Последний Магистр - Клименко Анна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/79
- Следующая
– Дурачок ты мой, дурачок, – бормотала мать, – зачем тебе это? Почему не хочешь смириться?
Но он только скрежетал зубами и отплывал в темное море беспамятства. А там, в бушующем водовороте, где не было ни земли, ни неба – а только мешанина чернильных и серых пятен, его находила благословенная Память Предков, то единое, что принадлежало всему народу дэйлор, храня знания тех, кто когда-либо жил на этом свете. И он вспоминал то, чего никогда не делал; воображал, как собирает в тугой ком Силу, плещущуюся повсюду, и бросает огненный смерч прямехонько в грудь Найли. А потом испытывал темное, неправильное удовольствие от того, как она мучительно умирала в сердце пламенеющего кокона.
– Не умеешь, да и не хочешь спину гнуть, – говорила мать, – вот и зря. И нечего зубами скрипеть. Найли – госпожа, а ты – раб. Ничего с этим не сделаешь… Поклонился бы ей, попросился бы прислуживать в замок. Я же вижу, как тебе тяжело…
– Она мне не госпожа, – устало повторял Ильверс, – а я ей не раб. Я такой же, как она. Почему, почему мы здесь, матушка? Что мешало тебе остаться в замке?!!
– Я ничего не могла поделать, – только вздыхала дэйлор, дрожащей рукой приглаживая пегие, спутанные пряди своих еще недавно черных волос, – ничего… Но ты еще можешь что-то изменить, почему же ты не хочешь?..
Позже боль отступила, заползла, как змея в нору. Ильверс наконец смог выйти из хижины, но на это ушли все его силы. Он сел на пороге, тяжело дыша и обливаясь потом.
Мимо плелся старый дэйлор, Квади, по кличке Ящерица. Остановился, поцокал языком.
– Что, храбрец? И не жалко тебе матери?
Ильверс только покачал головой. Конечно, мать он жалел, но…
– Не дури больше, – назидательно рек Ящерица, – и спина будет целее. А еще личинкой был таким же настырным!
Личинкой… Значит, мать выгнали из замка еще тогда, когда он был несмышленым созданием, жалким подобием дэйлор…
Ящерица пожал костлявыми плечами в розоватой сетке шрамов и побрел дальше. А Ильверс остался сидеть на пороге, наблюдая за тем, как танцуют золотистые пылинки в столбе света. Потом вернулась мать, юркнула в зловонное нутро хижины и появилась оттуда с миской тягучего варева, которое получалось, если долго-долго варить плоды тамико.
– Ну что, ты доволен собой, я погляжу?
Ильверс вяло взял миску, обмакнул туда палец. Мать уперла руки в бока и нахмурилась.
– Ильверс. Я тебя прошу, больше не делай так…
– Угу. Кланяйся своей сводной сестричке, ползай перед ней на брюхе, и все будет хорошо.
– Ну вот видишь, сам ведь знаешь, как правильно! Они тебя бьют с каждым разом все сильнее. Допрыгаешься, что отправят тебя к Предкам, дурачок.
Ильверс облизал палец и с трудом проглотил пресную жижу.
– Не хочу я такой жизни. Пусть лучше меня убьют.
Дэйлор всплеснула руками, но не заголосила, как того ожидал Ильверс, а наоборот, присела рядом на порог.
– Послушай меня, Ильв. Может быть, сейчас мы живем плохо, не так, как тебе хотелось бы… Но твой отец уже немолод, дом д’Аштам – как сохнущее дерево, и других наследников мужского пола, кроме тебя, нет. Понимаешь ты это? Так зачем глупо рисковать своей жизнью, когда все еще может обернуться в нашу пользу?
– Ты сама-то веришь в то, о чем говоришь? – хмуро спросил Ильверс, – мы – рабы. Просто рабы. И никому мы не нужны.
Мать неопределенно пожала плечами, хмыкнула и ушла.
… Через три дня Ильверс смог самостоятельно добраться до небольшого пруда, чтобы искупаться и одеться в чистое.
Он стянул с себя пропитанные потом лохмотья, и, морща отражения зеленых крон, вошел в темную воду. В этом зеркале, дарованном землей своим детям, Ильверс придирчиво оглядел себя, и пришел к неутешительному выводу, что еще одно наказание – и он станет таким же костлявым, как Ящерица.
