Вампиры в Москве - Клерон Кирилл - Страница 33

• Предыдущая
• 33/98
• Следующая

(— это ведь нередко бывает в суете жизни: сунул сдачу и тут же забыл)

Но эта версия пока не оправдывалась — не то что целкового, копейки завалящей не было. Ну, может, здесь

(— чу! это еще что?!)

Сквозь плотную ткань он неожиданно нащупал достаточно крупный предмет — как же раньше его не замечал?! Захотел вытащить, да не получается. Видимо, завалился за подкладку сквозь дырку во внутреннем кармане и все никак под руки не попадался. Да что же это такое, в конце-то концов?

Подталкивая загадочный предмет к дырке в кармане, Ганин почему-то уже определенно знал, с чем имеет дело — с медальоном, висевшим на шее Маньяка-Филина. Видимо, он содрал его, когда судорожно схватился за грудь этой чертовой птицы и потом машинально засунул куда подальше:

И действительно, вот показался обрубок кисти, затем сквозь дырку протиснулись сжатые в кулак пальцы, держащие красноватый камень. Ганин его нежно погладил и словно импульс прошел по ровным граням и затаился где-то внутри. Показалось, он по-дружески подмигнул своему новому владельцу!

На душе Ганина сразу повеселело — достойный трофей он обрел в неравном бою, очень достойный, а сухость в горле можно снять и иначе:

— Сестричка, принеси водички…

— Я не заводная, подождешь…

За неимением койко-мест в палатах, набитых под завязку, пострадавшего Ганина положили на видном месте в больничном коридоре. А там очень весело — вокруг постоянно бегают нянечки с суднами, утками и клизмами, снуют медсестры с градусниками и шприцами, не спеша прохаживаются местные короли — доктора. И, кроме последних, не молча, а с шутками, прибаутками, разговорчиками. И еще какими!

— Эй, Надюха, этот-то, губастенький, ухажер твой из пятой, копыта вчера откинул.

— Да врешь! Его же выписывать собирались…

— Вот и выписали на тот свет. А не веришь — загляни в журнал.

— Вот досада-то, а обещал мне подарить духи…

— Да все равно обманул бы…

— Это тебя мужики всегда обманывают, а я их сразу распознаю. Если бы не помер, наверняка бы подарил.

Когда все это «веселье» допекает Ганина своей тупой простотой, он ложится лицом на матрас, на котором, сквозь протертую простыню, виднеются какие-то подозрительные коричневые пятна, на затылок кладет подушку, а на подушку натягивает одеяло. Путем этих манипуляций он организует максимум слоев отстранения от больничного безобразия. Зря он это делает, и вот почему:

Где-то через пять минут к нему прилетает Филин. Не в «палатку», а в дремучий лес, очень похожий на тот, что рядом с Пеньками. Там Ганин азартно собирает грибы на весьма урожайной опушке и, едва нагибается за очередным прекрасным боровичком, как слышит грозное фырканье. На корявом толстом суку сидит нахохлившийся Филин и кровожадно смотрит на него сквозь густую листву боярышника. В его крючковатом клюве болтается толстая мышь. Еще живая, но уже изрядно потрепанная. Испуганный Ганин на секунду теряется, но уже через секунду хитрый Ганин знает, что ему делать дальше:

Он поворачивается к неприятной птице спиной, и, делая вид, что он здесь совершенно ни при чем и это вообще не он, начинает неторопливо удаляться:

(— засобирался я тут с вами, ужо и домой пора. холодать стало, да и фильм интересный скоро…)

Финт, однако, не удается. Филин уже давно опознал своего обидчика и начинает громко и недовольно бубнить на весь лес:

— Где мой фамильный талисман? Куда его дел. Ирод окаянный? Где мой талисман?

Ганин съеживается — кому может быть приятно такое пристальное внимание? — и пытается спрятаться за холмик, поросший молодыми березками, Филин же в ответ начинает раскачивать мышь в клюве и высоко-высоко ее подкидывает. Совершенно невероятно, но факт — мышь взлетает по замысловатой траектории, затем пикирует и метко падает прямо за воротник Ганинской рубашки. А он, хотя и биолог, к подобным шуткам не привык — аж вздрагивает от отвращения и лихорадочно пытается вытряхнуть инородное тело. Полудохлая же мыша, словно колючий репейник, крепко впивается в нежную спину и активно пускает по ней тонкие струйки. Наверное, кровь… Только вот чья?

