2061: Одиссея Три - Кларк Артур Чарльз - Страница 17

• Предыдущая
• 17/47
• Следующая

Затем капитан Смит, осмотрев шлюзовую камеру, увидел, что ее стены обильно вымазаны смолой, и пришел в состояние, близкое к бешенству.

– Вам мало того, – процедил он сквозь зубы, – что весь корабль покрыт снаружи этой сажей. Комета Галлея – самое грязное место во Вселенной.

Прогулки по озеру Туонела прекратились.

В небольшом, замкнутом, автономном мире, где все знают друг друга, неожиданная встреча с совершенно новым человеком просто потрясает. Хейвуд Флойд не спеша плыл по коридору, направляясь в комнату отдыха, когда с ним произошло именно это. Полный изумления, он уставился на незнакомца, не понимая, как это удалось «зайцу» скрываться столь длительное время. Тот ответил ему взглядом, исполненным смущения и бравады, ожидая, по-видимому, что Флойд заговорит первым.

– Ну, Виктор! – произнес наконец Флойд. – Извини, не сразу тебя узнал. Итак, ты принес высшую жертву на алтарь науки или, вернее сказать, – своим почитателям?

– Увы, – сердито ответил Уиллис. – Мне кое-как удалось втиснуться в самый большой шлем, но проклятая щетина шуршала так, что никто не разобрал ни единого слова.

– Когда ты собираешься наружу?

– Да вот жду возвращения Клиффа – он пошел с Биллом Чантом исследовать пещеру.

Первые зонды, облетевшие комету в 1986 году, передали информацию, которая позволяла предположить, что плотность кометы заметно меньше плотности воды, – это могло значить, что комета либо сложена из очень пористого вещества, либо пронизана множеством пещер. И то и другое подтвердилось.

Сначала капитан Смит, как всегда осторожный, категорически запретил исследование пещер. Он сдался лишь после того, как доктор Пендрилл напомнил ему, что доктор Чант – его, Пендрилла, старший помощник – опытный спелеолог; мало того, это было одной из причин, по которой его включили в состав исследовательской группы.

– Обвал при такой незначительной силе тяжести невозможен, – убеждал Пендрилл все еще сопротивляющегося капитана. – Опасности быть похороненным в пещере никакой.

– А как насчет опасности заблудиться?

– Чант воспримет такой вопрос как личное оскорбление. Он забирался на двадцать километров в глубь Мамонтовой пещеры. К тому же за ним будет тянуться страховочный трос.

– А как со связью?

– В тросе находится световод. Да и радиосвязь со скафандром будет действовать, наверно, почти все время.

– Хм. А какую пещеру он выбрал?

– Лучше всего спуститься в бездействующий гейзер у подножия Этны-младшей. Он не действует по крайней мере тысячу лет.

– Будем надеяться, что подождет и еще пару дней. Ну хорошо, кто пойдет с ним?

– Клифф Гринберг вызвался помочь – на Багамских островах он увлекался исследованием подводных пещер.

– Я тоже однажды попробовал – этого было достаточно. Передайте Клиффу, что я не имею права рисковать его жизнью – он слишком ценен. Не возражаю, чтобы он вошел в пещеру, но попросите его оставаться в пределах видимости от входа. И если контакт с Чантом будет утерян, запрещаю идти на помощь без особого разрешения. Которое, добавил про себя капитан, он вряд ли получит.

Доктор Чант слышал все старые шутки относительно материнского чрева, куда стремятся укрыться спелеологи, и был готов опровергнуть их.

– Это, знаете ли, чертовски шумное место. Разные там стуки, бурчание, бульканье, – утверждал он. – Но я люблю пещеры за то, что там покойно и не ощущается течение времени. Стоишь себе внутри и видишь, что за последние сто тысяч лет здесь ничего не изменилось, разве сталактиты стали чуть толще.

Но теперь, продвигаясь все глубже внутрь кометы Галлея и разматывая за собой тонкий, но невероятно прочный трос, соединяющий его с Клиффордом Гринбергом, он понял, что это больше не соответствует действительности. У него еще не было научного обоснования, но инстинкт геолога настойчиво подсказывал ему, что этот подземный мир по временным масштабам Вселенной появился на свет лишь вчера. Многие человеческие города были старше.

