Духи Великой Реки - Киз Грегори - Страница 32
- Предыдущая
- 32/128
- Следующая
У Гхэ возникло смутное воспоминание. Здесь шла речь о Гун Цвэнге, Черном Жреце, о котором служители храма рассказывали много легенд. Это он научил людей возделывать поля, строить каналы, открыл им тайны архитектуры и инженерного дела. И он основал Храм Воды. Гхэ нетерпеливо читал сухое изложение истории в надежде найти наконец что-то полезное для себя. Вскоре его внимание сосредоточилось на коротком абзаце:
Тогда Гун Цвэнг начертил для них план.
– Богу-Реке следует поклоняться в великом храме, где его воды будут низвергаться с четырех сторон. Храм должен воспроизводить Шеленг, гору, откуда великий бог берет начало, и должен он иметь глубокое тайное место. Там будет находиться хрустальное чрево, где надлежит хранить сокровища и погребать кости. Размеры его таковы…
Что-то дрогнуло в Гхэ, повернулось, и невероятно яркие образы навеянного Рекой сна встали между его глазами и страницей. Гора, коническая гора, вздымающаяся выше облаков, увенчанная сверкающей белизной, где он когда-то покоился, умиротворенный; гора, которая была его домом, его колыбелью, его источником.
Дрожь превратилась в яростный гнев, столь великий и нечеловеческий, что Гхэ почувствовал: еще немного, и бурлящая кровь разорвет сердце и хлынет наружу из его смертного тела. Кто это сделал? Кто такой Черный Жрец, создавший ненавистную узду, сотворивший жрецов и храм? Кто он? Я растерзаю его на части, вырву и пожру его душу!
Зубы Гхэ стучали, пальцы судорожно стиснули страницу книги. Цвета из его сна наполнили комнату; водоворот кошмарного света на мгновение едва не швырнул его в небытие, в жадную тьму, готовую поглотить его навсегда. Но тут понемногу гнев начал отступать, съежился до человеческого размера, потом исчез вовсе, и Гхэ мог только гадать, что за чувства обрушились на него и почему. Он ощущал слабость и головокружение; пот пропитал его одежду и волосы. Ошеломленный, Гхэ не мог понять, сиял ли этот ужасный свет лишь в его глазах или же он и в самом деле затопил библиотеку; молодой человек осторожно осмотрелся. Поблизости, в самой удаленной части хранилища, никого не было, и насколько Гхэ мог судить, никто не спешил выяснять, что случилось. Все же острые чувства Рожденного Водой или жреца отметили бы вспышку пламени и звук, подобный реву рога. Гхэ поспешно поднялся, вытер пот и привел себя, насколько возможно, в порядок, потом вернул книгу на полку, коротко поблагодарил Гана и покинул библиотеку.
Пока Гхэ бежал в свое убежище в заброшенной части дворца, ощущение необходимости спешить становилось все острее, пока не стало напоминать отточенный как бритва кинжал, приставленный к виску. Так или иначе, время, которое он мог провести во дворце, истекало. Будучи джиком, Гхэ являлся жалом осы, а не ее мозгом. Мозг располагался в храме Ахвен, и теперь молодой человек смутно вспоминал, что жрецы этого храма были бдительны и могущественны. Теперь они уже наверняка знают, что в царской обители рыщет кто-то беспощадный. Тот случай со старухой на улице Алого Саргана напомнил Гхэ, что не следует недооценивать колдовства. Из чего бы ни воссоздал его бог-Река, Гхэ не стал неуязвимым; ему угрожала та же магия, которую жрецы использовали против призраков и самих Рожденных Водой. Курение, лишившее его силы, было то же самое, благодаря которому жрецы изгоняют духов и лишают могущества Благословенных. Храмовые служители постоянно метут залы дворца своими огненными метлами, чтобы загнать сотни призраков обратно во тьму, а ведь курения – лишь самое незначительное средство в их арсенале: даже самый неопытный новичок умеет использовать метлу. Какое секретное оружие есть у жрецов против демонов, против вампиров – таких, как он сам? Какая жалость, что Гхэ теперь может вспомнить так мало из того, чему его учили, кроме обычного для джика умения убивать; ведь раньше он наверняка знал, какие меры предпринимают жрецы, чтобы выследить, поймать и уничтожить чудовище, пожирателя жизни. Все, что у него осталось, – это смутное понимание: такое возможно.
