Сектор обстрела - Орехов (Мельник) Василий - Страница 2

• Предыдущая
• 2/55
• Следующая

Ну, кем бы тебя Тайга ни пригласил работать, а долго над такими предложениями деловые пацаны обычно не раздумывают. Мы с Калбасиным чокнулись прозрачным, и я сказал: «Годится».

По дороге туда нас, отмычек, было трое. Большие команды, которыми тяжело управлять и которые тяжело держать в узде, Тайга не любит, оттого и людьми особо не разбрасывается, что в нашей ситуации несомненный плюс. Калбасевич познакомился с третьим уже в Зоне, а я вообще впервые увидел его только накануне нашей ходки в баре, когда мы обсуждали окончательную диспозицию. Паленый — новый второй номер Тайги, бывший профессиональный зэк, топтавший зону уже около полутора лет, белорус с бегающими глазами и багровой, словно обожженной солнцем физиономией, — пред-ставил мне его как Кильку, и я не знал об этом третьем абсолютно ничего, кроме того, что кличка здорово ему подходит: худющему, словно высушенному, с острым носом, похожим на рыбье рыльце, с выпученными глазами. Казалось, его двумя пальцами пополам порвать можно. Татуировки на худых кистях рук указывали, что у него тоже довольно обширное уголовное прошлое — видимо, Паленый знал его еще по колонии и вытащил в Зону по каким-то своим старым связям, наобещав с три короба. Я так себе разбираюсь в блатных наколках, но по повадкам Килька явно не относился к воровской элите: молчаливый, угодливый, послушный, с заискивающим лицом. И ладушки; не хватало еще за Периметром разбираться со всякими криминальными понтами. Нам вполне хватало своих, армейских.

Он сгинул на границе Агропрома. Паленый, который шел впереди нас по пологому глинистому откосу, вдруг остановился, заозирался, завертел головой, что твой сыч. Мы тут же застыли кто где стоял: в нас это вбили первым делом при помощи могучих затрещин — если ведущий замер, значит, тут же делай как он и никак иначе. Сталкерское чутье у них, видите ли. Не знаю, как там с чутьем, мистика все это, по-моему; не бывает никакого сверхъестественного чутья. Другое дело, что ветераны подсознательно подмечают какие-то неправильности в привычном окружающем пространстве, и это помогает им пореже попадать в невидимые ловушки.

И это… насчет затрещин. Не поймите неправильно, с Тайгой у нас наверняка вышел бы спарринг на равных, а Паленого я вообще парой ударов вырубил бы навечно. Я терпел затрещины не потому, что боялся ветеранов, а потому, что затрещины действительно были нужны. Для науки. В отмычках долго не протянешь, надо либо быстро ухватить солидный кусок и драпать из Зоны со всех ног, что практически нереально, либо потихоньку становиться сталкером-ветераном и самому начинать ворочать хорошими деньгами. Второе тоже труднодостижимо, но по крайней мере здесь рассчитывать приходится не на чудо, а на свои силы. Для этого как раз и нужна хорошая наука в отмычках у мастера — особенно у такого, как Тайга. Больше-то набираться опыта негде, на сталкера в кулинарном колледже не учат. И затрещины при обучении — наипервейшее дело. Соображать в острых ситуациях начинаешь гораздо быстрее и не в пример тоньше, чем если бы тебе все объясняли на пальцах. Неоднократно проверено и на себе, и на других.

В общем, Паленый вдруг застрял посреди дороги что твой монумент на Майдане Незалежности в Киеве — ни туда, ни сюда, ни объехать, ни обойти. Ни перепрыгнуть. Кинул вперед болт — ноль. Постоял, поводил багровым носом, кинул рядом другой — ноль по массе. Ни шевеления, ни ветерка. Вообще ничего. Но рожа у второго номера все равно оставалась брезгливая и страшно недовольная, словно с размаху в коровью лепешку наступил.

