Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Коняев Николай Михайлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/146
- Следующая
Получалось, что Декрет, отменяя навсегда частную собственность на землю, определял, как должна проходить конфискация земель у владельцев, а вот реализацию права всех граждан России на свободное пользование землей при условии собственного труда на ней Декрет возлагал на Учредительное собрание.
Гениальность ленинского плана восхищала Троцкого и многие годы спустя.
Вместо свободы землепользования российское крестьянство и не могло получить по этому Декрету ничего, кроме продотрядов военного коммунизма, кроме права на рабский труд в коммунах и колхозах во имя победы мировой революции.
И так во всем… В каждом, даже самом малозначительном, распоряжении Ленина обнаруживался замысел, постигнуть который самостоятельно можно было, только обладая сильным интеллектом Троцкого.
И это и было боевым языком партии, позволяющим свободно, не опасаясь ни врагов, ни малоспособных сподвижников кавказского происхождения, говорить о наиболее важных проблемах партийной политики и укрепления своей власти.
Впрочем, и Троцкому тоже приходилось приподниматься над собой, выпрыгивать из себя, чтобы до конца уразуметь стратегическую линию ленинской политики: чтобы удержаться у власти, большевики должны не строить, а разрушать!
Руководствуясь этой мыслью, и составляли они с Лениным список первого правительства.
— Как назвать его? — спросил Ленин.
— Может быть, Совет министров? — предложил Троцкий.
— Нет! Только не министрами! — решительно отверг предложение Ленин. — Это гнусное, истрепанное название.
— Можно назвать комиссарами… — сказал Троцкий. — Совет верховных комиссаров…
— Нет! — Ленин покачал головой. — «Верховных» плохо звучит…
— Нельзя ли «народных»?
— Народные комиссары? — переспросил Ленин, как бы пробуя на вкус слово. — А что? Это, пожалуй, пойдет… Совет народных комиссаров… Превосходно! Это пахнет революцией…
Любопытно, что В. Д. Бонч-Бруевич, вспоминая о рождении Совнаркома, косвенно подтвердил факт этого разговора Троцкого и Ленина.
Он рассказывает, что название Совнаркома и его структура уже были определены В. И. Лениным и доведены им до сведения партийцев как решение, не нуждающееся в обсуждении. Но естественно, В. Д. Бонч-Бруевич усмотрел в этом только еще одно проявление гениальности В. И. Ленина.
«Как только наступил первый момент после захвата власти, когда пришлось всем подумать об устройстве правительства, то, конечно, сейчас же поднялся вопрос о формах его, — вспоминал он. — Большинство определяло эту форму в старых формах: кабинет министров. Как сейчас помню, Владимир Ильич, заваленный крайне трудной работой с первых дней революции, услыхал этот разговор, переходя от телефона к телефону, и мимоходом бросил: «Зачем эти старые названия, они всем надоели. Надо устраивать комиссии по управлению страной, которые и будут комиссариатами. Председателей этих комиссий назовем народными комиссарами; коллегия председателей будет — Совет народных комиссаров, которому и принадлежит полнота власти, съезд Советов и Центральный исполнительный комитет контролируют его действия, им же принадлежит право смещения комиссаров».
Этот мимолетный разговор предопределил формы организации новой правительственной власти. Невольно обратило внимание всех, что Владимир Ильич, очевидно, за 2? десятка лет непрерывной революционной борьбы имел время обдумать все до мелочей и был готовым к тому судному дню, когда меч пролетарской революции отсечет голову буржуазной гидры, когда переход власти в руки трудящихся будет уже не сладостной мечтой, а суровой боевой действительностью. К этому дню ему, вождю величайшей в мире революции, надо было быть всегда готовым, и он, действительно, был готов»… {13}
Думается, что гениального экспромта в ленинской политике было больше, чем мудрой предусмотрительности, и идея создания Совнаркома родилась на ходу.