Может быть, он обладает способностями, о которых и не подозревает, но время на выяснение этого истекло. И все же сама мысль о том, чтобы покинуть дворец, заставляла Гхэ скрежетать зубами. Бог-Река избрал его, как не избирал никого другого. Он дал ему жизнь и силы, чтобы служить ему, – ведь Рожденные Водой не могли, а жрецы не желали помочь Реке. Так кто же имел больше права на жизнь во дворце, чем Гхэ? Однако глупо так рисковать собой. Вполне можно спрятаться в Южном городе и съедать там столько черни – скорпов и гунгов, – сколько он пожелает. Жрецы Ахвена не найдут его там, да, пожалуй, и не станут обременять себя поисками.
Гхэ добрался до заброшенного дворика и оглядел потрескавшиеся и заросшие сорняками камни. Не в первый раз он гадал о том, почему эта часть дворца необитаема, почему ей позволено рассыпаться в прах. Однажды, когда он был еще ребенком, кто-то показал ему разделенную на отсеки раковину из глубин Реки. Это был конус, похожий на рог, а внутри у него оказались перегородки, так что отделяемые ими пространства становились все больше по мере приближения к широкому концу. Моллюск-трубач, назвали тогда обитателя раковины, и Гхэ удивлялся, слушая рассказ о том, как моллюск по мере роста добавляет к своему дому все большие залы, покидая те, из которых вырос. Это был обитатель вод, творение Реки. Не были ли и Рожденные Водой той же природы? Никто никогда не говорил Гхэ об этом; по крайней мере он такого не помнил.
Посередине дворика находилось углубление – колодец, куда бросали мусор и выливали грязную воду. Гхэ поднял закрывающую его решетку и спустился во тьму. Вскоре – шагах в двадцати от первой – оказалась вторая решетка; подняв и ее, Гхэ вылез наверх и добрался до своих апартаментов.
Этот дворик был теперь совершенно безжизненным. Когда Гхэ обнаружил его, тут все заросло сорняками; однако от одного мановения руки Гхэ они засохли, отдав влагу и жизнь пришельцу. Камень стал чистым и холодным, ничем не оскверненным.
Выходившие во дворик залы были тщательно изолированы от остальных дворцовых помещений; двери, ведущие в них, оказались не только заперты, но и заштукатурены, подобно отсекам раковины того странного существа.
Гхэ помедлил, прежде чем войти в комнату, ближнюю к выходу во дворик, где он спал. Кто все это ему рассказывал, кто показывал раковину? Какой-нибудь матрос на причале? Но это почему-то казалось неправильным. Может быть, женщина… Гхэ вспомнил старуху с улицы Алого Саргана, и у него перехватило горло. Возможно, это была она. Воспоминание ускользало.
Гхэ прокрался в комнату, стараясь не обращать внимания на голод, терзающий внутренности. Скоро придется снова искать пищу; похоже, он должен был убивать все чаще и чаще, по мере того как шло время. Может быть, действительно лучше переселиться в Южный город, где чудовища могли жить в безопасности.
Гхэ съежился на своей украденной где-то подстилке, как паук, размышляя, строя планы в ожидании наступления темноты.
Он почти уснул; тело его впало в оцепенение, но разум бодрствовал, перебирая те странные крохи знаний, которые он раздобыл.
Теперь Гхэ был уверен, что ему следует проникнуть в храм, хотя и не знал зачем. Там его господин, бог-Река, не сможет им руководить, потому что в пределах этой пародии на далекую гору он не способен видеть. Поэтому-то и нужен Гхэ: чтобы отправиться туда, куда не может пойти бог.
Разве не такова всегда была его роль – и джика, и до того уличного грабителя? Гхэ всегда отправлялся туда, куда другие идти не хотели. Когда он был ребенком – ради платы и добычи, когда стал джиком – ради чести и возможности вступить в орден. Чем наградит его за службу Река?
Конечно, ответ на этот вопрос был ему всегда известен: Хизи. Его наградой будет Хизи.
Такие мысли поглощали Гхэ, и он все еще размышлял о Реке и о Хизи, когда стена стала сотрясаться под ударами молотов, сопровождаемых высокими пронзительными звуками песнопений жрецов.
- Предыдущая
- 32/128
- Следующая
