Тайна Золотой Долины - Клепов Василий Степанович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/38
- Следующая
Теперь все ясно, он тут!
Я хорошо сделал, что остановил ребят. Старик прятался в пещере. Когда мы стояли у бокового хода, он был где-то совсем рядом (иначе Мурка не стала бы рычать и лаять). Потом, когда мы вылезли из воронки, вышел в основной ход, и вот тогда-то и заело у меня леску: старик на нее наступил! И не дергал, а просто зацепил ногой.
– Полезли обратно! – воскликнул Левка. – Теперь-то он от нас не спрячется.
Но лезть снова в пещеру, зная, что ее обитатель уже насторожился и, может быть, поджидает нас за каким-нибудь выступом камня, было безумием, и я уговорил ребят идти к своему лагерю.
В хижине мы снова принялись открывать бутылку. Но деревянная пробка разбухла от сырости и сидела так прочно, что выдернуть ее мы не могли. Тогда пришлось отбить горлышко.
Я даже глазам не поверил – в бутылке лежала свернутая в трубочку бумага!
Пусть говорит теперь Сергей Николаевич, что в наш век, век электричества и радио, бутылки с письмами – выдумка досужих писателей. Про меня не скажешь, что я писатель, а бутылочка – вот она. в руках, и в ней записка. И еще план какой-то. Мы – только вернемся домой – покажем все это Сергею Николаевичу и тогда посмотрим, что он запоет!
Я осторожно развернул бумагу, разгладил и прочел:
«Передать в Острогорский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Дорогие товарищи!
Я пишу вам, оставшись один, так как вся моя партия погибла. Здесь орудует какая-то банда или кучка врагов рабоче-крестьянской власти. Они перебили нас по одному, как куропаток, стреляя из леса. Вчера был убит последний мой спутник – коллектор Звягинцев.
Я ранен в живот и единственное, на что оказался способен, – заполз в эту дыру, где, кажется, и умру.
Обиднее всего, что не встретился с бандитами лицом к лицу и умру, даже не зная, от чьей руки. Только однажды промелькнул тот, кто стрелял в Гренадерова, – низенький, немного сутулый человек в штатском, похоже, в форме старого горного ведомства. Но человек этот скрылся в лесу так быстро, что ни задержать, ни пристрелить его я не сумел.
Задание ваше по вышеизложенным причинам выполнить не смог, и это для меня мучительнее, чем проклятая боль в животе. Ясно одно: поиски надо начинать немного выше по речке, вдоль безымянного ручья, что впадает в Зверюгу слева, в полукилометре от пещеры. Прощайте.
Преданный рабоче-крестьянской власти до последнего вздоха
геолог Н. Окунев. 17 июля 1920 года»,
– А ты бросил череп… Эх ты, Федя!
– Я же не знал, – начал оправдываться Левка.
– Не надо глумиться над человеческими костями, вот что! – отчитывал и правильно отчитывал Димка Федора Большое Ухо.
Тот сбычился и замолчал. Непочтительное отношение к останкам геолога Окунева, видимо, не давало ему покоя. Взглянув на меня исподлобья, Большое Ухо сказал:
– Пойдем сейчас в пещеру и похороним останки героя. А потом привезем из города звезду, поставим на его могиле.
– Это ты хорошо придумал, – похвалил я. – Но сначала кто-то следствие должен провести. Ведь Окунев убит бандитами. Может, их еще удастся найти.
– Я сам и следствие проведу, – вспыхнул Левка.
– Тоже мне, Шерлок Холмс! – съязвил Димка. – А летучие мыши?
Снова и снова мы перечитывали драгоценное письмо, и вдруг последние строки ударили меня, как обухом.
– «Ясно одно, – громко читал я, – поиски надо начинать немного выше по течению, вдоль безымянного ручья, что впадает в Зверюгу слева».
– А мы-то, дураки, копались здесь! Пошли, ребята, искать ручей. Золото там! Окунев эти дела знал лучше нас.
Мы пробовали расшифровать и план, но как ни крутили его, понять не могли. Жаль: наверно, в нем весь секрет и заключался.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
ВВЕРХ ПО БЕЗЫМЯННОМУ РУЧЬЮ. СПИНА БОИТСЯ ПУЛИ. КРИСТАЛЛИЧЕСКОЕ ЗОЛОТО. В НАС СТРЕЛЯЮТ. В ЗАСАДЕ
Левке я приказал быть недалеко от хижины и ловить рыбу, а мы с Димкой взяли лопату, кирку, два мешочка под золотой песок, лоток и сковороду и отправились вверх по Зверюге. Как и писал Окунев, не особенно далеко от пещеры в Зверюгу впадал ручей. Сейчас он был довольно бурным, но в июле, когда был здесь Окунев, очевидно, пересыхал. Потому никто и не дал ручью названия.
