыто.
– Старик, нам сегодня понадобится сто процентов твоих мыслительных способностей. Уверен, что сбоев больше не будет?
– Уверен, генерал. У меня так бывает раз в три месяца, и раньше я удачно подгадывал приближение... нижней позиции... на время, когда у нас не случалось ничего важного.
– Полагаюсь на тебя. Смотри!
Ночная Москва проплывала мимо колонны. Страшная, истерзанная войной, изнасилованная чужаками и едва-едва обласканная любовью немногочисленных своих, она каким-то чудом сохранила остатки прежнего величия. Некоторые дома, пустые, с выбитыми стеклами, оскаленными пастями подъездов, стылые, заваленные хламом, который уже никому не нужен, стояли, как последние солдаты каменной армии, готовые сопротивляться времени и неумолимому гневу врага, готовые выстоять до победы или умереть, распасться в бессмысленные груды кирпича. В их подвалах еще теплилась жизнь. Еще широкогрудые проспекты московского Юга не полностью скрылись под завалами. Еще редкие отряды истинных хозяев и защитников великого города не утратили боевой ярости. Как будто огромное тело, когда-то прекрасное, а ныне обезображенное, распятое на косых перекладинах рек и автострад, силилось не погибнуть от гибельного холода, а выжить, выжить, выжить...
А выжив, – возродиться.
В Москве жизни много. И даже когда из нее на протяжении нескольких десятилетий выпускают кровь, а сердце кромсают тупым кухонным ножом, город все равно не поддается смерти.
Катя подала голос:
– Всем! Поворачиваем направо!
Это была бывшая улица Грибальди. С той стороны, где раньше был Ленинский проспект, ее наглухо запирал глубокий котлован. Со стороны улицы Вавилова весь район к югу и западу напоминал каменный лес. Или, иначе, аквапарк, состоящий из множества фонтанов и водяных горок, когда-то игравших на солнце, пенных, живых, искристых, заключенных в оправу из радужных мостов, а ныне застывших в сплаве камня, стекла и металла, обугленных, безобразных. От этих мест веяло жутью. С недавних пор их называли Полем каменных фонтанов...
– Все, приехали. Тормози-им! – подала команду Катя.
Дзеньц! – откликнулся бампер «газика».
– Тэйки, ну что опять у тебя?
– Да ничего, Даня! Бампер просто от резкого торможения отвалился... ну, не бампер, а что осталось от него.
– Отлично! – в сердцах ответил ей генерал. И, обратясь к Кате, добавил, – хорошо, что это всего-навсего бампер.
Та согласно кивнула.
Даня отдал команду:
– Всем: взводим охранные артефакты на машинах и вылезаем.
Здесь никто не хотел селиться. Даже самая бесшабашная нечисть брезговала Полем каменных фонтанов, а тем более люди. Катя как-то говорила Дане, что раньше тут был богатый район. Сплошь дома для тех, кто хотел жить с шиком. Убежища – их Катя называла непонятным словом «квартиры» – проектировались специально для художников, с огромными окнами и высоченными потолками. Но потом эти самые «квартиры»-студии раскупили москвичи с тугой мошной, далекие от занятий живописью...
В начале тридцатых тут все горело и плавилось, от комфортных домов не осталась камня на камне. В сорок первом по бывшему оазису преуспеяния наносили удар последние стратегические бомбардировщики людей. В сорок третьем здесь гоблинские маги спалили танковый полк Секретного войска, но и сами пострадали от удара подземных. Весь район пропитан был духом смерти.
И, разумеется, Гвоздь поселился именно здесь. А как же.
Такой уж это был человек – Гвоздь.
Даня повел команду к огромной бронированной гусянке с «тарелочной» антенной на крыше. Эта станция наведения ракет стояла здесь почти полтора десятилетия. Батарея, в составе которой она числилась, успела сделать один выстрел, что по тем временам считалось отличным результатом. Потом машину вварило в асфальт на полметра в глубину, а экипаж и вся электроника изжарились внутри. Данина команда этих подробностей не знала, но к фокусам Гвоздя каждый был привычен, и если Гвоздь сказал, что «дверной звоночек» на этот раз в «большой хреновине с антенной на маковке», значит искать его стоило в «большой хреновине с антенной на маковке». А тут была одна такая.
– Ну и где он? Гвоздь, обалдуй, не мог точно сказать, куда сунул... Тэйки, посмотри с кормы. Катя, заберись наверх, может он...
– Не надо, командир.
– Почему, Немо?
– Его способ думать мне понятен. Гвоздь всегда кладет вещи на самом видном месте, а самое видное место всегда располагается в самом неудобном месте. В самое неудобное место мы уже пришли. Теперь осталось найти самое видное место... Полагаю, это люк механика-водителя.
Даня присмотрелся. Сначала он увидел в свете полной луны слабо фосфоресцирующую надпись: слово «х...й», а потом уже сообразил, что надпись намалевана на округлой блинообразной штуке, которая и была, наверное, люком механика-водителя.
– Соображаешь, Немо, – сказал он, со скрежетом поворачивая отпирающую ручку. Услышав характерный щелчок, Даня распахнул люк и как следует выматерился. Тэйки поспешила сунуть нос в люк.
– Прикольно! Какой он смешной, этот Гвоздь!
В люке сидел скелет, с черепа до пят вымазанный светящейся краской. Нижнюю челюсть была примотана к черепу проволокой. Между нею и верхней челюстью Гвоздь вставил токер, настроенный на один-единственный номер вызова.
Даня втопил клавишу.
Ноль реакции.
Тэйки забеспокоилась:
– Может, обторчался в щепу, сидит мутный, и все ему фиолетово? А? Как прошлый раз?
Генерал обнадежил команду:
– Не. Обещал ждать.
– Ну, тогда должен...
Ее прервал голос Гвоздя в токере.
– Алло, парень, это я с ребятами, – ответил Даня, – по голосу узнаешь?
Пауза.
– Ах ты видишь нас... Ловок.
Пауза.
– Да времени особенно нет...
Пауза.
– Двадцать минут по любому найдется.
Даня выключил токер и засунул его обратно, в костяной футляр.
Слева от них зашевелилась каменная крошка. Скрытая ею металлическая плита медленно поползла в сторону. Провал достиг размеров метр на метр или около того, когда плита остановилась. Внизу включился свет.
Даня заглянул вниз.
– Прыгаем, тут не глубоко.
Тэйки проворчала:
– Да сколько у него тут входов! Каждый раз что-нибудь новенькое отколет...
– Не более четырех. Просто маскировка меняется, – спокойно откомментировал Немо.
- Предыдущая
- 15/64
- Следующая
