Каратели - Шакилов Александр - Страница 3

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая

Я патронов не экономил. В магазине их оставалось девять штук, а значит, еще трех для торгаша не жалко. Там, где меня учили стрелять, вместо мишеней были люди, которым надоело подыхать от СПИДа, бесплатно вламывая на плантациях местного царька.

Что-то такое появилось в глазах торгаша, когда я выдернул из его скрюченных пальцев оружие. Такой же взгляд был у бананового диктатора, когда мы бежали по взлетной полосе, догоняя последний «тюльпан», а обезумевшая от ненависти толпа ломала ограждение аэропорта. Хозяину жизни не нашлось места у нас на борту, и он очень удивился. Сидорович тоже удивился, пялясь на меня, живого и невредимого.

Я обратил внимание, что у него аккуратно обрезанные, полированные ногти. И это почему-то меня разозлило. Два трупа — раз плюнуть, а корчит из себя чистюлю! Каблук моего ботинка раздробил ухоженные пальчики. Теперь у него куда меньше шансов выстрелить мне в спину. Разве что он умеет держать оружие ногами.

Торгаш взревел, как недорезанный вепрь, и поклялся выгрызть мне печень. Улыбаясь, я терпеливо ждал, когда он сообразит, что с каждой секундой в его теле остается все меньше крови и тратить силы на крики — глупо. Он попытается договориться — это точно. Я даже не буду ему угрожать. Пусть сам предложит, пусть принесет мне хабар на хрустальном блюде с не важно какой каемкой.

Весь мир подчиняется лишь одному закону: сожри ближнего своего. И я в этом смысле самый законопослушный гражданин.

— Что тебе надо? — Лицо Сидоровича блестело от пота.

Прямо сейчас он мог отключиться. Или сдохнуть. Но я заставил себя не думать об этом.

— Код замка?

— Да ты ж меня все равно убьешь! — Сидорович, похоже, наивно верил, что безвыходных ситуаций не бывает, надеялся, что еще не все потеряно. Вступив в переговоры, он решил выиграть немного времени.

Оптимизм — это врожденная глупость? Или анестезия?

— Не убью, — соврал я. — Зоной клянусь.

Кривясь от боли, охая и скрипя зубами, он назвал мне цифры кода и подробно объяснил, где расположены ловушки и как их обойти. Его откровенность едва не вызвала у меня слезы умиления. Честность — качество благородное. Стоило вырвать чеку и сунуть гранату под спину Сидоровичу так, чтобы любая попытка пошевелиться гарантировала смерть, — и сразу он стал человеком общительным и откровенным.

Всё-таки я умею ладить с людьми, находя светлое в самых отъявленных негодяях.

Ноутбук и тусклая лампа на громадном столе, тройной сейф в углу и стены, наполовину облицованные болотного цвета плиткой. Обстановка не то чтобы спартанская, но предельно рабочая. Ничего лишнего.

Я осторожно шагнул в комнату. До сейфа, в котором спрятан хабар — мой пропуск в рай, оставалось метра три, когда я вдруг почувствовал, что дело пахнет керосином. Ощущение было настолько сильное, что я не раздумывая вернулся к двери и, прижав палец к губам, показал Сидоровичу, что в его интересах хранить молчание. Выставив пистолет перед собой, я начал медленно — и главное, бесшумно! — подниматься по лестнице. Когда до выхода из схрона оставалось всего ничего, я пригнулся и, надвинув на глаза окуляры ПНВ, быстро выглянул наружу.

То, что я увидел, мне не понравилось. Да так, что хоть плачь. К схрону короткими перебежками двигались вооруженные люди в военной форме. Один, два, три… пять… я насчитал десять человек. Первой мыслью было кинуться вниз, подобрать «гадюку» и снайперку, потом сразу назад — и принять бой. Я никому не позволю помешать мне, когда до мечты остался лишь крохотный шаг. Почти год я отслеживал трафик артефактов, я покупал сведения и пытал несговорчивых, я разобрался в системе поставок и вычленил нужного мне торговца. Я проделал колоссальную работу. И все это крысе под хвост?!…

Пальцы дрожали, глаза затянуло багровой пеленой, но я усилием воли заставил себя успокоиться. Сорваться с нарезки сейчас — непозволительная роскошь. У меня всего одна жизнь, это не игра, заново уровень не пройдешь.

Жаль, но похоже, не только тебе, Макс Край, пришла в голову идея этой ночью завладеть хабаром Сидоровича.