Вот такая тяжелая бредятина. Но иногда, возможно, из-за недостатка кислорода под многослойным укрытием, бывает еще хуже. Почти всегда существует возможность, чтобы было еще хуже.

Брезгливый санитар неожиданно начинает круто метаморфозить, сантиметр за сантиметром превращаясь в страшного незнакомца с Крымского моста, сантиметр за сантиметром, будто с него наждаком снимают кожу, обнажая свою зловещую суть. Носатый незнакомец, человек с нечеловеческим обликом, недобро сверкает глазищами размером с блюдце и гнусаво произносит:

— Ну вот мы снова и свиделись, Поганин!

Затем он играючи извлекает наручники из кармана плаща, приковывает дрожащие руки и ноги Ганина к металлической койке, в рот грубо засовывает окровавленную тряпку, а острым отточенным ногтем дырявит дырку на шее. Все эти акты насилия против личности Филин осуществляет весьма профессионально, не уставая повторять:

— Вот тебе, мерзкий ворюга, все 33 удовольствия.

Потом Филин затыкает белоснежную накрахмаленную салфетку себе за воротник, аккуратно разглаживает на груди и гнусно-прегнусно орет:

— Обеденное время. Обеденное время. Пора пить коктейль Кровавый Поганин.

С этими словами он ловко засовывает пластмассовую соломинку в ранку, при этом больно ее расковыривая. Кровь фонтанирует и цвет салфетки-слюнявчика постепенно меняется.

Несмотря на кляп во рту, в этот момент Ганин начинает голосить, как резанный. К нему сбегается добрая половина отделения( пока злая половина проклинает: Да чтоб ты сдох, проклятый, только спать мешаешь!), выясняет подробности и дает успокоительное, обещая в следующий раз отвезти в психушку и заточить в смирительную рубашку.

Этого типа в сером клетчатом пиджаке, который без особых церемоний пытался его растолкать, Ганин тоже сначала принял за неприятное видение. Однако, толчки оказались столь болезненными, что сомнений не осталось — это следак, живой, настоящий следак, достойный представитель достойного закона.

Следак представился Грищуком и сообщил, что хочет взять показания по поводу известных событий. Ганин же, в лучших советских традициях, сразу начал отнекиваться и оправдываться:

— Я ни в каких известных событиях не участвовал, разве что в Первомайской демонстрации много лет назад…

— Лучше подумайте!

— А, так вы по поводу чудодейственного раствора?

Удивленное лицо следака отвергало и эту версию.

— Ах, извините… Что-то с головой.

Ганин подивился своей недогадливости и угодливо потер огромную шишку на макушке, мол, шарахнулся башкой, мозги и заклинило. Следак тонко и понимающе улыбнулся, достал из толстой папки специальную форму для ведения допроса и нехотя начал столь привычную для себя процедуру:

— Ваша фамилия?

— Ганин.

Наконец, после изложения немногочисленных анкетных данных, Ганин вплотную подошел к своей невеселой истории.

— Ну, а теперь, все максимально подробно. И помните, что показаниями вы помогаете следствию.

Ганин это прекрасно помнил, но, тем не менее, из рассказанной им истории следовало, что незнакомец, с которым он сдуру познакомился на мосту, пригласил его выпить пивка с раками, а по дороге решил ограбить. Да, наверное, и пива никакого там не было — одна легенда.

Хитрый он все-таки, этот Ганин, просто хитрющий. Только начни сейчас подробствовать, как треклятый Филин хотел его крови напиться, уж точно в дурку загребут. Возьмут под белы рученьки, и отведут в Кащенко, а может и в Столбы заточат. Ведь действительно, если вдуматься, что им еще остается делать — уж больно все это происшествие смахивает на бред. Да и медальон, к бабке не ходи, конфискуют в качестве вещдока. А ведь это заслуженная компенсация!

• Предыдущая
• 33/98
• Следующая