Туннель, по которому он скользил длинными, пологими скачками, составлял примерно четыре метра в диаметре; ощущение невесомости оживляло в памяти яркие воспоминания о подводных пещерах на Земле. Незначительная сила тяжести еще больше усиливала эту иллюзию; казалось, он взял с собой чуть больше балласта, чем требовалось, и потому всякий раз медленно опускался вниз. И лишь отсутствие сопротивления напоминало, что он двигается не в воде, а в пустоте космического пространства.

– Ты вот-вот исчезнешь из поля зрения, – донесся голос Гринберга, стоявшего в подземном коридоре метрах в пятидесяти от входа и соединенного с Чантом страховочным тросом. – Радиосвязь действует превосходно. Какой там у тебя пейзаж?

– Трудно сказать – не могу идентифицировать окружающие формации, нет подходящих слов для их описания. Это не скальные образования – они рассыпаются в пыль при малейшем прикосновении, такое впечатление, будто я нахожусь внутри огромной головки швейцарского сыра…

– Ты считаешь, они органического происхождения?

– Да. Разумеется, к жизни они не имеют никакого отношения – просто это идеальное сырье для нее. Самые разнообразные углеводороды – химики будут в восторге от образцов. Ты еще видишь меня?

– Только свечение твоего фонарика; да и оно становится все слабее.

– Ага! Вот тут настоящий скальный грунт. Странно, как он здесь оказался, – наверно, интрузия. Наконец-то – я напал на золотую жилу!

– Шутишь!

– На Старом Западе многие попадались на эту приманку, между прочим – железный пирит. Конечно, это обычное явление на внешних спутниках, только не спрашивай меня, как он оказался на комете…

– Визуальный контакт утерян. Ты углубился в пещеру на двести метров. – Прохожу через характерный слой – похоже на осколки метеорита.

Когда– то здесь произошли потрясающие вещи -надеюсь, удастся определить возраст. Здорово!

– Не кричи так!

– Извини – у меня дух захватило. Впереди огромный зал – вот уж чего не ожидал. Подожди немного, я обведу его лучом… Итак, он почти сферической формы – тридцать или сорок метров в поперечнике. И – комета Галлея полна сюрпризов – кругом сталактиты и сталагмиты!

– Что ж тут удивительного?

– Здесь нет свободной воды – и конечно, нет известняковых пород; вдобавок, такая малая сила тяжести. Кажется, это что-то похожее на воск. Минутку, я сниму на видеопленку. Фантастические формы… Что-то вроде оплавленной свечи. Странно…

– Ну что там?

Голос доктора Чанта внезапно изменился, и Гринберг сразу заметил это.

– Часть сталактитов обломана… лежат на полу пещеры. Будто на них…

– Да продолжай, не томи!

– Будто на них что-то натолкнулось.

– Ты с ума сошел! Может быть, сильное сотрясение?

– Здесь не бывает мощных сотрясений – только микросейсмы от действия гейзеров. Возможно, когда-то случился большой прорыв. Но и то несколько веков назад. Упавшие сталактиты покрыты пленкой этого воскоподобного вещества – толщиной в несколько миллиметров. Доктор Чант медленно приходил в себя. Он не был слишком впечатлительным – сам процесс обследования пещер быстро устраняет таких, – но охватившее его ощущение пробудило тревожные воспоминания. А эти упавшие сталактиты уж очень похожи на прутья клетки, сломанные каким-то чудовищем, пытавшимся вырваться на волю…

Разумеется, это было абсурдным, но доктор Чант знал, что нельзя игнорировать предчувствие опасности, пренебрегать даже самыми малозаметными признаками надвигающейся угрозы до тех пор, пока не будет выяснена их причина. Уже не раз подобная осторожность спасала ему жизнь; он не уйдет из этого зала, пока не узнает, чем вызвано такое ощущение. Он честно признавал, что чувство, овладевшее им, – не что иное, как страх.

– Билл, у тебя все в порядке? Что происходит?

– Занимаюсь видеосъемкой. Некоторые формы напоминают индийские храмовые скульптуры. Почти эротические.

• Предыдущая
• 17/47
• Следующая