3001: Последняя Одиссея - Кларк Артур Чарльз - Страница 3
- Предыдущая
- 3/47
- Следующая
– Зачем это? – спросил он тоном одного из тех трудных пациентов, что так раздражают докторов, и которым всегда хочется знать, что с ними происходит. – Считывание электроэнцефалограммы?
Профессор, медсестра и санитарки выглядели одинаково обескураженными. Потом медленно на лице Андерсона возникла улыбка.
– О-о… электро… энцеф… ало… грамма, – сказал он медленно, как будто выуживая слово из глубины памяти. – Вы совершенно правы. Мы хотим проконтролировать ваши мозговые функции.
Мой мозг функционировал бы совершенно хорошо, если бы вы позволяли мне его использовать, тихо проворчал Пул. Но, по крайней мере, мы, кажется, приближаемся к финалу.
– Мистер Пул, – все еще тем же неестественным голосом, как будто на иностранном языке, сказал Андерсон, – вы знаете, конечно, что с вами произошел серьезный несчастный случай во время работы вне "Дискавери".
Пул кивнул, соглашаясь.
– Я начинаю подозревать, – сказал он сухо, – что несчастный случай – это мягко сказано.
Андерсон явно расслабился, и на его лице медленно возникла улыбка.
– Вы совершенно правы. Скажите мне, что по-вашему произошло.
– Я думаю, лучший вариант развития событий такой. После того, как я потерял сознание, Дейв Боумен спас меня и принес назад на корабль. Как дела у Дейва? Никто мне ничего не говорит!
– Всему свое время… А в самом плохом случае?
Пулу показалось, что холодный ветер подул от его шеи вдоль спины. Подозрение, которое медленно формировалось в его голове, начало укрепляться.
– Тогда я умер, но был перенесен сюда – где бы это ни находилось, —и вы смогли воскресить меня. Спасибо…
– Совершенно верно. И вы вернулись на Землю. Ну, не совсем, но очень близко к ней.
Что он подразумевает под словами "очень близко к ней"? Здесь было гравитационное поле, значит скорее всего он находился внутри медленно вращающегося колеса орбитальной космической станции. Но это не имело особого значения: существовало нечто гораздо более важное для размышлений.
Пул быстро проделал в уме некоторые вычисления. Если Дейв поместил его в анабиоз, восстановил остальную часть команды и закончил миссию к Юпитеру – он мог бы быть "мертв" целых пять лет!
– Какое сегодня число? – спросил он настолько спокойно, насколько это было возможно.
Профессор и медсестра обменялись взглядами. Снова Пул почувствовал холодок на своей шее.
– Я должен сообщить вам, мистер Пул, что Боумен не спасал вас. Он полагал – и мы не можем его обвинять, – что вы были необратимо мертвы. К тому же, он столкнулся с отчаянно серьезной ситуацией, которая угрожала его собственному выживанию…
Итак, вы дрейфовали в пространстве, прошли через систему Юпитера, и направились к звездам. К счастью, вы находились настолько ниже точки замерзания, что не было никакого метаболизма – это почти чудо, что вас вообще нашли. Вы – один из самых удачливых из всех живущих сейчас людей. Нет – даже из всех когда-либо живших!
Я? – уныло спросил себя Пул. – Пять лет, как же! Это могло бы быть столетие или даже больше.
– Я имею право знать, – потребовал он.
Казалось, что профессор и медсестра консультировались с невидимым монитором: когда они посмотрели на друг друга и кивнули, соглашаясь, Пул предположил, что все они были включены в информационную сеть больницы, к которой была подключена также повязка на его голове.
– Фрэнк, – сказал профессор Андерсон, плавно переходя к роли старого семейного врача, – это будет большим ударом для вас, но вы в состоянии его выдержать – и чем скорее это произойдет, тем лучше.
Мы в самом начале Четвертого Тысячелетия. Поверьте – вы оставили Землю почти тысячу лет назад.
– Я верю вам, – спокойно ответил Пул. Затем, к его большому раздражению, комната начала кружиться вокруг него, и больше он ничего не узнал.