Другое дело, что додумал ее В. И. Ленин до конца…
По-ленински, не упуская ни единой мелочи, Владимир Ильич заявил Троцкому, что в охране Совета народных комиссаров нельзя полагаться на солдат и матросов и надобно срочно собрать охрану из латышей или китайцев.
— Они же по-русски не понимают, Владимир Ильич… — возразил Троцкий.
— И это правильно, Лев Давидович! Я думаю, чем меньше они будут понимать нас, тем лучше… Ведь у нас, батенька, и аппарат пестренький… — Ленин взглянул на лежащий перед ним список Совнаркома. — На 100 порядочных 90 мерзавцев!
Самое интересное и важное в революциях — это не сама революция и даже не причины, которые обусловили революционный взрыв, а то, как удается революционерам удержать власть…
Большевики победили, кажется, вопреки всем законам логики, вопреки здравому смыслу…
Секрет разгадки, как нам кажется, кроется в устроении головы Владимира Ильича Ленина, в характере его.
Будучи последовательным материалистом, Ленин произвольно, не соотносясь с реальной обстановкой, осуществлял свои действия так, как будто мир и управлялся из того центра, в котором находился он сам. Только такое устроение мира было правильным и разумным, по его глубочайшему, не подвластному никакому анализу и критике, убеждению, а любое другое — нелепым, ошибочным, иррациональным…
«Ленин, — писал А. B. Луначарский, — никогда не оглядывается на себя, никогда не смотрится в историческое зеркало, никогда не думает даже о том, что о нем скажет потомство, — он просто делает свое дело. Он делает это дело властно, и не потому, что власть для него сладостна, а потому что он уверен в своей правоте и не может терпеть, чтобы кто-нибудь портил его работу. Его властолюбие вытекает из его огромной уверенности в правильности своих принципов и, пожалуй, из неспособности(очень полезной для политического вождя) становиться на точку зрения противника» (курсив мой. — Н.К.) {14} .
А. М. Горький приводит в своих воспоминаниях рассуждение В. И. Ленина об «эксцентризме» как особой форме театрального искусства.
— Тут есть какое-то сатирическое или скептическое отношение к общепринятому, — говорил он, — есть стремление вывернуть его наизнанку, немножко исказить, показать алогизм обычного. Замысловато, а — интересно!
Сам Ленин тоже был эксцентриком.
Трезво и ясно анализируя информацию об общественных настроениях и реальном положении дел, он обладал настолько мощным интеллектом, что незаметно для сподвижников, а порою и для самого себя, деформировал реальную картину событий, так располагал поступающую информацию, что центр событий как бы смещался к точке, в которой находился он сам.
И это не было ни обманом, ни дезинформацией.
Сохранились любопытные воспоминания Л. Д. Троцкого:
«Я приехал за границу с той мыслью, что ЦО (Центральный орган, редакция газеты «Искра». — Н.К.) должен «подчиняться» ЦК. Таково было настроение большинства «русских» искровцев, не очень, впрочем, настойчивое и определенное.
— Не выйдет, — возражал мне Владимир Ильич. — Не то соотношение сил. Ну, как они будут нами из России руководить? Не выйдет… Мы — устойчивый центр, и мы будем руководить отсюда.
— В одном из проектов говорилось, что ЦО обязан помещать статьи членов ЦК.
— Даже и против ЦО? — спрашивал Ленин.
— Конечно.
— К чему это? Ни к чему. Полемика двух членов ЦО могла бы еще при известных условиях быть полезной, но полемика «русских» цекистов против ЦО не допустима.
— Так это же получится полная диктатура ЦО? — спрашивал я.
— А что же плохого? — возражал Ленин. — Так оно при нынешнем положении и быть должно…» {15}
Абсурдно, когда пусть и центральный, но все же только орган печати Центрального комитета принимает функции управления и руководства самим Центральным комитетом. Но в ленинской логике эксцентрика, свободно преобразующего один вид движения в другой, это нормально и естественно, поскольку сам Ленин находится в Центральном Органе.
- Предыдущая
- 4/146
- Следующая
