Тайна Нефертити - Питерс Элизабет - Страница 26
- Предыдущая
- 26/49
- Следующая
— Майк отпустил его?
— У него руки разжались. В такой позе это немудрено.
— Ох!
— Подтяни-ка потуже. Вот, хорошо. Значит, тебе ни одна, ни другая веревки не были видны?
— Не были.
Я вздохнула с облегчением и украдкой вытерла руки о подол юбки. Мои садистские наклонности ограничиваются словесными истязаниями, причинять людям физические страдания мне не доставляет удовольствия.
Джон встал, что далось ему с большим трудом — пришлось схватиться за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. Лицо его, до того серое, стало пепельно-бледным. Я сидела не шелохнувшись и смотрела в окно, зная: стоит мне сделать хоть какое-то замечание, он выставит меня вон из комнаты.
— Я хочу тебе кое-что показать, — проговорил он спустя некоторое время.
Я не смела наблюдать за его передвижением по комнате, поэтому вздрогнула, когда это кое-что упало мне на колени. Это был толстый моток веревки. Я поняла, что это за веревка, и догадалась, что обнаружу, когда посмотрю на ее конец.
— Она была перерезана, — сказал Джон своим обычным голосом, видно сумев побороть боль. — Вернее, надрезана так, чтобы при натяжении обязательно лопнуть.
— Но кто?.. Зачем?..
— Не знаю. У Ахмеда есть кое-какие подозрения, но он оставит их при себе.
— Он не может знать местонахождение гробницы.
— Может, но его убийство не будет способствовать ее обнаружению. Если только он уже не сообщил кому-то, где она находится, и этот кто-то больше в нем не нуждается.
— Джон, я не могу поверить, что Ахмед замешан в этом деле.
— Мне и самому трудно в это поверить. Если его брат...
Он расхаживал по комнате, настолько поглощенный этой мыслью, что, видно, совсем забыл о сломанном ребре и ссадинах от веревки. Я присоединилась к нему, рассчитывая, что мерить шагами комнату — неплохой способ успокоить нервы, здорово расшатанные известием о перерезанной веревке, моток которой был молчаливым свидетельством нового преступления.
— Ты ведь не доверяешь Хассану, — заметила я, — почему же ты его нанял?
— Чтобы был у меня на глазах, вот почему. Конечно, я ему не доверяю. Это он чуть не придушил тебя и украл письмо Абделала. Ты что, до сих пор не догадалась? Неужто я по-прежнему остаюсь подозреваемым номер один на эту привлекательную роль?
— Нет! Хассана я тоже подозревала. Мы не можем заявить в полицию?
— Заявить о чем? Ты не можешь доказать, во всяком случае достаточно убедительно, что это был он. И есть еще одна причина, по которой я не стал связываться с полицией. Наличие вооруженной охраны, патрулирующей западную пустыню, конечно, значительно облегчило бы бремя моих забот, но дело в том, что мы не можем доверять полиции.
— Да, я понимаю.
— Неужели? — Он посмотрел на меня с насмешкой.
— Конечно. Большинство из них местные, они такие же бедняки, как и другие жители деревни.
— Верно. — Джон остановился у окна спиной ко мне, ровный загар на крепких мышцах плеч подчеркивал белизну бинтов. — Томми, это третье покушение на человеческую жизнь с тех пор, как ты приехала. Никуда не денешься, все это связано с тем, что мы ищем.
— Ты хочешь сказать, что еще кто-то охотится за гробницей?
— Вот именно, кто-то еще охотится за гробницей. Единственной вещью, похищенной у тебя, было письмо Абделала. На Ахмеда напали, когда он шел, чтобы передать тебе скарабея. Похоже, ты согласна с тем, что, скорее всего, твоим ночным визитером был Хассан. Он мог напасть и на своего брата. Это очень на него похоже. Сегодняшний случай — прямая попытка убийства. Не было ли видно с твоего места наблюдения, кто мог перерезать веревку?
— Это мог быть и Хассан.
Я постаралась вызвать в памяти ту сцену: скопище мельтешащих черно-белых балахонов, яркий всплеск пурпура — рубашка Хассана и зелено-коричневые комбинезоны двух археологов.
— И с таким же успехом любой другой, — добавила я.
— Не совсем. Веревку привязали в самый последний момент. Никто не мог знать заранее, что выбор падет на Ахмеда.
— Тогда я в первую очередь подозреваю Хассана. Особенно принимая во внимание два других случая.
