Тайна Золотой Долины - Клепов Василий Степанович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/38
- Следующая
С глубоким уважением известная вам девочка X».
Белка вернулась к нам, надеясь осторожно подсунуть записку и уйти. Но мама была уже не одна. У нее в комнате сидел высокий стройный человек с бледным худым лицом, на которого Белка, может быть, не обратила бы внимания, если бы не разговор, который человек вел с мамой.
Этот человек мягко уговаривал мою маму не уезжать в Архангельск.
– Я еще раз говорю, Мария Ефимовна, – услышала Белка, как только вошла в комнату, – не делайте этого… Васю не нашли… Но вовсе не следует, что он утонул. Скорее наоборот…
Белка не выдержала и вмешалась:
– Конечно, не утонул…
– Ну вот видите… – слабо улыбнулся этот симпатичный человек. – И девочка того же мнения.
– Но ведь уже больше недели его нет, – с прежней тоской возразила мама. – У них уже и запасы еды давно кончились. Должны бы вернуться, если бы были живы.
– Вы не знаете Васю, – начал было человек, но мама только грустно улыбнулась:
– Я не знаю Васю?
Она посмотрела на Белку, но таким взглядом, будто не видела ее перед собой. Потом словно опомнилась и спросила:
– А у вас как дела, Павел Васильевич?
Белке ничего не сказало это имя, которым мама назвала симпатичного человека с бледным лицом. А ведь Павел Васильевич это – дядя Паша.
– Мои дела очень плохие, Мария Ефимовна, – ответил дядя Паша, – меня исключили сегодня из партии.
– Все-таки исключили… – соболезнующе произнесла мама, и по ее тону Белка почувствовала, что она уже часто говорила с дядей Пашей на эту тему. – Какая ошибка!
– Ошибки нет, Мария Ефимовна, – неожиданно принялся доказывать дядя Паша. – Потеря бдительности в военное время – такое же преступление, как измена.
– И вы не сказали, что передали документы Белотелову?
– Конечно, нет. Зачем я буду подводить товарища… Мне от этого легче не будет, а Пантелеймону Петровичу были бы неприятности.
Моя мама после этих слов вся так и вскипела. Она вскочила с места, швырнула на стол карандаш и сердито стала перед дядей Пашей:
– Так вот, знайте, Павел Васильевич! – Белка так и замерла от удивления: мамин голос был совсем не робкий и не покорный. – Я окончательно убедилась, что вы кисель, тряпка, гнилой интеллигент! Я завтра же пойду в горком, чтобы сказать то, что вы обязаны были сами сказать. И почему вы так щадите своего Белотелова?
– Белотелова?! – вскрикнула от изумления Белка. – Не надо щадить Белотелова, ни за что не надо щадить!
Но мама даже не обратила внимания на ее слова и продолжала:
– Вас исключили из партии… Но документы-то потеряли не вы, а он! И уж, если на тс пошло, Павел Васильевич, я не верю ему. Не верю в странную историю с портфелем, не верю о то, что Лева Гомзин – вор. Ни во что в этой белотеловской истории я не верю…
– Мария Ефимовна! – опять не удержалась Белка и вставила словечко. – А вы сходите в НКВД… Там есть капитан Любомиров… – но тут Белка опомнилась и прикусила язык.
– …и в благородство Белотелова я не верю, – продолжала мама. – Он рассказывает теперь, что не хотел вас подвести. Потому и говорил в милиции, что в портфеле были не документы, а деньги. Предположим, вранье в милиции и было вызвано у него благими намерениями, хотя что хорошего, если человек скрывает от милиции правду! Но почему он вам-то сразу не объяснил, что документы похищены?
– Не хотел расстраивать, – неуверенно ответил дядя Паша. – Надеялся найти документы.
Жалко, не было при этом разговоре меня! Я бы открыл глаза дяде Паше! Он бы тотчас увидел, какую змею пригрел! Белотелов ведь не только нас с Левкой оклеветал, а еще подвел своего лучшего друга под исключение из партии. Подожди же!
А Белка стояла на пороге и не знала, как ей ловчее подсунуть записку и уйти. Наконец стоять непрошеной гостьей в чужой квартире стало совсем неудобно, и Нюра сказала первое, что пришло в голову:
– Мария Ефимовна! Я нечаянно оставила у вас фотографию Лемешева… Разрешите, я ее поищу…
Мама разрешила. Белка для вида покопалась в книжках на столе, положила на самое видное место свою записку, сказала:
– Ну, нашлась фотография! – и выскользнула за дверь.
