Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. - Страница 36

— А теперь пойдем, да не дури! — прикрикнул на мужчину другой констебль.

Тот перестал сопротивляться и позволил полицейским увести себя. Поколебавшись, я подошел к женщине, которая медленно поднималась на ноги среди орущей детворы.

— С вами все в порядке, мадам?

Она бросила на меня подозрительный взгляд.

— Цела, как видите.

— Что здесь произошло?

— Они говорят, что мой муж продавал мясо в Великий пост, вот и потащили его к епископу Боннеру.

Увидев мою адвокатскую мантию, она проговорила:

— Законник нам не поможет. Если они решили засадить его, так оно и будет, тем более что у нас все равно нет денег на адвоката. Поищите себе клиентов где-нибудь в другом месте.

С этими словами женщина поковыляла к лавке, дети побежали за ней. Один из мальчишек, вероятно уловив враждебность в тоне матери, подскочил ко мне и крикнул:

— Горбун!

Злясь на себя и на них, я пошел своей дорогой. Ведь я всего лишь хотел помочь! Но если ее мужа признают виновным, ему грозит виселица. Мне вспомнились слова Кранмера о том, что Боннер делает все, чтобы уничтожить реформаторов.

Барак, как мы и договаривались, ждал меня на Лондонском мосту. Он был бодрым, энергичным, без всяких признаков похмелья, и радостно приветствовал меня. Я заметил, что этим утром он нацепил шпагу.

— Что ж, поглядим, что ждет нас у реки, — сказал он, прикоснувшись к своему старому клинку.

— Надеюсь, какие-нибудь ответы.

Через Лондонский мост мы перешли на противоположный берег, откуда начинался Саутуорк и где нас ждал Харснет. Сегодня он выглядел королевским чиновником с головы до пят. Поверх официального платья был накинут плащ, подбитый мехом куницы. Предвидя долгую прогулку по грязному берегу, коронер предусмотрительно надел башмаки из толстой кожи.

Харснет смотрел вверх, на возвышавшуюся над крышами домов арену с ямами для травли медведей. С мрачным выражением лица он повернулся к нам.

— Здравствуйте, мастер Шардлейк. И вы, Барак, разумеется.

Барак поклонился. Харснет снова посмотрел на медвежью арену и вздохнул.

— Разве не печально, что нас развлекают мучения этих обливающихся кровью несчастных и совершенно беззащитных животных? — спросил он.

— Беззащитных? — переспросил Барак и взглянул на меня.

Он вспомнил случай, когда меня едва не задрал вырвавшийся на волю медведь. Я тогда едва уцелел, но сейчас в душе был согласен с Харснетом.

— Да, — сказал я, — это жестокий спорт. Я никогда не посещаю этих представлений.

Коронер согласно кивнул.

— Вы принесли список знакомых мастера Эллиарда?

Я достал бумагу из кармана плаща.

— Составить его мне помогли жена мастера Эллиарда и его клерк. Они не могут припомнить ни одного человека, который мог бы желать ему зла.

— У доктора Гарнея тоже не было врагов. Вот список его контактов.

Он вытащил лист бумаги, отдал его мне, и мы, стоя рядом, стали читать. Среди пациентов доктора Гарнея числились некоторые придворные, а также известные лондонские купцы. Упоминались там сэр и леди Латимер. Но ни одно имя не фигурировало в обоих списках. Совпадений не было.

— Ничего, — подвел итог Харснет. — Могу я оставить себе ваш список?

— Конечно.

Он свернул оба документа и сунул их в карман.

— И все же между двумя жертвами очень много общего: религия, профессиональный статус, даже конституция. Что заставило это чудовище остановить свой выбор именно на них?

— Не знаю. Но я кое о чем подумал.

— Вот как? О чем же?

В глазах Харснета вспыхнул неподдельный интерес.

— Вполне возможно, что были и другие убийства. Мы с вами находимся на границе двух графств — Кента и Суррея. Коронеры не всегда обмениваются информацией, а некоторые вообще относятся к своим обязанностям спустя рукава. Как коронер Броун.

Харснет кивнул в знак согласия.