Тайга стоял позади шагах в десяти и терпеливо дожидался, пока Паленый закончит шаманить. Наконец помощник ведущего негромко уронил:

— Один…

Лаконичное «один» в устах сталкера-ветерана, которые как правило не слишком любят на маршруте языком работать, означает: «Один из щенков, быстренько подбежал ко мне». Как раз перед этим закончилась моя очередь служить живым минным тральщиком. Такой у нас был изначально установлен график: два раза подряд идет вперед в сомнительных местах Калбасишвили, потом два раза я, потом два раза Килька. И снова по кругу: Калбасис, я, уголовник. Тайга в тот раз еще обсчитался и хлопнул меня по плечу — вперед, дескать, радиоактивное мясо, не заставляй моего драгоценного помощника ждать. И я даже действительно шагнул вперед: приказ ведущего — закон для отмычки, это я усвоил накрепко. Мало ли какие у ветерана соображения. Если он вне очереди посылает вперед именно тебя, значит, так надо, от этого может зависеть судьба всех. Однако Килька испуганно мотнул головой: типа моя очередь, командир, — и Тайга не стал настаивать. Я замер на месте, а Килька, осторожно переставляя ноги, словно по болоту или тонкому льду, побрел к Паленому.

— Шустрее, — раздраженно бросил тот.

Тайга двинулся следом за отмычкой и выглянул из-за плеча помощника. Несколько минут ветераны хмуро совещались вполголоса, а потом выслали Кильку на маршрут и стали сосредоточенно смотреть, как бывший уголовник медленно поднимается по склону холма. Паленому по-прежнему что-то не нравилось, его красную рожу довольно серьезно перекорежило сомнением, как передок у той «Хонды», которой я на скользком повороте въехал в лобовуху перед армией. А вот Тайга был безмятежно спокоен, и я в принципе склонен был с ним согласиться. Никаких видимых причин беспокоиться лично я на горизонте не наблюдал.

А потом Килька неловко шагнул вперед — и на том самом месте, где только что беспрепятственно легли рядом два болта-маркера Паленого, в буквальном смысле слова провалился под землю. Со стороны это выглядело так, словно под ногами у него внезапно проломился лед, что-то оглушительно треснуло, как взорвавшаяся петарда, и отмычка с головой ухнул в черную ледяную пучину. Или кто-то чрезвычайно сильный яростно рванул его снизу за ноги. Килька успел только нелепо взмахнуть руками, и через мгновение от него уже не осталось и следа. Дерн, в котором он утонул, по-прежнему выглядел нетронутым, только пошло по окружающей траве такое легкое колыхание — это при полном безветрии-то. Да еще пару мгновений после этого раздавалось едва уловимое потрескивание, вроде статических разрядов или щелчков счетчика Гейгера. Может, показалось?

Похоже, пробрало не только нас с Калбасинчей, но и ветеранов. По крайней мере они долго молчали, сосредоточенно переваривая произошедшее. На тропе возникла новая коварная ловушка, и теперь следовало срочно соображать, как с этим жить дальше. Хотя бы как выбраться из Зоны в этот раз. Если после очередного катаклизма на привычных маршрутах появилась такая хрень, отмычек до Периметра может и не хватить.

Уже потом бродяги из бара «Шти» назвали эту штуку «глотатель». Дрянь штука, хотя попадается, к счастью, довольно редко. Но если уж попадается, то жертву себе находит непременно, как зеркальное пятно.

Паленый бросил болт влево, на девяносто градусов от прежнего маршрута, и повел нас в обход:

— Давайте, девоньки.

За это постоянное «девоньки» я его иногда был готов убить. Но мне требовался опытный наставник, чтобы стать ветераном, не учась на собственных ошибках, каждая из которых запросто может оказаться последней. А убить его я всегда успею, если только Зона меня не опередит.

Когда мы покинули Милитари, навьюченные хабаром, уже потихоньку смеркалось. Тайга все чаще озабоченно поглядывал на небо, в котором самым безумным образом закручивались причудливые облака, как и всегда над Зоной. Было совершенно понятно, что в таком темпе до темноты нам с Агропрома не выбраться, а ускорять темп здесь может только псих-самоубийца. На Агропроме под каждым деревом прячется птичья карусель, а мясорубки и трамплины напиханы так плотно, что десять раз подумаешь, прежде чем просто с места сдвинуться. Не знаю, как насчет психов, а самоубийцами наши ветераны не были точно.

Я еще ни разу не ночевал в Зоне и, честно говоря, не очень-то и хотелось. Много всякого нехорошего рассказывают бродяги о Зоне, укрытой мраком. Говорят, в сумерках такое вылезает из нор, что и подумать страшно, не то что увидеть. Ну его к монахам.

• Предыдущая
• 2/55
• Следующая