— До некоторой степени это разумно. Но неужели ты полагаешь, что Хассан действует в одиночку?
— По всему видно, что ты так не думаешь, — проговорила я, оправившись от минутного потрясения.
— Имеются два аргумента против подобного предположения. У Хассана не хватит характера осуществить такое сложное мероприятие, как поиск гробницы. У него также нет необходимой информации. Сильно сомневаюсь, что Абделал поделился с ним своим секретом.
— Так неужели действует шайка поселян? — высказала я нелепую догадку.
— Методологически неверно. Я же говорил тебе, эти люди не прибегают к насилию, если могут его избежать. И я думаю, что сумел бы определить по их поведению, скрывают они что-то или нет. Они сами озадачены, взволнованы и что-то подозревают, но вовсе не опасны.
— Тогда, ради Бога, кто же? — воскликнула я, присоединяясь к нему у окна.
— Я не уверен, — задумчиво сказал он, подвинувшись, чтобы дать мне место, но не взглянув на меня. — Есть одна мысль, которая меня страшит. Известно ли тебе о существовании международного черного рынка предметов искусства и древностей? Люди часто не представляют себе, насколько масштабен этот бизнес и чертовски прибылен. Он не так криминален, как наркотический или рынок бриллиантов, но пара убийств ничего не значит в глазах тех, кто им заправляет.
Каждый год картины и предметы старины исчезают в недрах черного рынка. Некоторые коллекционеры готовы купить желаемое даже при условии, что их приобретения никогда не будут выставлены на всеобщее обозрение. Увлеченные чисто научными целями, мы постоянно забываем, что в денежном исчислении ценность такой находки, как данная гробница, огромна, почти не определима. Для примера представь себе, сколько может стоить шестифутовый гроб Тутанхамона, покрытый слоем чистого золота толщиной три миллиметра, и это не считая художественной работы и исторической ценности. Томми, куда Джейк ездил в тот день — в последний день своей жизни? — Он резко повернулся на четверть оборота и посмотрел на меня. Лицо его было невозмутимо, даже усы, всегда выдававшие эмоции, не подрагивали. И тем не менее я никогда не видела на этом лице более неприязненного и непреклонного выражения.
— Я не знаю, — тупо ответила я.
— Но тебя это начинает интересовать, не так ли? Я тоже не знаю, и одному Богу известно, сколько сил я потратил, чтобы это выяснить. Он возвращался из Коннектикута, это все, что могла сообщить полиция. Но ведь у него был какой-то план действий, Томми. Он не мог извлечь выгоду из находки подобной значимости без посторонней помощи. Я провел целое расследование насчет его поездок в Нью-Йорк и, как мне кажется, знаю, в чем заключался его замысел. Но разрази меня гром, я предполагал, что сведения о расположении гробницы умерли вместе с Джейком. Однако теперь подозреваю, что это предположение было неверным, и что гораздо важнее, кажется, у кого-то еще возникли такие же подозрения. Я в состоянии одолеть бесчестную полицию, вороватых селян и такого психопата сопляка, как Хассан. Но мне не справиться с анонимной, профессиональной, криминальной организацией. Если ты хоть что-то знаешь, Томми, ты должна мне сказать.
— Я сказала Майку...
— Я знаю, что ты ему сказала.
— Тогда почему ты по-прежнему пристаешь ко мне с этим?
— Потому что, как только местонахождение гробницы станет достоянием гласности, ты будешь вне опасности. Единственной добродетелью профессионального преступника является то, что он убивает только ради наживы. Он в равной степени опасается как нашего успеха в поисках гробницы, так и неудачи. Пока он думает, что ты знаешь нечто важное для него, тебе грозит опасность.
— Понимаю...
— Ты всегда это понимала. Ты не настолько глупа. — Джон отвернулся и снова уставился в сад. — Тебе следует принять решение, и я советую сделать это без промедления.
Он сказал это тем же ужасающе спокойным тоном, которым говорил во время всего нашего разговора. Очевидно, он не поверил тому, что я довела до его сведения через Майка. С ума можно сойти: поборов свои низменные побуждения, обнаружить, что никто не верит, когда ты говоришь правду. А кроме нее, мне сказать было нечего. Я молча смотрела, как и он, поверх буйной зелени пальм и виноградной лозы в саду на голые верхушки западных скал, еще щедро залитых лучами заходящего солнца. Изумрудные пальмы, золотые пески, камни цвета топаза были символами богатства, которое влекло сюда стольких авантюристов.
- Предыдущая
- 26/49
- Следующая