Когда он пришел в сознание, оказалось, что он находится уже не в суровой больничной палате, а в роскошном помещении с привлекательными и непрерывно изменяющимися изображениями на стенах. Некоторые из них были известными и знакомыми картинами, другие показывали сухопутные и морские пейзажи, точно такие же, как и в его собственном времени. Не было ничего чуждого или огорчающего: он предположил, что все это появится позже.
Окружающая среда, очевидно, была тщательно запрограммирована: он задался вопросом, существует ли здесь какой-нибудь эквивалент телевизионного экрана (а кстати, сколько каналов в Четвертом Тысячелетии?), но не увидел около кровати никаких признаков средств управления. Ему нужно будет столь многому научиться в этом новом мире: он был дикарем, который внезапно столкнулся с цивилизацией.
Но сначала нужно восстановить силы и изучить язык; даже появление звукозаписи более чем за столетие до рождения Пула не предотвратило серьезных изменений в грамматике и произношении. Возникли тысячи новых слов, главным образом из области науки и техники, поэтому часто ему удавалось угадать их значение.
Более угнетающим, однако, было несметное число известных и неизвестных имен, которые накопились за тысячелетие и ничего ему не говорили. В течение нескольких недель, пока он не создал банк данных, большинство бесед прерывались краткими биографиями. По мере восстановления сил количество посетителей возросло, хотя всегда под наблюдающим оком профессора Андерсона. Это были специалисты по медицине, ученые различных направлений и – самое интересное для него – командиры космических кораблей.
Очень немногое он мог бы рассказать докторам и историкам из того, что уже не было бы зарегистрировано где-нибудь в гигантских банках данных Человечества, но зачастую он был способен дать толчок их исследованиям и новое понимание событий его собственного времени. Хотя все они обращались к нему с предельным уважением и терпеливо выслушивали ответы на свои вопросы, но на его собственные отвечали с большой неохотой. Пул начал подозревать, что находится под защитой от культурного шока, и полусерьезно размышлял о том, как бы ему сбежать из своего жилища. Он очень редко оставался в одиночестве и не удивился бы, обнаружив, что дверь заперта.
Появление доктора Индры Уоллис изменило все. Если отвлечься от имени, то главная расовая составляющая ее облика казалась японской, и с небольшой долей воображения Пул иногда представлял ее гейшей. Это вряд ли был подходящий образ для выдающегося историка, возглавляющего кафедру в университете, который все еще хвастался своим натуральным плющом.
Она была первым посетителем, бегло говорившим на родном языке Пула, поэтому он был просто счастлив повстречать ее.
– Мистер Пул, – начала она деловым тоном, – я назначена вашим официальным гидом и, скажем так, наставником. Моя квалификация: я специализировалась на вашем периоде, автор работы "Крах Национального государства в 2000-50 годах". Я полагаю, что мы можем во многом помочь друг другу.
– Я в этом уверен. Для начала мне хотелось бы, чтобы вы забрали меня отсюда, и я хоть немного смог бы посмотреть на ваш мир.
– Именно это мы и намереваемся сделать. Но сначала вас нужно снабдить персональным Идентификатором. До тех пор вы будете – как это сказать? —не-человек. Вам было бы почти невозможно пойти куда-нибудь или получить что-нибудь. Ни одно устройство не признало бы вашего существования.
– Так я и думал, – с кривой улыбкой ответил Пул. – Это началось еще в мое время, и многие люди тогда ненавидели саму эту идею.
– Некоторые продолжают ненавидеть ее до сих пор. Они уходят и живут в дикой местности – таких мест теперь на Земле намного больше, чем было в вашем столетии! Но они всегда берут с собой компакты, так что могут позвать на помощь, если случится неприятность. В среднем обычно это продолжается около пяти дней.
– Как это грустно. Человеческая раса, очевидно, деградировала.
Он осторожно проверял ее, пробовал найти пределы ее терпимости и раскрыть ее индивидуальность. Было очевидно, что они будут проводить много времени вместе и что он всецело будет зависеть от нее. Вместе с тем он еще не был до конца уверен, хочет ли он быть с ней: возможно она расценивала его просто как занимательный музейный экспонат.
- Предыдущая
- 3/47
- Следующая