Прозвучала отрывистая команда. Бойцы, подчинившись приказу, встали в полный рост и двинули к схрону. Видать, их командир решил, что дальше группе ничего не угрожает. Скорее всего, он уже был здесь и тогда рядом с подземельем Сидоровича аномалиями и не пахло. Распространенная ошибка и верный признак новичка — запоминать безопасные маршруты.

Мысленно прикинув, смогу ли завалить всех вояк, я чуть не взвыл от бессилия: шансов не было. То есть вообще.

Однако поднимать руки и сдаваться я не спешил — еще успею. Затаившись у наружной двери, я смотрел, как люди в камуфляже бодро шагают по «ржавым волосам», как один из них наступил в «холодец», а второму осталась всего пара шагов до растяжек…

Тихо сплюнув, я безошибочно определил командира отряда и поймал в прицел его мордашку.

Чудес не бывает даже в Зоне. Если стоишь у кирпичной стены под дулами автоматов, знай: смерть достала тебя.

Что ж, я долго избегал свиданий с этой дамой. Она пряталась в телах мутантов, надевала военную форму и гнала сталкеров по болотам вслед за моим отрядом. Смерть долбила очередями из подвалов и заманивала в ловушки аномалий. Но лишь здесь, за Периметром, на одной из действующих военных баз, она назначила мне встречу, и я не смог ей отказать.

Зато теперь я имею право посмотреть на перекошенные лица своих убийц. И по сторонам — напоследок.

Хорошо вокруг! Весна накинула на деревья маскхалаты листвы, небо ясное-ясное, словно личико младенца. В такой день даже умирать приятно. Вот только тело мое не похоронят с почестями: не будет оркестра и венков с лентами, и безутешная вдова не прольет ни слезинки из прекрасных глаз. Ничего этого не будет. Меня швырнут в овраг за бетонным забором, а как стемнеет, часовые на вышках со скуки пальнут разок-другой в слепых псов, грызущихся из-за падали.

Но это будет потом. А сейчас автоматчики нервно перетаптываются, нацелив оружие мне в живот.

Рожу одного, широкоплечего, я видел впервые, а второго, доходягу, звали Васькой Гримовым. Этому мелкому гаду я как-то набил морду в одном баре за Периметром. Будучи в самоволке, Васька забрел туда пьяный в дым. Кто бы мог подумать, что наши дорожки вновь пересекутся, да еще вот так?

Теперь-то, щербато ухмыляясь, он глядел на меня поверх прицела. Он мог безнаказанно расквитаться со мной за два выбитых зуба и был этому несказанно рад.

Толстый молодой сержант в отглаженном камуфляже, подслеповато щурясь, читал с бумажки в полиэтиленовом файле:

— …также Максим Краевой по кличке Край признан виновным в смерти трех солдат регулярной украинской армии во время планового рейда антитеррористического подразделения «Зевс» в ночь с шестнадцатого на семнадцатое апреля возле укрепрайона Лыбидь…

Ах ты крыса штабная! Стрелочки наутюжены, ботинки начищены. Сразу видно, что в грязи не валялся, пороха не нюхал. «Укрепрайон Лыбидь» — ну что за бред?! Вояки так называли хутор в одну улицу, в конце которой располагался притон, известный на всю округу. Отряд мой остановился там, чтобы скоротать время до рассвета. А ночью заведение атаковала спецбригада из пятнадцати разведчиков-убийц. Была настоящая бойня, и я… Да что уж теперь-то вспоминать?

Сержант закончил обвинительную речь. Спрятал бумагу в папку, потер слезящиеся глаза и кивнул автоматчикам. Те только того и ждали — приникли к оружию.

Я стоял спиной к стене, и кладка позади меня была исклевана выбоинами от пуль. Вояки с базы устроили здесь лобное место. Их командира я давненько знаю: который год Григорий Кажан точит на меня зуб, и вот пан майор дождался своего часа. Неисповедимы пути Хозяев Зоны — как все совпало: мои планы и замыслы Кажана, которого я буду вспоминать «нэзлым тыхым», пока жив, то есть минуту максимум.

Словно опасаясь, что его обрызгает, сержант брезгливо отвернулся и поднял руку. А я не моргая глядел на этих шутов в форме. Видеть жизнь как можно дольше, до последнего мгновения — единственно верно. Глаза закрывают только трусы и глупцы. «Сейчас рука опустится, — подумал я, — и конец Максиму Краевому».

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая