Вампиррова победа - Кларк Саймон - Страница 31
- Предыдущая
- 31/109
- Следующая
— Думаю, «армия вампиров» — определение не хуже любого другого, — мягко согласился старик. — Армия мертвецов, питающихся живой кровью. Может, дашь волю воображению, Дэвид? Ты можешь вообразить себе сто тысяч человек? Они облачены в броню, которая уже начала ржаветь, пока они лежали мертвыми на полях сражений. Их кожаные сапоги, возможно, истлели у них на ногах, их глаза, возможно, выклевали вороны. Но вот они перед тобой, оживленные магией и сильные как быки, чьей кровью они пировали. Они готовы исполнить приказ Леппингсвальта, твоего предка, Дэвид, твоей плоти и крови. Они ждут, что он поведет их в поход против живых.
— Ничего себе история. — Дэвид отхлебнул из кружки.
— Ничего себе история, — согласился старик. Он взялся за стальной штырь, свисающий на бельевой веревке с поперечного прута, и с мгновение задумчиво разглядывал его. — Да, та еще история.
— Но Леппингсвальт так и не отдал приказа?
Старик не ответил.
— Бескрайняя империя с центром в Леппингтоне, соперничающем с Римом, так и не состоялась?
Старик покачал в руке штырь, будто проверяя его вес.
— Леппингсвальт отказался от своих обязательств перед Тором. И потому приказал своему войску — армии вампиров — вернуться в свое логово глубоко в недрах гор. Он был столь поглощен горем по погибшей невесте, что заявил Тору, что вторжения не будет никогда.
— И сделка была расторгнута?
Джордж качнул седой головой.
— Сделка была расторгнута. — Он осторожно отпустил штырь, и тот мягко закачался на холодном ветерке. — Но что бы ты ни делал, ты всегда должен чтить договор с богами. В ярости Тор ударил Леппингсвальта своим молотом. Легенда гласит, что этот удар раздробил все до единой кости на лице вождя, отчего тот стал похож на свинью. Увечье причиняло ему такую боль, что даже прикосновение тончайшей паутинки к щеке заставляло вождя выть в агонии.
Дэвид задумчиво пожал плечами.
— На том и кончился поход Леппингсвальта на завоевание всемирной империи.
Старик повернулся к Дэвиду, и его лицо собралось в сухую улыбку.
— Не совсем, внучатый племянник. Вспомни, в жилах Леппингсвальта текла кровь Тора, бога грома. Сколь непокорен ни был сын, отец не станет ненавидеть его вечно. А как бы то ни было, вождь Леппингсвальтов был сыном Тора: он был наполовину смертным, наполовину богом. — Старик говорил теперь быстро, и его голос почему-то, как почудилось Дэвиду, зазвучал невероятно гладко, почти музыкально; без сомнения, виски развязало Джорджу язык. — Много лет спустя Леппингсвальт лежал на смертном одре в своем разрушающемся дворце, где в запустении гнили столы и лавки, и птицы свили гнезда в обвалившейся крыше, и очаг был извечно холоден. Когда настала ему пора испустить дух, Тор явился своему сыну. Бог, должно быть, глянул на искалеченное лицо сына, на его свиное рыло. И в это мгновение сердце Тора смягчилось. Он сказал умирающему, что еще тысячу лет богатство и удача Леппингсвальтов будут медленно, но верно приходить в упадок, сам род угаснет. А потом, когда будет казаться, что надежды уже нет и некогда великий род будет угасать в руинах, один из его сынов вернется из изгнания. Он и возглавит ужасную армию мертвых воинов Тора и сметет всех врагов Леппингсвальтов.
— И создаст бескрайнюю империю во главе со старыми богами Севера?
Дэвид понял, что неотъемлемой частью дядиной истории была паранойя. Эту легенду столетиями рассказывали у камелька юным Леппингсвальтам, чтобы объяснить, почему род все никак не может нажить богатства. И продолжали рассказывать, когда имя Леппингсвальт сменилось на Леппингтон. История была оправданием неудач и несостоятельности Леппингтонов. Быть может, старик находил в ней извращенное утешение. Повторением ее как бы утверждалось, что причина упадка семьи лежит вовне, что это вина кого-то еще — местных христианских правителей тех времен; предательство собственных богов; рыночные силы в смежных областях; ну как же, сойдет даже политика правительства в области подоходного налога. Дэвид задумался, не мучает ли старик себя этой историей теперь, когда живет один в доме у холма. Никогда не знаешь, возможно, фиксация на легенде может стать ранним симптомом старческого слабоумия.
