Кровавая купель - Кларк Саймон - Страница 38

• Предыдущая
• 38/69
• Следующая

– Прости...

– За что. Ник?

– Я слишком груб.

– Ой, нет! Стисни сильнее... мне так хорошо... еще сильнее. Ник... Ах! Вот так.

Она дышала мне в ухо, и это был теплый ветер рая. И, держа ее в руках, я вдруг понял, что одна из причин, почему я увожу их из Эскдейла, – это не только режим или факт, что Креозоты возвращаются. Я просто боялся, что Курт отнимет у меня Сару.

– Сара, я возьму эти диски, папки и... Ой, простите! Я не хотел.

Дел-Кофи, смешавшись, пятился из комнаты. Мы с Сарой рассмеялись.

– Все в порядке, Мартин! – сказал я. – Нам все равно пора было разорвать этот клинч. Мне надо вернуться в гостиницу и кое-что подготовить.

И я вылез в окно.

– Будь острожен. Ник!

Сара высунулась в окно и больше всего на свете была похожа на Рапунцель с висящими вдоль стены золотыми волосами.

– Буду, не беспокойся. Только постарайтесь быть в нужном месте в нужное время. И тогда за вами придет автобус.

Я снова поцеловал ее, и она так крепко меня обняла, что я даже испугался. Будто у нее было предчувствие, что она видит меня в последний раз.

Помахав рукой, я направился обратно в деревню, то и дело оглядываясь. Сара все еще смотрела мне вслед; и каждый раз, когда я оглядывался, она все уменьшалась с расстоянием. Возле школы я срезал дорогу через лес.

Я шел, думая о Саре, о том, что мне сегодня предстоит сделать, о новой общине. Я все еще был глубоко погружен в свои мысли, когда на просеке передо мной появилась фигура. На миг между облаками вспыхнул солнечный луч и осветил просвет между деревьями, как прожектор. Полуослепленный, я прищурился на яркий свет.

Фигура шагнула вперед, и меня закружило узнавание.

– Мама?..

Мама улыбнулась, но это не была материнская любовь. Это была улыбка охотника, сделавшего удачный выстрел.

Первый удар упал на меня сзади. Я полетел вперед, под черепом гудела боль. Поднявшись на колени, я увидел, как мама заносит у меня над головой камень. И снова улыбается. Потом камень пошел вниз, и я только помню капающую на опавшие листья красную кровь – и больше ничего.

Когда ко мне вернулся слух, вот что я услышал первым делом:

– Пора уже, спящая красавица. Я думал, ты никогда не проснешься.

Глаза у меня были открыты, но ни хрена я не видел. Полная темнота.

– Штанина, это ты?

– Я, Ник Атен. Как ты?

– Больно... Черт, здорово хреново... Что они со мной сделали. Штанина?

– Что со всеми. Стукнули по черепу, сунули в мешок и запихнули в эту дыру.

Я пощупал в темноте и нашарил его руку.

– Ник, я знаю, что мы в заднице, но все равно не собираюсь сидеть с тобой в темноте и держаться за ручки.

– А где мы? Ой, голова моя болит... Как ты сюда попал? Ты же тащил жестянкусегодня днем...

– Сегодня? Это было вчера. Они пристегнули ко мне жестянку, и я полетел, будто мне задницу наскипидарили. Успел добежать до верхушки, отстегнул наручник и выбросил эту хрень за десять секунд до взрыва. А потом как рванул! – Штанина хохотнул, но невесело. – Пробежал где-то с полмили – и ТРАХ! Следующее, что я помню – что лежу в мешке. В нем была дыра, так что я рассмотрел, что лежу на берегу реки. Потом меня перенесли на лодку или баржу и сбросили в грузовой трюм. Ты уже тут был, но я тебя не добудился. Тот кусок бревна, что ты называешь головой, они тебе здорово отколотили, но я так понимаю: если ты выжил, когда Слэттер тебя топтал, то тебе уже ничего не страшно.

Я пошарил вокруг. Я лежал на груде мешков, и здесь пахло старой и простывшей мочой.

– Блин, – шепнул я. – Хотел бы я видеть хоть что-нибудь. Нам тут оставили что-нибудь попить?

– Ага. Банки тоника и лимонада, если найдешь их среди пустых. И в мешке у той стенки есть еще картошка и яблоки.

– Где?

– Спокойней, Ник. Я пару банок оставил около тебя. А ты подожди минут пять, и глаза привыкнут.

– Штанина, есть мысли, что они хотят с нами сделать?

