Выбери любимый жанр

Пацифист - Кларк Артур Чарльз - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Доктор Застенчивый отвечал за создание мозга Карла. Да, я прекрасно понимаю, что этот термин звучит грубо и антропоморфно, но никто не сможет отрицать, что большие компьютеры обладают качествами личности. Трудно выразить это точнее, не вдаваясь в технические подробности, поэтому просто скажу, что коротышке Застенчивому предстояло создать чрезвычайно сложные схемы, чтобы Карл смог мыслить именно так, как ему следовало.

Итак, вот три главных героя: генерал Смит, вздыхающий по эпохе генерала Кастера; доктор Застенчивый, полностью погруженный в захватывающие научные тонкости своей работы, и Карл – пятьдесят тонн электроники, пока еще не оживленный потоками электронов, которые скоро потекут по его металлическим жилам.

Скоро – но недостаточно скоро для генерала Смита. Давайте не будем слишком уж придираться к генералу – наверняка на него начали давить, когда проект стал выбиваться из графика. И он вызвал доктора Застенчивого к себе в кабинет.

Разговор длился более тридцати минут, причем доктор произнес менее тридцати слов. Большую часть времени генерал выдавал сентенции о производительности труда, крайних сроках и узких местах. Похоже, у него создалось впечатление, будто создание Карла мало чем отличается от сборки последней модели «форда»: это лишь вопрос установки деталей на нужные места. Доктор Застенчивый не принадлежал к числу тех, кто указывает собеседнику на его ошибки (даже если бы генерал предоставил ему такую возможность). И он ушел, страдая от острого чувства несправедливости.

Неделю спустя стало ясно, что завершение Карла еще больше отстает от графика. Застенчивый делал все, что было в его силах, а лучше его с этой работой справиться не мог никто. Ему приходилось сталкиваться с проблемами, недоступными для понимания генерала, и решать их. Проблемы решались, но на это уходило время, а его-то как раз и не хватало.

При первом разговоре генерал изо всех сил старался вести себя мягко, и поэтому ему удалось остаться просто грубым. При втором же он постарался быть грубым, так что результат можете представить сами. Он практически обвинил доктора и его коллег в том, что, отставая от графика, они признают себя виновными в антиамериканской деятельности.

С этого момента события стали развиваться в двух направлениях. Отношения между армией и учеными неуклонно ухудшались, а доктор Застенчивый впервые серьезно задумался о более широких последствиях своей работы. Прежде он был слишком занят, слишком поглощен немедленными проблемами своего задания, чтобы задуматься о своей социальной ответственности. Он и теперь был очень занят, но занятость не помешала ему сделать паузу и поразмыслить. «Вот я, один из лучших чистых математиков в мире, – сказал он себе, – и чем же я занимаюсь? Почему я забросил свою статью об уравнениях Диафанта? Когда я снова смогу насладиться теоремой простых чисел? Короче говоря, когда я снова займусь настоящей работой?»

Он мог уволиться, но это даже не пришло ему в голову. Во всяком случае, под его мягкой и уступчивой внешностью скрывалась упрямая сердцевина. Доктор Застенчивый продолжил работу, и даже еще энергичнее. Создание Карла продвигалось медленно, но неуклонно. Настал день, когда к последней из множества ячеек его мозга был припаян последний контакт, а техники проверили и протестировали последнюю из тысяч его плат.

А еще одну плату, неотличимую от других и подключенную к ничем не отличающемуся от прочих набору ячеек памяти, доктор проверил сам, потому что о ее существовании больше не знал никто.

Итак, наступил великий день. В Кентукки хитроумными маршрутами прибыли очень важные персоны. Из Пентагона прилетело целое созвездие многозвездных генералов. Пригласили даже флотских.

Генерал Смит гордо водил гостей из пещеры в пещеру, от банков памяти к сетям селекторов, от матричных анализаторов к панелям ввода данных – и наконец к рядам электрических пишущих машинок, с помощью которых Карлу предстояло выводить результаты своих размышлений. Генерал неплохо ориентировался среди всей аппаратуры: по крайней мере почти не ошибался с названиями. А на некоторых невежд даже ухитрился произвести впечатление чуть ли не создателя Карла.