Успокоительные записки у Белки были приготовлены для всех, и она отправилась по адресам. Левкиной мамы дома не было, поэтому Белка сунула записку Гомзиным под дверь. У Кожедубовых дома сидела младшая сестренка Димки. Белка выспросила ее обо всем, а потом, убедившись предварительно, что девочка еще не умеет читать, отдала ей записку и попросила передать маме.
Но все-таки и теперь Белка уехать из города не могла, ей было жаль Левку: он будет спрашивать про маму, а она с ней даже не встретилась. Тут она вспомнила про моих верных людей и, отыскав недостроенный дом, полезла на чердак. Доски, которые я заблаговременно приготовил, сохранились. Белка выложила из них на окне сигнал и стала ждать.
Начинало уже темнеть, а на сигнал никто не являлся. Белке страшно было сидеть одной на чердаке, она спустилась и стала ждать в подъезде.
Вот тогда-то и произошло еще одно приключение, может быть, не менее интересное, чем все наши похождения в Золотой Долине.
Не успела Белка оглядеться в темном подъезде, как в дверь вошел человек, только не Никита Сычев, а кто-то большой и толстый. Белка испугалась, как бы не стали допрашивать, зачем она сюда забралась, и юркнула за штабель кирпича.
Толстый человек стал совсем рядом и тяжело дышал. Потом она услышала, как в подъезд снова вошли.
– Наконец! – сказал толстый. – Где был? Я к тебе два раза днем заходил. Опасно, а пришлось оставить записку.
– Ходил в свои владения, – ответил тот, который вошел позже.
– Принес?
– Принести-то принес, – начал мямлить второй, – но за такую цену я не согласен.
– Триста тысяч рублей мало? – удивился толстый.
– А что твои рубли? Немцы все равно придут. Рублями сундуки оклеивать будут.
Белка так и затрепетала от негодования: что же это за человек, для которого и советские рубли уже не рубли?
А толстяк продолжал:
– Не хочешь на рубли, получай долларами.
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч…
– Нет, брат, ищи дураков в другом месте. Меньше, чем за сто тысяч не уступлю.
– Послушай, Белотелов, – вышел из терпения толстый, – что ты торгуешься, как баба на толчке? Это же – доллары!
– Но ты не забывай, что ты покупаешь, – возразил Белотелов. – Золотая Долина, брат, почище вашей Аризоны…
Белотелов! Золотая Долина! Белка так и замерла, боясь пропустить хоть одно слово: в этом мерзком торге один бессовестно продавал, а другой без зазрения совести покупал нашу советскую землю.
– А ну, покажи бумаги!
«Бумаги! – еще больше насторожилась Белка. – Уж не те ли, о которых говорили сейчас Мария Ефимовна и Павел Васильевич?»
Чиркнула зажигалка, зашуршала бумага, и Белка, выглянув из-за кирпичей, увидела двух человек, склонившихся над белыми листами. Наверное, такая ненависть к предателям горела в Белкиных глазах, что Белотелов, почувствовав эту ненависть, повернул свою чурку с большим носом.
Как он вздрогнул, когда увидел Белкино лицо! Хотел что-то сказать тому, другому, а не мог – губы от страха прыгали.
Толстый заметил по лицу Белотелова неладное, обернулся…
«Ну, – подумала Белка, – сейчас они убьют меня, как Павлика Морозова…» – и хотела уже кричать, звать на помощь, но толстый вдруг кинулся вон из подъезда. Исчез и Белотелов, а в дверь протиснулись сразу два мальчика. Они пошептались и полезли на чердак, но тут же спустились.
– Это кто-нибудь нечаянно так доски положил, – сказал один, – а ты и подумал, что Васька тебя вызывает.
– Не может быть, – спорил другой, – Молокоед где-нибудь здесь: его сигнал.
Тогда Белка, наконец, поняла, что это и есть, должно быть, верные люди, и шепнула:
– Ребята, вы кто?
Они от страху чуть не убежали, но в дверях остановились:
– А ты – кто?
- Предыдущая
- 27/38
- Следующая
