С тех пор, как уснула моя красавица - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 6
- Предыдущая
- 6/59
- Следующая
Тем не менее через четыре года, закончив с отличием колледж, Майлс поступил в Высшую школу права. Отец был польщен, но предупреждал: «Ты все равно коп в душе и не забывай об этом, когда получишь все свои славные дипломы».
Школа права. Адвокаткая контора. Частная практика. Это тянулось до тех пор, пока Майлс Керни не понял, что хорошему адвокату не стоит больших усилий превратить обвиняемого в подзащитного. Его это не привлекало. Майлс принял предложение стать Государственным прокурором.
Это был 1958 год. Ему тридцать семь. За эти годы он встречался со многими девушками, наблюдая, как они одна за другой выходят замуж. Но как только он сам начинал подумывать о женитьбе, словно какой-то голос шептал ему: «Подожди, у тебя еще все впереди».
Намерение съездить в Италию возникло не вдруг. "Нельзя сказать, что ты был в Европе, если ты оказался там только для того, чтобы тебя подстрелили, — говорила ему мать, когда он приходя обедать домой, неуверенно делился с ней своими планами, и добавляла: «Тебе не кажется, что не мешало бы навестить ту семью, которая прятала тебя в Понтиси? Я сомневаюсь, что ты тогда как следует отблагодарил их».
Он до сих пор признателен матери за этот совет. Потому что, когда он постучал в дверь, ее открыла Рената, которой к тому времени было уже двадцать три года. Рената — тоненькая и высокая, не намного ниже его самого. Рената, которая восхитительно просто сказала:"А я знаю, кто вы. Это вас я привела в ту ночь".
«Откуда ты помнишь?» — спросил он.
«Мой отец сфотографировал нас с вами до того, как вас увезли. Я всегда держу эту фотографию на моем столике».
Они поженились спустя 3 недели. И следующие 11 лет были самыми счастливыми в его жизни.
Майлс подошел к окну и выглянул на улицу. По календарю весна наступила неделю назад, но кто возьмется предсказать капризы природы. Он отогнал от себя воспоминания о том, как Рената любила гулять по снегу.
Споласкивая и загружая в посудомоечную машину чашку от кофе и тарелку из-под салата, он предался размышлениям о том, что бы стали есть люди, сидящие на диете, если бы исчез вдруг весь тунец. Может, они бы вернулись к старым добрым гамбургерам. От этой мысли он почуствовал, как его рот наполнился слюной. И это напомнило ему, что он должен вытащить из морозильной камеры соус для макарон.
В 6 часов Майлс начал готовить обед. Он умело порвал на кусочки листья салата, покрошил зеленый лук, тончайшими полосочками нарезал зеленый перец. Он бессознательно улыбался про себя, вспоминая, что до появления Ренаты салат в его понимании представлял собой помидоры и зелень, заправленные майонезом. Его мать была прекрасной женщиной, но кулинария не входила в число ее достоинств. Основным принципом ее стряпни было стремление «убить все микробы», поэтому отбивные всегда были такими сухими и жесткими, что требовалась известная сноровка, чтобы с ними сражаться.
Рената ввела его в мир, где он открыл для себя аромат приправ, нежность лосося, вкус изумительно приготовленных макарон и остроту салатов с чесноком. Нив унаследовала умение хорошо готовить от своей матери, а Майлс требовал признания за собой первенства в единственном, чему он научился — в приготовлении особого салата, который и правда удавался ему превосходно.
В 10 минут седьмого он уже начал тревожиться за Нив. Наверное, такси на улицах совсем мало. Господи, только бы она не пошла сейчас через парк. Он попытался дозвониться в магазин, но там никто не отвечал. Майлс уже готов был звонить в ближайший участок, чтобы полицейские проверили парк, как влетела Нив, нагруженная свертками и коробками с одеждой.
Майлс ни за что не признался бы Нив в своих трусливых намерениях, вместо этого он принял из ее рук коробки и вопросительно заглянул ей в глаза. «Опять Рождество? — спросил он, — „Для Нив от Нив с любовью“? Ты выгодно себе это продала?»
«Майлс, не умничай, — раздраженно ответила Нив. — Могу тебе только сказать, что, может, Этель Ламбстон и хороший клиент, но если бы ты знал, как она порой действует мне на нервы!» Нив забросила коробки на диван и вкратце рассказала о своих бесплодных поисках Этель.