– Итак, – радостно предложил генерал, – зададим-ка ему работу. Пусть посчитает. Желающие есть?

При слове «посчитает» математики поморщились, но генерал так и не заподозрил, что произнес нечто неприличное. Шишки в погонах задумались, потом кто-то робко спросил:

– А сколько будет, если 9 умножить на себя двенадцать раз подряд?

Один из техников, фыркнув, нажал несколько клавиш. Пулеметом затрещала машинка, и присутствующие не успели дважды моргнуть, как получили ответ – все двадцать цифр.

(Если кому интересно, то он выглядит так:

12 157 665 459 056 928 801.

Но вернемся к Гарри и его рассказу.)

Еще минут пятнадцать Карла бомбардировали подобными пустяками. Гости были впечатлены, хотя вряд ли кто из них распознал бы ошибку, даже если бы ответ оказался совершенно неверным.

Генерал скромно кашлянул. Простая арифметика была для него пределом, а Карл только-только начал разогреваться.

– А теперь я уступаю свое место капитану Уинклеру, – объявил генерал.

Капитан Уинклер был блестящим молодым выпускником Гарварда, которому генерал не доверял, не без оснований подозревая его в том, что он больше ученый, чем военный. Однако он был единственным офицером, действительно понимавшим, что именно и как именно Карлу полагается делать. И когда капитан начал читать гостям лекцию, генерал с отвращением подумал, что тот смотрится в точности как проклятый школьный учитель.

Тактическая проблема, к которой капитан привлек внимание гостей, была сложной, но ответ на нее был известен всем, кроме Карла. То было сражение, завершившееся почти столетие назад, и когда капитан смолк, генерал из Бостона прошептал своему адъютанту:

– Готов поспорить, какой-нибудь проклятый южанин наверняка что-то нахимичил в машине, чтобы на сей раз победил Ли.

Все, однако, признали, что эта проблема – прекрасный способ проверить возможности Карла.

Считывающие устройства проглотили перфоленты, на панелях регистров замелькали лампочки, вокруг начались таинственные события.

– На решение этой проблемы, – гордо заявил капитан Уинклер, – потребуется около пяти минут.

И, словно из противоречия, затрещала машинка. Из нее выползла полоска бумаги, и капитан, весьма озадаченный неожиданным проворством Карла, прочел ответ. Челюсть у него немедленно отвисла на шесть дюймов, и он так и остался стоять, уставившись на листок, точно не веря собственным глазам.

– Ну что там?! – рявкнул генерал.

Капитан сглотнул, но дар речи к нему так и не вернулся. Нетерпеливо фыркнув, генерал вырвал у него листок. Тут настала его очередь изображать человека, которого хватил паралич, только, в отличие от своего подчиненного, он еще и изумительно покраснел от гнева. Несколько секунд он напоминал некую тропическую рыбу, вытащенную из воды, затем, не без легкой борьбы, загадочным ответом завладел пятизвездный генерал – самый старший по званию среди присутствующих.

Его реакция оказалась совершенно иной – он согнулся пополам от хохота.

Младшие офицеры еще минут десять оставались в неведении, но постепенно новости просочились от полковников к капитанам, а от них – к лейтенантам, и вскоре даже рядовые узнали замечательную новость.

Карл обозвал генерала Смита напыщенным бабуином. Точка.

И хотя с Карлом были согласны все, в такой ситуации надо было что-то делать. Что-то, несомненно, было неисправно. Что-то – или кто-то – отвлек внимание Карла от битвы под Геттисбергом.

– Где доктор Застенчивый?! – взревел генерал, обретя голос.

Но доктора под рукой не оказалось. Став свидетелем великого момента, он тихо и незаметно удалился. Потом, разумеется, последует возмездие, но оно стоило такого зрелища.

Отчаявшиеся техники очистили память и запустили тесты, заставив Карла выполнять сложные цепочки умножений и делений – компьютерный эквивалент «на дворе трава, на траве дрова». Карл справился с ними безупречно. Тогда ему задали простенькую тактическую задачку, какую даже лейтенант-новичок решил бы и во сне.

2
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Кларк Артур Чарльз - Пацифист Пацифист
Мир литературы