Ведьма княгини - Вилар Симона - Страница 11

– Гонец передал, что древляне послов ко мне высылают, сватать за своего князя Мала.

Вот это новость! Малфутка так опешила, что и слова не могла вымолвить в первый миг. Неужто Мал Древлянский совсем сдурел, раз рассчитывает высватать жену убитого им князя? Но, с другой стороны, у славян имелся обычай, согласно которому победитель брал к себе жену поверженного врага, да со всем ее добром. А приданое Ольги – Полянская земля. Если не вся Русь. Однако обычай этот столь древний, что только у смердов да в диких селениях еще и выполняется. Никак не в градах на Руси.

Подумав немного, Малфутка молвила:

– Я знаю Мала Древлянского. Он древнего хорошего рода, в нем кровь прежних наших князей. И все же скажу: не чета он тебе.

Ольга скривила в горькой усмешке яркие губы.

– Но сам Мал так не считает. Его слово такое: пойду за него – быть миру в наших землях, да и древляне в Руси останутся. Это разумно. А неразумно иное: никто из удельных князей главенство древлянина не потерпит, ибо не древляне Русь во единую силу собрали.

Казалось, что заботы о Руси ей были важнее всего. Одно слово – княгиня. Отчего же тогда так испугана, отчего прибежала к ней, к жене своего воеводы, и помощи у нее просит? Чтоб та на Свенельда повлияла? Ну да ведь власти у Ольги над ним куда более. Сама то знает, поди. Или… опять про чародейство заговорит, будь оно неладно. Ибо эти речи только дивили Малфутку.

Но Ольга заговорила о том, что скоро прибудут гонцы от Мала и ей предстоит ответ перед ними держать.

– И что ответишь им?

– Не знаю, – вздохнула Ольга. – Воевод своих к ним выставлю, пусть решают.

– Да на палю их, послов этих!.. На колья острые посадить вели!

Ольга молчала какое-то время, только рука ее все так же продолжала ласкать свернувшегося на ее коленях Морока.

– Ты что же думаешь, мне такое приказать не хочется? Да я бы… Огнем и мечом прошлась бы по непокорному племени древлян… если бы могла. Однако… – она вздохнула горько и глубоко: – Весть дурную я получила, боярыня. Ужасную весть. Оставленный в живых дружинник Игоря передал мне еще кое-что от них. Ведь не просто так они осмелились князя киевского казнить. Силу они за собой чуют. И войска собрать сумели, Свенельд тот же проморгал, и с соседними племенами волынян да уличей сговорились объединиться. Но хуже всего то, что древляне светлых богов отринули. Отказались от подателей света и урожая, а стали почитать смерть – Морену и Чернобога жестокого. И заручились их помощью, для чего отдали им в жертву дружину да и самого мужа моего… А такая жертва, как правитель целого края, силу немалую божествам придает. С такой силой они не то что людей погубят, они и против светлых небожителей восстать смогут. Поэтому у древлян сейчас такая дерзость. Все темное и нелюдское будет им подчиняться, любая нежить за них встанет. Леса древлянские и так всяким колдовством полнятся, сама то, поди, знаешь, а теперь… Теперь и представить страшно, что они могут. Твой муж Свенельд некогда победил нечисть древлянскую, но ее сейчас у древлян куда больше. Али не ведаешь, что темная сила всегда скорее на зов откликнется, чем светлая, всегда возрадуется и восстанет, когда люди ей подчиняться начнут? Волхвы древлянские всегда сильнее наших были. И если эти чародеи, да еще при помощи темных богов, выступят против нас… Уж и не знаю, сможет ли Русь против подобного устоять. Ну, что ты так глядишь на меня? Возьмешься помочь теперь? Мне сказывали, ты можешь.

Малфрида медленно поднялась, глаза ее были огромными и испуганными.

– О небо, да на что же это они решились, кто надоумил такое злодейство совершить? Темные боги… Они ведь никого не жалеют, никому особо не покровительствуют, а все больше жертв просят. И волхвы древлянские… Народ бы свой пожалели. Ибо теперь…

Она боялась и произнести это вслух. Понимала, что теперь в древлянских лесах воцарилась страшная беда. Светлые боги отступили, не будут нести урожай, не будут посылать детей матерям, а станут взамен поднимать тех, кто уже умер. Мор и болезни отнимут жизнь у людей, но не уложат в сырую землю, а пустят бродить кромешниками[36]. Смена зимы и лета прекратится, все живое будет гибнуть, только морок и наваждения расселятся там, где раньше жили люди. Опустеют древлянские селения, зарастут бурьяном тропы, а там, где раньше торги шумели, только духи лесные будут справлять свои праздники. И если кто из древлян уцелеет… Останутся ли они людьми?