Майлс испуганно посмотрел на дочь. «Этель Ламбстон! Эта та самая сплетница, которая была у нас на Рождество?»
«Та самая». Сгоряча Нив пригласила Этель на празднование Рождества, которое она и Майлс устраивали дома каждый год. Для начала Этель прижала к стенке епископа Стэнтона, объясняя ему, почему католическая церковь в ХХ веке уже не так популярна, после чего, разнюхав, что Майлс, оказывается, вдовец, уже не отходила от него весь вечер.
«Она меня совершенно не интересует. Если тебе нравится, ты можешь поселиться под ее дверью, — предупредил Майлс, — но чтобы в этом доме ее ноги больше не было».
3
Денни Адлеру не слишком-то улыбалось пахать за какие-то гроши плюс чаевые в кафе на углу Лексингтон и 83-й улицы. Но что можно было поделать в его положении условно осужденного. А Майк Тухей — офицер, под бдительное око которого попал Денни, был изрядной свиньей, власть которого распространялась на весь штат Нью-Йорк. Он потребовал бы отчета в происхождении каждого потраченного Денни центе, если б тот не работал.
Поэтому работать приходилось и он ненавидел каждую минуту, проведенную в кафе.
Денни снял убогую комнатенку с мебелью в дешевом грязном доходном доме на Первой авеню. Чего не мог знать опекающий его офицер, так это то, что большую часть времени Денни проводил не на работе, а на улице, попрошайничая. В целях конспирации каждые несколько дней он менял место и изменял свою внешность. Иногда он одевался пьяницей-бродяжкой в вонючей одежде и стоптанных башмаках, с грязными лицом и волосами. Подпирая стену какого-нибудь здания, он держал в руках обрывок картонки со словами «Помогите, я голодаю».
Для простодушных дурачков это было отличной приманкой.
Иногда он напяливал вылинявшую военную форму, седой парик, темные очки, прикалывал к груди табличку «Бездомный ветеран» и стоял, опираясь на палку. Жестянка у его ног быстро наполнялась монетами.
Благодаря таким вот «выходам» Денни набивал полные карманы мелочи.
И они же позволяли ему поддерживать себя в форме, а для Денни не было ничего приятнее, чем предвкушение настоящей работы. Только один или два раза, он не мог не поддаться соблазну замочить кого-нибудь, что он и делал, отбирая у какого-то пьянчужки несколько долларов. Но копам было совершенно наплевать на избитого или зарезанного бомжа, так что в данном случае Денни ничем не рисковал.
Через три месяца срок его условного осуждения закончится, он сможет исчезнуть из поля зрения и определиться, где приложить свою энергию. Даже его офицер расслабился. В субботу утром Тухей звонил ему в кафе. Денни живо представил себе Майка, его тщедушное тело, ссутулившееся над столом в неряшливом офисе. «Я говорил с твоим боссом, Денни. Он сказал мне, что ты один из его наиболее заслуживающих доверия работников».
«Спасибо, сэр». Если бы Денни сейчас стоял перед столом Тухей, его руки бы тряслись, выдавая нервозность. Он бы был вынужден выдавить подобие слезы из своих светло-карих глаз и изобразить что-нибудь похожее на улыбку.
Вместо этого он беззвучно матерился в телефон.
«Денни, ты можешь не посылать мне отчет в понедельник. Я буду очень занят и, я знаю, ты из тех, кому я могу верить. Увидимся на следующей неделе».
«Да, сэр». Денни повесил трубку. Улыбка — оскал прорезалась морщинами под его выступающими скулами. Половину из прожитых им тридцати семи лет он провел в тюрьме, начиная с двенадцати лет, когда совершил свой первый взлом. Его кожа приобрела за эти годы характерный сероватый оттенок — «тюремную бледность».
Денни обвел глазами кафе, с отвращением глядя на крошечные столики для мороженого, металлические стулья, белую пластиковую стойку, объявления о скидках на ланч, хорошо одетых посетителей, погруженных в газеты над тарелками с тостами или кукурузными хлопьями. Его мечты о том, как бы он разделался с этим кафе в целом и с Майком Тухей в частности, были прерваны окриком менеджера: «Давай, Адлер, пошевеливайся! Заказы сами не придут!»
- Предыдущая
- 6/59
- Следующая
