Царь Кровь - Кларк Саймон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/120
• Следующая

Я отпрянул, но несколько обжигающих капель успели попасть мне на руку. Стивен вскочил. Он, не веря своим глазам, уставился на бившую из крана с неимоверным визгом струю пара.

Что-то он крикнул, я не расслышал за дьявольским шумом. Комната быстро наполнилась паром, не видно было дальше собственного носа. Мы на ощупь выбрались в дверь сквозь портяночную вонь сгнивших продуктов. И выбежали на солнце.

Стивен покачал головой:

– Из всех кухонных кранов я выбрал единственный, смонтированный Безумным Водопроводчиком. Ты видел, как била эта струя? Таким соплом моют двигатели грузовиков.

– Ты как?

– Нормально, – улыбнулся он. – Чище, наверное, чем был пару дней назад, но нормально.

Когда я залезал на мотоцикл, он хлопнул меня по плечу:

– Быстрая реакция, Малыш К. Не толкни ты меня, мне бы смыло паром всю рожу.

Я вздрогнул, но сумел улыбнуться в ответ.

– На то и нужен брат. Ладно, поехали домой. Позвякивая банками детского питания в рюкзаках, мы повели мотоциклы по дороге, усеянной рассыпанными вещами и сломанными колясками.

– Я знаю короткий путь, – крикнул я Стивену. – Ближайший поворот налево.

Это точно оказался короткий путь. Но не в Ферберн. А прямо в вонючее сердце самого Ада.

Ад – это улица в Лидсе.

А как узнать, что ты заехал на мотоцикле прямо в Ад? А вот как:

ПЕРВОЕ: ЗАПАХ

Вонь, струившаяся по улице жилых домов, заставляла думать, что канализация более чем переполнена. Летнее солнце как следует пропекло варево из того, что четыре дня тому назад смыли в канализацию сорок тысяч человек.

ВТОРОЕ: ДОХЛЫЕ ПТИЦЫ

Воробьи, голуби, скворцы, вороны, дрозды, усыпавшие улицу комочками пуха и перьев. Мы пытались их объезжать, но некоторые все же попадали под шины с лопающимся хрустом.

ТРЕТЬЕ: МЕРТВЕЦ

Стивен просигналил мне остановиться.

– Рик, видел ты это вон там?

– Нет, а что именно?

– Ладно, тогда лучше и не гляди.

Я увидел в его темных очках свое озадаченное отражение.

– О чем это ты?

– Вон там. – Он ткнул большим пальцем себе за плечо. – Там у обочины лежит мертвец под одеялом.

– Уверен?

– Я видел торчащие из-под одеяла ноги.

– Нет, ты уверен, что он мертвый?

– Хороший вопрос. – Стивен обтер губы тыльной стороной ладони. – Подожди здесь, я проверю.

Я слез с мотоцикла, поставил его на упор, готовый идти следом.

– Эй, тпру! Ты куда собрался, Рик?

– С тобой.

– Нет, солнышко, ты меня здесь подождешь.

– Хватит строить из себя старшего братца, Стивен. Мне уже девятнадцать, позволь тебе напомнить.

Он шагнул ко мне, отгораживая меня своим телом от того, что лежало в тридцати метрах от нас под красным одеялом.

– Рик, – сказал он, снимая темные очки и глядя на меня в упор. – Ты видел когда-нибудь труп, пролежавший три дня на солнце?

– А ты?

– Нет... но в прошлом году я приходил к одному своему приятелю, который решил, что жизнь на земле – не для него. Я вошел к нему через десять минут после того, как он снес себе голову зарядом дроби. Так что, Рик, если тебе действительно не терпится увидеть лицо покойника – иди туда. Только я тебе не советую. Так как?

Сделав суровое лицо, он протянул мне руку, будто собирался вести меня туда за руку.

Я замотал головой и отвернулся.

Можете мне поверить, мне любопытно было увидеть, на что похож покойник. Никогда прежде не видел. Ведь почти все люди за всю свою жизнь ни разу не видят трупа. То есть воочию – по телевизору мы все их видели. Но чего мы не до конца осознаем, что общество погребает своих мертвых в самый момент смерти. Шнеллер! Трупы исчезают за больничной ширмой, или за “молнией” мешка для трупов, или в моргах и часовнях, пока их не заколотят в гроб для погребения.