– Зато свободными станут, – подсказала ей словно с издевкой княгиня.

– Но свобода ли это, если не будет для чего жить?

Ольга внимательно смотрела на взволнованно поднявшуюся древлянку, видела, как та побледнела, как застыло в страхе ее лицо.

– Ну что, возьмешься ли помочь мне своим чародейством?

Малфрида нервно облизнула внезапно пересохшие губы.

– Меня некогда волхвы в чащах обучали всякому. Потом же… Потом Свенельд меня увез. А больше я ничего не помню. Спрашивала было у мужа, но он не отвечает. И я не ведаю, отчего меня считают колдуньей. Но уже поняла, что ваши поляне уверены, будто любая древлянка чародейка. Но я ничего не могу…

Она развела руками, испытывая беспомощность, хотя где-то в глубине души у нее осталось ощущение недосказанности. Но не говорить же княгине о своих странных снах и обрывочных воспоминаниях?

Княгиня уловила колебания Малфутки. Взгляд ее стал острым, в лице появилось что-то жесткое.

– А вот мне сказывали о тебе иное, – вымолвила она со злобой, даже согнала с колен котенка. – И Асмунд, и Свенельд твой, и черниговский воевода Претич о тебе рассказывали, что ты одним взмахом руки валила людей, что ураган снопы, что молнии из пальцев выпускала и слыла у древлян могущественной чародейкой. И что сила в тебе имеется немалая. Отчего же теперь таишься? Опасаешься недоверия к чародейкам люда, злости толпы страшишься, что затаилась? Ну так поможешь мне, я тебя от всех обороню, властью наделю, защищать стану. Помоги мне только! Ведь против чародейства люди не сдюжат. Тут другая сила ведовства и чар потребуется.

Малфутка видела, как нетерпеливо и гневно полыхают глаза Ольги, но не знала, что ответить. Но княгиня не торопила, ждала ответа. Наконец Малфутка вымолвила:

– Свенельд всегда сказывал, что люди сильнее нечисти, что могут совладать с любыми чарами, если не убоятся…

– Значит, не хочешь, – перебила, выдохнув с ненавистью Ольга. – Тоже воли для своего дикого племени захотела? Ну что ж. Значит, и не любила ты Игоря, не хочешь отомстить за него. Но учти: если отступлюсь от тебя, то и Свенельд твой тебе не поможет, значит, пропадешь тут… совсем одна!

– Да не могу я! – почти взмолилась Малфутка. – Не чую себя чародейкой, не могу!..

Но Ольга уже отвернулась, резко забросила на плечи широкий кожаный плащ, пошла к двери. Но у порога остановилась, как будто что-то обдумывая. И сказала, не поворачиваясь:

– У тебя еще есть время на размышление, Малфрида. Но я одно скажу: если поможешь, я открою тебе, где твоя дочка Малуша. В том мое княжеское слово, а оно крепче булата каленого.

И вышла, захлопнув тяжелую дверь перед лицом кинувшейся за ней древлянки.

Малуша… Так некогда Малфрида нарекла свою дочь, рожденную по большой любви от варяга Свенельда.

Она родила ее, когда жила в обучении у кудесников-волхвов древлянских, когда стала изгоем у людей, а волхвы взялись ее обучать, сказав, что она многое может постичь, если отринет обычную жизнь. И у нее получалось. Она заучивала сложные заклятия и заговоры, училась творить чары. И ей хотелось всего этого, хотелось стать чародейкой. Однако волхвы поставили одно условие: когда она родит, она должна отдать им свое дитя. Она согласилась. Ей тогда так хотелось, чтобы сплетаемые ею слова и звуки стали однажды подлинным чародейством. Да и не сделают ее ребенку зла волхвы, ей это сам верховный кудесник Никлот пообещал.

И она отдала им свою дочь, нареченную Малушей…