— Вы правы, сэр, благодарю вас. — Он одобрительно посмотрел на меня. — Я поговорю с другими коронерами.

— Мне известно по крайней мере об одном странном убийстве, произошедшем недавно на этом берегу реки Темзы. О нем рассказал один из моих клиентов. Я обращусь к нему за дополнительными деталями.

— Отличная идея. Еще раз спасибо.

Он вздохнул.

— А теперь идемте в Ламбет. Человек, который нашел тело, будет ждать нас там.

Мы шли по южному берегу реки. Вскоре дома уступили место обширным болотам. Посреди топи покачивались под ветром высокие камыши. Сухие участки земли были обработаны и засеяны овощами коттерами, поселившимися здесь же, в глинобитных домишках.

«Ну и тоскливая здесь, должно быть, жизнь», — подумал я.

— Архиепископ Кранмер очень высоко оценивает вас, — нарушил молчание Харснет. — Он говорит, что, если бы не вероломный слуга, вы могли бы спасти лорда Кромвеля три года назад.

— Он слишком добр ко мне. И все же с тех пор я стараюсь избегать подобных ситуаций.

— Вы ввязались во все это ради своего друга. Это богоугодное дело, дело чести.

Он помолчал.

— Честь — большая редкость при дворе, в тех кругах, в которых мне приходится вращаться.

Я поймал себя на том, что начинаю испытывать все большую теплоту по отношению к этому человеку, несмотря на то, как скверно началось наше знакомство.

— Долго вы являетесь королевским коронером? — поинтересовался я.

— Я всего лишь его помощник. По большей части моя работа связана со смертями, происходящими в Лондоне. А вообще-то я получил эту должность шесть лет назад.

Он внимательно посмотрел на меня и добавил:

— Еще при лорде Кромвеле, упокой, Господи, его душу. Сейчас для реформаторов наступили трудные времена. Мы ходим по лезвию бритвы.

— Сегодня видел, как в темницу потащили мясника. По словам жены, за то, что он продавал мясо в Великий пост.

Харснет понимающе кивнул.

— Сегодня утром констебли получили приказ задержать всех мясников, подозреваемых в торговле мясом во время Великого поста. Этих несчастных подвергнут не очень тактичному допросу с целью узнать имена их покупателей. В результате те, кто ставит Слово Божье выше древних правил религиозной диеты, будут арестованы. Вот как преследует нас нынче Боннер.

Харснет улыбнулся злой улыбкой, отчего на мгновение его лицо стало неприятным.

— Впрочем, они могут обнаружить в своих сетях рыбу, которая окажется им не по зубам. Например, в нарушении Великого поста обвинили графа Сюррея, сына герцога Норфолка. Вы знакомы с его стихами?

— Боюсь, что нет.

Мне, конечно, было известно, что сын главной фигуры во фракции папистов пишет стихи.

— Уже находясь в тюрьме, он написал новую поэму. Она посвящена Лондону.

Харснет процитировал:

Я вспомнил о том, как Роджер цитировал Родерика Мора, и на секунду передо мной вновь возникло его лицо. Я вздохнул и посмотрел на Харснета.

— Значит, Сюррей видит Лондон Вавилоном, каким тот предстает в Книге Откровения?

— И который будет разрушен, когда Господь придет, чтобы вершить суд над миром.

Он смотрел на меня, ожидая моей реакции.

— Я думал, Вавилоном обычно называют Рим, и никогда не мог расшифровать смысла Книги Откровения.

Харснет склонил голову.

— Если вы почитаете Откровение внимательнее, то обнаружите, что там предсказано не только как, но и когда наступит конец света.

Не дождавшись от меня никакой реакции, он снова грустно улыбнулся.

Дальше мы шли молча. Наконец затянувшееся молчание нарушил Барак.

— Как здесь покойно! — заметил он.

Я кивнул. На тропинке, кроме нас, не было ни одной живой души. Слева неспешно несла свои воды Темза, а на грязных лужах время от времени вздувались и лопались пузыри. С правой стороны ветер с шорохом шевелил заросли камыша, на противоположном берегу виднелись дома и лачуги Лондона — «логова злобы», как окрестил его Сюррей.