Я глянул через плечо. Стивен приостановился за десять шагов до тела, снова его оглядывая. И мне стало обидно, что он держит меня за маленькую деточку, которая плачет над раздавленной бабочкой.

Над нами пролетел самолет, явно ожидая, пока диспетчер даст “добро” на посадку. Взревели двигатели в слепящем голубом небе, самолет мелькнул над крышами и скрылся.

Я передернул плечами, поправляя лямки рюкзака, чтобы было удобнее.

Тут мне попалась на глаза одна из тех дурацких мелочей, которые всегда портят законченную мрачность трагической сцены (в данном случае человека, брошенного остывать под одеялом).

Я ведь глядел на подъездную дорожку? От трехэтажного дома с окнами от пола до потолка на первом этаже. И с табличкой: “АВТОНОМНАЯ ЗОНА. ИНТЕРНАТ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ”. А посередине подъездной дорожки торчал аквариум. Небольшой, размером с портативный телевизор, и все еще с водой. Чтобы отвлечься от того, что осматривал на улице Стивен, я подошел к аквариуму.

И сморщил нос. Запах был еще хуже. Хотя нельзя было винить в этом только аквариум, несмотря на то что вода позеленела и всплыли в этой слизи две золотые рыбки брюхом вверх.

Я обернулся к Стивену. Он нагнулся, зажимая нос платком, а свободной рукой держа палку, которой приподнимал одеяло.

К счастью, мне оттуда не было видно, что под ним лежит.

Я отвернулся, радуясь, что можно смотреть на дом для престарелых, имеющий почти нормальный вид... Господи!

Я не отводил глаз от дома. Да, вот в чем дело. Не должен быть у него такой нормальный вид. Со старухами за окнами, дремлющими утром в креслах до ленча.

Это случилось непроизвольно. Если бы я остановился и посчитал до десяти, я бы никогда такого не сделал. Но я побежал прямо к окнам. И заглянул внутрь.

– Стивен!

В креслах сидели десять или больше старух. И еще один старик в пижаме лежал на канапе.

Если бы у них был вид спящих, это бы не так резко поразило меня.

Они были одеты в дневную одежду. И все мертвы.

Но главное – выражение мучительной агонии на этих лицах. Они не умерли мирно во сне. Рты были разинуты так широко, что челюсти наверняка вывихнулись. Таращились открытые глаза. Они умирали медленно, полностью осознавая, что не могут дышать обжигающим легкие газом, который заполнил дом.

Сейчас, в оранжерейной жаре за этими окнами, искаженные агонией лица раздулись от отеков, почернели, трескались.

Я попятился, ощущая поднимающуюся к горлу кислоту. Потом повернулся, чтобы пойти к Стивену и рассказать, что я видел.

И тут я увидел то, что скрывала изгородь.

И попытался твердым шагом пройти мимо. Попытался выбросить из памяти то, что видел. Попытался отвернуться, чтобы не увидеть снова.

Попытался. И не смог.

Гротеск.Другого описания не подберешь: гротеск, гротеск, ГРОТЕСК. Я помню чувство не только ужаса, но и гнева. Наверное, все мы делаем вид, что старики умирают спокойно и с достоинством. Эти умерли не так, хотя и не по своей вине.

Я шел по дорожке к мотоциклу, и набитый детским питанием рюкзак качался у меня на спине.

– Стивен!

Более подвижные из этих стариков пытались удрать от газа. Может быть, кто-то и смог.

Эти не смогли.

Они пытались добраться до машин, припаркованных возле дома. Одной из машин – и это было настолько дико, что я чуть не расхохотался смехом висельника – одной из машин, верьте не верьте, был катафалк. Большой, черный, гладкий, стоял с открытыми дверями, даже задняя дверь для гроба была открыта.

На земле сидел толстый старик, прислонясь спиной к колесу. Выражение ужаса застыло на его лице, когда он умирал от удушья. Одет он был в первое, что удалось схватить в панике – розовое женское платье, отороченное белым кружевом по подолу и рукавам. Старик замотал его вокруг пояса; из-под него торчали обгаженные подштанники.

Наполовину вываливаясь из люка, куда похоронщики ставят гроб, свисала голая женщина. С виду лет девяноста, она лежала лицом вниз, выставив голую задницу на не очень-то свежий воздух. Еще пара старичков лежали почти или совсем голые на траве, широко раскрыв рты и выкатив глаза, а животы у них были как на девятом месяце беременности от выделяющихся внутри газов.

• Предыдущая
• 17/120
• Следующая