Стрельба из лука - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
За ночь маневр сближения вывел «Одиссея» на траекторию около черной дыры. Дроздов предложил назвать ее Антиноем, и Мирон согласился — ему было все равно.
— Мирон, — сказал Дроздов, вспомнив свои ночные размышления, — лет шесть назад я был на курсах… Узнал много интересного, в том числе и того, что мало связано с искусством пилотажа. Потом — экзамен. Выл такой тест. Или задача? Звездолет в поле тяжести черной дыры. Огромной, не чета Антиною… Корабль неуправляем. Нужно увести его в открытый космос. Как? Знания по физике черных дыр у меня невелики, а тогда были еще меньше. Задачу я не решил, мне потом сказали результат, и я забыл его прочно, с десятикратной надежностью. Я был уверен, что это мне ни к чему… Я и о самой задаче вспомнил только нынче ночью. Но ты-то, Мирон, астрофизик, ты просто обязан знать решение, поскольку оно существует. Оно есть, ты понимаешь? Думай, черт возьми! Ты знаешь, что такое жизнь?..
На стене в каюте Мирона появилась фотография Риты с детьми. Дроздов смотрел на улыбающееся лицо с мягкими ямочками на щеках и, странно, не ощущал ничего, кроме глухой тоски воспоминаний о далеком и прошедшем.
Мирон что-то выписывал из книгофильмов, считал, пересчитывал. Но чаще сидел перед экранами, закрыв глаза. Не очень-то у него получалось…
Истратив последние граммы топлива, Дроздов увел «Одиссея» от Антиноя назад к «Пенелопе». Каждое утро он надевал скафандр и отправлялся на станцию. Облазил ее от антенн до дюз, проследив путь Антиноя. Металл испарился, превратился в плазму, рассеялся облаком, и в корпусе возник канал вроде пулевого, он был как туннель, пересекавший все жизненно важные центры. Топливные емкости — основные и резервные — были скомканы, как бумажные кубики: это постарались приливные силы, которые на расстоянии нескольких метров от Антиноя растягивали и разрывали конструкции любой жесткости и прочности.
Прошел месяц — пролетел ярким болидом, хотя порой, особенно по ночам, Дроздову казалось, что время шлепает тягучими каплями, медленно и гулко, и запас капель невелик, скоро последняя.
Однажды вечером Мирон сказал:
— Соскучился я. Очень хочется домой…
Он не должен был так говорить. Только в одном случае он имел право нарушить табу.
— Ну да, — ответил Мирон на немой вопрос командира. — Я нашел решение. То, которое ты так прочно забыл.
В голосе его звучала ирония, и Дроздов понял, что Мирон давно разгадал его хитрость с курсами космонавтов.
— Есть лишь три возможности, — продолжал Мирон. — Использовать ресурсы «Одиссея», «Пенелопы» или Антиноя. Мы немы, «Пенелопа» мертва. Значит, Антиной. Нужно как-то укротить его. Сейчас энергия частиц уходит на излучение. Нужно направить ее в нужную сторону и модулировать нужным образом.
Просто, гениально и совершенно ясно, как ясны общие истины, не имеющие конкретного приложения.
— Я не специалист, Игорь, — сказал Мирон, — и если бы ты не убедил меня, что решение есть, я ни за что эту задачу не решил бы… Ты ведь все придумал с этими курсами, чтобы заставить меня работать… Вот тебе решение. Все рождающиеся частицы несут большую энергию. Отдают они ее почем зря, сталкиваясь друг с другом. А теперь представь: удалось сделать так, чтобы частицы, родившись, летели строго в одном направлении… ну, скажем, к Земле. Траектории их не будут пересекаться, исчезнут столкновения, значит, не станет и побочного излучения. Вся энергия дойдет по назначению, туда, куда мы захотим. А с ней и наше сообщение. В сущности, это своеобразный лазер. Как в лазере, есть «резервуар» энергичных частиц. Как в лазере, должен возникнуть тонкий нерасходящийся луч. Есть разница, конечно: в обычном лазере атомы никуда не улетают, они лишь испускают кванты света в строго заданном направлении. А здесь вместо света — сами частицы… Проблема в том, чтобы заставить действовать этот потенциальный лазер. Теперь-то я знаю, как это сделать: нужно облучить Антиноя извне частицами с такой же энергией. Опять же как в обычном лазере: ведь и там достаточно одного кванта, чтобы возникла лавина. Там действуют законы квантовой оптики, а здесь — законы, о которых раньше не знали. Даже те, кто учил тебя на курсах… Вот так, Игорь. Появится очень тонкая струя частиц толщиной в доли миллиметра. Мы сможем направить эту струю, этот луч на Землю. Нужно лишь точно прицелиться… Будем сигналить.