Ответил не Штанина. Голос был как у тринадцатилетнего мальчишки.

– Убьют они нас, вот что они с нами сделают.

– Да нет, не убьют, – отозвался Штанина, – Хотели бы, так убили бы сразу, когда поймали. Мы им нужны. Они нас куда-то везут.

– Куда?

– Убей, не знаю... Тихо! Чувствуешь? Вот, все время такие повороты, будто мы плывем по реке. Иногда на что-то налетаем – берега, или лодки, или что-то еще. Потом нас снова сталкивают дальше. А удрать даже и не думай. Стены гладкие, как стекло, зацепиться не за что. Мы тут как вши на дне стакана.

Я открыл банку – это оказался тоник. Вообще-то я его терпеть не могу. А сейчас пил его, как искристую струю Святого Грааля. Коснувшись головы, я ощутил корку струпьев возле линии волос. Да, мама меня явно стукнула камнем от всей души.

Я помотал гудящей головой. Что они собираются с нами сделать? Чего они преследуют нас, как призраки прошедшего Рождества?

– Я думаю, они обратят нас в рабов, – серьезно произнес тот же тринадцатилетний. – Так всегда делали на войне. Мы это по истории проходили.

Сзади послышался еще один голос:

– Или нас захватили, чтобы съесть.

– Заткнись! – огрызнулся я. – Пугать самих себя – это не поможет.

– Он отлично справляется, – сказал Штанина. – Меня он напугал. Черт побери, Ник, ты помнишь, что родители творили с детьми полгода назад?

– А как же. Только знаешь... Взрослые переменились, вот так – вдруг. – Я щелкнул пальцами. – Может, и теперь Креозоты тоже меняются. Посмотри на факты. Нас взяли живыми. Нам оставили еду и питье. Так что надо сидеть тихо и не горячиться. Может, Креозоты выздоравливают и сумасшествие у них было временным.

– Ага, а Санта-Клаус приезжает по печной трубе, – хмыкнул Штанина.

Я посмотрел в сторону, откуда слышался его голос. Я уже мог разглядеть во мраке золотистое сияние его штанов. Вокруг меня виднелись силуэты еще шести человек, сидящих или лежащих на мешках, – кроме одного, который лежал в углу.

– А чем этот пацан не заслужил матраца? – спросил я. Штанина понизил голос:

– Тем, что этого беднягу они стукнули слишком сильно. Мы замолкли, прислушиваясь к покачиванию лодки, идущей вниз по течению. Голова от каждого движения начинала раскалываться. Над головой послышался звук шагов по палубе.

“Что ж. Ник, – подумал я. – Папа с мамой пришли забрать тебя домой. Или в ад. В общем, куда-нибудь”.

Я заснул. Когда я проснулся, покачивание прекратилось, но ощущение движения осталось. Чем дольше я лежал, просто ощущая, как мы движемся, тем больше убеждался, что мы ушли с реки и движемся по стоячей воде – может быть, по каналу. Мотора не было слышно, и я мог только предположить, что Креозоты тянут нас бечевой. Я представил себе, как идет по каждому берегу группа по дюжине Креозотов и тянет баржу навстречу ее судьбе.

– Сколько времени прошло. Штанина?

– По моим “касио”... Они всегда шли точно... Девяносто часов и шесть минут.

– Господи, они тянут это корыто уже почти четыре дня! Эскдейл уже был далеко, очень далеко. Я потер лицо рукой, снова ощутив под пальцами струпья. Что сталось с Сарой? Наверное, она думает, что мой труп гниет где-то в кустах.

– Голоден?

– Как волк.

– Тогда что будем? – Штанина поднял мешок. – Яблоки или картошку?

– Достань еще яблоко.

– Может, они хотят уморить нас голодом, – раздался голос из темноты.

– Заткнись. – Я вгрызся в яблоко. Оно было кислым до слез. – Мы же пока живы?

Пока мы ели, раздался какой-то скрежет. Над головами открылся люк. В трюм ворвалось солнце, заставив всех нас крепко зажмуриться.

Когда наконец я смог открыть глаза, то глянул вверх. На нас глядели силуэты голов.

– Вот оно... – шепнул кто-то. – Молитесь, ребята.

– Ты... – Это был голос старика. – Сюда. Один из Креозотов опустил веревку.

– Ты. Наверх.

Штанина потянулся к веревке.

– Нет. Нет... Ты!

Старик глядел на меня. И вдруг мне до боли захотелось остаться в этой провонявшей мочой металлической коробке.

• Предыдущая
• 38/69
• Следующая