Дэвид вновь перевел взгляд на старика, который, погрузившись в собственные мысли, глядел во тьму за решеткой. Может, старик по многу часов проводит в пещере, оглаживая бутылку виски и размышляя о прошлой славе рода Леппингтонов — вероятно, воображая при этом былые богатство и славу.
И все же, размышлял он, не каждый день узнаешь, что у тебя в жилах течет божественная кровь. Интересно, что скажут на это ребята в теннисном клубе?
Он обнаружил, что улыбается, но поспешно подавил улыбку; ему не хотелось обижать старика. Джордж действительно ему нравился. И в конце концов, все когда-нибудь состарятся. С морщинами и ноющими суставами приходит фиксация на идеях, которые молодым кажутся чудаковатыми. Не были ли в былые времена зимы холоднее, а летние ночи теплее? Вот что утверждают многие бабушки. А дедушки всегда заявляют, что вкус у пива был лучше, что ром был тягуч, как сироп, что соседи были дружелюбнее, что денег хватало на дольше и так далее, и так далее...
В свете лампы Дэвид наблюдал за задумчивыми голубыми глазами брата своего деда, а тот продолжал наблюдать за тьмой.
Да слезь же со своего конька, Дэвид, внезапно подумал он. Оставь это высокомерие. Он старый одинокий человек. Его жена давно умерла. У него нет близких родственников. Что еще у него осталось?
Дэвид почувствовал внезапную и острую преданность к старику. Старик ходил с ним гулять по окрестностям, как только Дэвид научился ходить, покупал ему подарки ко дню рождения и на Рождество. Наверное, сидел с ним и его сводными сестрами, когда родителей не было дома. Когда родители увезли Дэвида из Леппингтона в Ливерпуль, это, наверное, разбило дяде Джорджу сердце.
А теперь ты хладнокровно оцениваешь его, как незнакомого человека, который явился к тебе в клинику с бурситом. Вспомни, Дэвид, этот старик — член семьи. Кровный родственник.
— Дядя Джордж, — он легко коснулся руки старика, — а можно посмотреть на озеро? — Может, если проявить интерес к семейной мифологии, старик повеселеет?
Старик покачал головой.
— Теперь нет. — Сильными пальцами он тронул стальной прут. — Сквозь это ничто не пройдет.
— А другого пути в пещеры нет?
— С десяток других входов, вроде этого на склоне холма. Полковник Леппингтон приказал их закрыть стальными решетками более ста лет назад.
— Почему?
— Слишком опасно.
— Слишком опасно? Но почему?
— Вечно сюда забредали дети. — Он пожал плечами, голос его внезапно оказался усталым и старым, невероятно старым. — Терялись. Там внизу — настоящий лабиринт. Туннели тянутся на много миль. — Он покачал головой, голос его упал до шепота. — Слишком много детей. Они терялись во тьме. Так никогда и не возвращались. Поэтому... — Он хлопнул по прутьям, а те отозвались, как будто он толкнул огромный колокол. Поспешно, почти опасливо он придержал вибрирующие прутья ладонью. — Поэтому полковник Леппингтон приказал поставить на все входы вот такие стальные решетки. Неплохая была проделана работа. — Старик с видимым усилием заставлял себя говорить веселее. — Ну, думаю, если мы еще немного здесь проторчим, то замерзнем до смерти. Пойдем, я испек вчера хлеб. Мы поджарим его над огнем в кузне. Ты раньше это любил, когда был вот такого роста. Как поживает мать? Я все собирался как-нибудь съездить повидать вас в Ливерпуле, но... сам знаешь, как это бывает. Теряешь связь. Просто прекрасно, что ты приехал, парень. Еще не обзавелся женой, а?
Подняв мускулистую руку, он снял с крюка лампу. Потом за все такой же пустой болтовней повел Дэвида назад на поверхность, а шипящая лампа окутывала их шаром белого света. Дэвиду приходилось то и дело ускорять шаг, чтобы не отстать от старика. Тьма за спиной стала глубже. Тени, казалось, следовали за ними, как будто жаждали сбежать из холодного одиночества пещеры.
- Предыдущая
- 31/109
- Следующая