Будем сигналить. «Выстрелим в злодея Антиноя, — подумал Дроздов, — натянем тугую тетиву Одиссеева лука. Никто, кроме Одиссея, не мог согнуть этот лук, не мог пустить молниеносную стрелу. И мы не сможем. Вероятно, Мирон гений, но на кой черт мне его гениальность? Теоретик! Он решил задачу. Он, видите ли, соскучился. Тьфу…»
— Игорь, ты что? — Голос у Мирона был испуганный. Понял наконец, что командиру вовсе не нравится его решение.
— Ничего, Мирон. Ты забыл только, что нам неоткуда взять быстрые частицы, чтобы выстрелить ими в Антиноя. Неоткуда. У нас космический корабль, а не синхрофазотрон.
Они в молчании разошлись по каютам, и Дроздов слышал, как Мирон тыкается в стены — дает волю настроению. Дроздов поплыл к нему прямо в спальном мешке, хватаясь руками за скобы. Они лежали рядом, перед глазами была фотография Риты, и неожиданно Мирон сказал:
— Ты ведь любил ее, Игорь…
Было очень тихо на корабле, Дроздов не хотел нарушать тишину и промолчал. А Мирон заговорил. Выл ли он зол на себя, на свою неудачу или просто расслабился, потерял самоконтроль? Ему не к кому было возвращаться. Рита ушла от него. Незадолго до отлета. Она полюбила другого. Мирон давно это знал, но терпел — было жаль детей, и себя, и Риту тоже, потому что она не ведала, что творит.
— Мирон, — сказал Дроздов, — когда вернемся домой, я сам с ней поговорю. Какой-то вес мои слова будут иметь, как ты думаешь? Она не совсем меня забыла?
Мирон заворочался в своем мешке. Он уже не верил в возвращение.
— У нас космический корабль, а не ускоритель, — сказал Дроздов, — но зато у нас мощные магнитные ловушки. Мы можем поймать частицы от Антиноя и отразить их, как зеркалом.
— А куда ты собираешься направить поток частиц? — неожиданно тусклым голосом спросил Мирон.
— Как куда? — Дроздов осекся. Действительно, куда? Ведь стрелы из лука Одиссея убивают! Поток частиц, узкий, как спица, и прямой, как луч света, проникнет в земную атмосферу и вызовет в ней взрыв сродни ядерному. Испепелит все на сотни километров.
«Слишком много энергии, — подумал Дроздов. — Нельзя сигналить. Обычное дело — придумаешь что-нибудь такое, что никому раньше и в голову не приходило, новый закон природы откроешь, создашь нечто, чтобы и себя спасти, и людей не обидеть. Дашь источник энергии. Совсем даровой. Сколько их носится в космосе, этих Антиноев и Эвримахов, этих неудачливых женихов Пенелопы? Уж, наверно, не сто шестнадцать, как у старика Гомера. Придумаешь нечто доброе и обязательно споткнешься — не бывает добра без злой сердцевины. Черные дыры, такие, как Антиной, — прекрасный источник энергии, но они и убийцы. Черные дыры, такие, как Антиной, — космические лазеры-передатчики, но в них слишком много энергии. Слишком много… Нельзя нам сигналить».
— Давай спать, — сказал Мирон. — Будем гордиться, что почти нашли выход.
— Слишком много энергии, — пробормотал Дроздов. — Слишком много…
«Пенелопа» с полными баками рабочего тела пришла именно тогда, когда ее ждали. Дроздов развернул антенны и передал на Землю огромное спасибо. А потом они полетели домой, увозя впечатления и знания, не имевшие отношения к кометной астрономии. Новая «Пенелопа», брошенная жена, осталась коротать время с женихом своим Антиноем.
Остальное известно всем. В космосе за пределами Системы носятся разведчики-автоматы и, подобно саперам на минном поле, ищут черные дыры, осколки Большого взрыва. Найдя, подводят магнитное зеркало, и в сторону пояса астероидов летит узкий, тоньше любой иглы, поток частиц. Здесь, на сотнях астероидов, нацелившись рупорами антенн-приемников в невидимые точки пространства, стоят теперь ЧД-энергостанции. Сотни Антиноев снабжают Землю энергией, проблемы энергии больше не существует для человечества. А началось все с небольшого сообщения, переданного по мировому стерео:
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