На самом деле, он не помнил того времени, когда бы мог назвать себя крупным мужчиной. Роста он был немалого, но сложение казалось скорее хрупким; такими обычно покидали свои коконы маги народа дэйлор. Те, кому была уготована судьба воина, выглядели куда как крепче и внушительнее.
А до кокона никто не мог предположить, кем станет будущий дэйлор. Трудно предсказать дальнейшую судьбу серой зубастой личинки; трудно даже угадать, перенесет ли она исполненный волшебства переход в коконе, или засохнет в липкой паутине дохлой мошкой. Сколько раз уже Ильверс видел, как безутешные матери несли закапывать высохший трупик…
Он тщательно вымылся, и уже надо было возвращаться – но как трудно отказать себе в удовольствии еще немного побыть в воде, а заодно и потянуться к той загадочной Силе, с которой он до сих пор не научился обращаться.
Ильверс замер на поверхности воды, закрыл глаза. На самой границе зрения уже маячили радужные потоки: зеленые – от леса, темно-коричневые – от земли, синие – от неба… Пестрым ковром Силы дымились цветы, расплавленным золотом лилась она из пылающих ладоней солнца…
«Ну где же ты? Помоги мне», – подумал он, обращаясь к Памяти Предков, – «как мне взять все это? Как стать другим?»
Но Память Предков молчала, не желая помогать презренному рабу в его преступных мечтах.
Тогда Ильверс осторожно, боясь лишний раз шевельнуться, потянулся сознанием к сверкающим зеленым нитям, прикоснулся к ним… Ему захотелось вобрать, впитать в себя хотя бы частицу этого завораживающего сияния, но… То, что произошло мгновением позже, было похоже на прикосновение к горящим углям. Ильверс вскрикнул, дернулся – и ушел с головой под воду, проклиная свою никчемность.
Ну почему, почему у него ничего не получается?!!
Разбрасывая фонтаны холодных брызг, он выплыл, выбрался на берег… Теперь нырнуть в пахнущие травами ветхие штаны, натянуть латанную рубаху – и останется только приятное воспоминание о холодной темной воде.
И тут Ильверс понял, что не один.
На берегу, прислонившись спиной к кровянистому стволу сосны, удобно расположился немолодой дэйлор в роскошном одеянии. Он молча разглядывал Ильверса, словно тот представлялся ему вовсе не рабом, а занятнейшей зверушкой.
«Кланяйся, кланяйся, дурак…» – он почти услышал материн голос, заставляющий против воли гнуться спину. Но в голову ударила отцовская кровь, и вместо того, чтобы поспешно перегнуться пополам, дэйлор замер, посматривая исподлобья на незнакомца.
Кроме одежды с золотым шитьем, тот не обладал никакими особыми чертами, на которых мог задержаться взгляд. Черные с проседью волосы были заплетены в четыре косы и украшены костяными подвесками, не тронутая сединой короткая бородка – аккуратно причесана, а, может быть, даже надушена благовониями. Лицо его казалось самым обычным и ничем не выдающимся; разве что глубоко посаженные глаза постоянно щурились, будто от яркого солнца, да в уголках тонких губ пряталась высокомерная усмешка. Словно господин этот знал куда больше, чем прочие, и не скрывал своего превосходства.
Ильверс все-таки поклонился, стискивая в кулаке рубаху. Кто знает, что нужно этому дэйлор, да еще так далеко от отцовского замка…
– Подойди ко мне, – приказал дэйлор, – ты ведь раб дома д’Аштам?
Ильверс покорно приблизился. Хоть и напомнил незнакомец о горькой несправедливости, в душе молодого дэйлор шевельнулся червячок любопытства.
– Как тебя зовут? – последовал вопрос.
Ильверс назвал себя. Под пристальным, испытывающим взглядом незнакомца дэйлор чувствовал себя неловко; он не знал, куда деть руки – а потому продолжал судорожно мять рубаху.
– Мне вот что интересно, Ильверс, – каждое слово падало тяжело, как камень, – чем это ты тут занимался?
– Я… я купался, господин.
– Ну, а потом? – глаза незнакомца подозрительно сузились, – что ты делал, лежа на воде?
– Я… – Ильверс запнулся, мотнул головой. Как объяснить этому странному дэйлор то, чем он на самом деле занимался?
– Можешь не говорить, если не знаешь, – изрек господин, – именно твое занятие и привело меня сюда. Я почувствовал – и пришел. Давно земли дэйлор не рождали столь одаренного мага!
- Предыдущая
- 4/79
- Следующая