Идти было трудно: ручей протекал по глубокому ущелью, заваленному каменистыми глыбами. Мы могли продвигаться вперед только по воде, перескакивая с камня на камень.
– Слушай, Молокоед, – обратился ко мне Димка, – тебе не кажется, что мы подставляем спины под мушку чьего-то ружья? Не лучше ли нам подняться вверх из ущелья и пойти лесом?
– Удивительный ты человек, Дубленая Кожа. Ты старше меня на два солнца, а твоими устами говорит ребенок. Ведь с тех пор, как здесь перестреляли партию Окунева, двадцать один раз распускался и снова опадал лист с деревьев. Какой же пули боится твоя спина?
Откровенно говоря, вся эта индейская болтовня была теперь ни к чему, и мы только прятали за ней свой страх. Мне то и дело представлялось, что кто-то сверху все время целится нам в спину. Я даже стал время от времени делать прыжки в сторону, чтобы увернуться из-под наведенного на меня дула. Если прыгать из стороны в сторону, то, говорят, в человека очень трудно попасть. Оглянулся на Димку – он тоже делает подозрительные скачки.
«Перестреляли по одному, как куропаток», – вспомнились слова Окунева. – Ничего мудреного – здесь подстрелят, и не узнаешь, кто подстрелил…»
– Мне кажется, Дубленая Кожа, мы уже достаточно потренировались в прыжках с места и в прыжках с разбега. Ты не будешь против, если мы выберемся из этой дыры и пойдем по кромке ущелья?
Димка, ясно, не имел ничего против.
Мы вскарабкались наверх и вышли к едва заметной тропке, которая вилась между кустами и деревьями над самым обрывом. Идти по ней было удобнее и как-то веселее.
– Споем, Дубленая Кожа?
– Споем, – весело ответил Димка и тут же крикнул: – Вперед, аргонавты!
– Вперед, миронавты! – подхватил я.
– Вперед к золотым берегам, – запели мы оба.
Правильно сказал Лебедев-Кумач, песня здорово жить помогает: едва только мы затянули «Марш аргонавтов», страх с нас как рукой сняло. И чем громче мы базлали[39] тем смелее было идти.
Так с песней мы и вышли к широченной котловине, внизу которой протекал этот безымянный ручей. Но сверху он казался тоненькой ниточкой.
– Вот тут пошарим, Дубленая Кожа!
– Обязательно, Молокоед!
Удивительный вид был у котловины. Берега обрывистые, твердые, и везде в них – глубокие ниши, выемки. Сразу видно: не природа работала здесь – человек.
Мы прошли вдоль обрыва, спустились к самому ручью и не успели сделать нескольких шагов, как Димка крикнул:
– Есть, Васька!
И показал мне на ладони красивый-красивый желтый кубик, который переливался, как огонь.
– Смотри, чистое кристаллическое золото!
– Где нашел? Место заметил?
– Заметил, пойдем!
И что бы вы думали? Прошли мы с Димкой не более пяти-десяти шагов, как набрали золотых кристалликов по целому мешочку.
– Ага, Сударыня Жила, попалась! Как думаешь, Дубленая Кожа, сколько тут фунтов будет?
– Ставлю, Молокоед, один против ста, – взвесил на ладони мешочек Димка, – здесь, по крайней мере, фунтов пять.
– Эх ты, весовщик! Здесь не меньше десяти фунтов! – торжественно сказал я…
В этот самый момент что-то прожужжало около нас, вроде шмеля, и камень, который лежал у моих ног, ни с того, ни с сего разлетелся вдребезги. И тут же – бум! – выстрел! Мы оглянулись, а над кустами, на краю обрыва, дымок вьется. «Ого, – думаю, – началась и за нами охота».
– Димка, сюда!
Мы юркнули за большой камень, легли на землю и притаились.
39
Опять кто-нибудь скажет, что слово «базлали» употреблять нельзя. А если так говорят? У Даля в словаре сказано, что так говорят и в Вологде, и на Урале, и в Сибири, и на юге. Все русские люди так говорят! – В. М.
- Предыдущая
- 20/38
- Следующая