Дети Великой Реки - Киз Грегори - Страница 23
- Предыдущая
- 23/89
- Следующая
На следующее утро они покинули изобильные низины и вновь стали карабкаться по холмам. Нгангата вел их по извилистым теснинам, густо поросшим лавром и пеканом, а выше по склонам – березой. Уступы становились все круче, и Перкар удивлялся, что отряд их все же продвигается вперед меж камней и скал, при полном отсутствии троп. Местность нравилась ему, несмотря на ее дикость; Перкару представлялось, где он тут устроит пастбища и как хорошо разместится дамакута возле вон того гребня, вместе с прилегающими к ней постройками. Да, отцовские пастбища останутся вдали, но эти края будут принадлежать ему, Перкару. И она будет далеко – Перкар не мог думать об этом без грусти. Уж не лучше ли было жениться на дочери Бакьюма, чтобы жить поблизости от богини?
Нет, это навряд ли бы помогло. Перкар знал, что все равно она не принадлежала бы ему. Наибольшее, что он мог сделать, – это принести ей дар, который бы она помнила столетиями, когда память о Перкаре истлеет. Сердце замирало у него при этой мысли, вытеснявшей мечты о пастбищах и дамакуте. Они забирались все выше, и земля вокруг, поросшая простыми деревьями и кустарником, выглядела не столь роскошно и таила меньше обещаний.
Раздумья его были прерваны остановкой. Перкар, все еще чувствуя тоску, огляделся по сторонам. Он не понимал, что явилось причиной задержки. Вечер еще не наступил, и поблизости не было ручья, чтобы напоить лошадей.
– Кто это построил? – спросил Капака.
Перкар всмотрелся повнимательней – и увидел постройку в лесу. Это были остатки дамакуты. Перкар проехал мимо частокола, по ошибке приняв его за деревья. В самом доме, казалось, никто не жил уже много лет: кипарисовая дранка почти вся была уничтожена, и остов крыши выцвел от зноя и разбух от дождей. Стены были наполовину разрушены, но фундамент, очевидно, был заложен крепкий, поэтому дом все еще стоял. Балки были сделаны из цельных бревен, очищенных от коры.
Внутри дом изобильно порос папоротником и мхом. Все спешились и обошли развалины, ища следы обитателей. Эрука запел, чтобы отпугнуть злых духов.
– Что случилось с жителями? – спросил Апад, ни к кому, в частности, не обращаясь. Он провел ладонью по поверхности основного опорного столба.
– Они поселились не на своей земле, вот что случилось, – пояснил Нгангата. – Они взяли ее у Владыки Леса без позволения.
– Откуда тебе известно? – прерывая песнь, спросил Эрука.
Нгангата взглянул на него в замешательстве.
– Разве ты видишь вокруг другие дамакуты? Владыка Леса никогда не позволял человеку забираться так далеко в лес. Тут владения альвов, земля принадлежит им.
– Зачем она им? – пробурчал Апад. – Тут нет ни пастбищ, ни полей, ни построек. На что альвам эта земля?
Нгангата покачал головой, как если бы услыхал рассуждения ребенка.
– Это нас не касается. Владыка Леса дает свою землю кому пожелает.
Перкар нахмурился:
– Мой прапрадед заключил договор с местным божеством, а не с Владыкой Леса. Может быть, эти люди сделали то же самое.
– В таком случае где же они? – спросил Атти.
– Наверное, построили жилище где-нибудь в другом месте, – предположил Перкар.
Атти пожал плечами.
– Возможно. И камень всего лишь только камень.
– На этот раз я согласен с Нгангатой, – пробормотал Эрука. – Не наше это дело. Лучше поедем, пока духи этих людей не пробудились.
Но Капака проявил упорство.
– Оставим для призраков мужчин кубок воти и для женщин воскурим ароматы, – сказал он. – Это наш человеческий долг перед мертвыми.
Перкар, помогая с приготовлениями, развел небольшой костер: нужны были раскаленные угли для воскурений и подогретое воти, чтобы призраки могли ощутить запах напитка. Эрука запел «Благодарственную песнь Духам», но в прекрасном его голосе слышалось волнение, и последние семь стихов он пропел слишком уж поспешно. Почти под вечер они вновь оседлали коней. Атти сел в седло последним: покопавшись во вьюках, которые везла его вторая лошадь, он вытащил кольчугу.
– Зачем она тебе? – спросил Апад. – Испугался призраков?
– Нет, – ответил Атти. – Но какое-то предчувствие…
Холодок пробежал по спине Перкара, и он привстал в стременах, собираясь спешиться и достать свои доспехи. Но, увидав, как нахмурился Апад, остановился. Друг как бы сказал: «Покажи человеку с холмов, что ты не трус». И Перкар остался в седле. Однако меч свой он положил поближе, привязав к луке седла. Там же меч находился первые две недели путешествия, когда Перкар тешил себя мыслью, что он может понадобиться. Теперь он был в этом уверен.
Дамакута почти уже скрылась из виду, когда Эрука шепнул:
– Погляди! Видишь, что вон там?
Перкар привстал в стременах и оглянулся. Дымок от воскурений еще вился, но должен был вскоре развеяться. Возле угасшего костра стояли четыре человека – вернее, четыре тени… Эрука, который ехал за Перкаром, закрыв глаза, что-то быстро шептал. Перкар пустил менга рысью.
– Тш-ш, – остановил его Капака. – Их оскорбит наше бегство. Поедем медленно, не оглядываясь. Они не будут преследовать нас.
Призраки делались выше, отчетливее в очертаниях, и Перкару стало не по себе. Он спиной чувствовал нечто опасное, более темное и зловещее, чем тени умерших. Может быть, это не призраки, а тискавы – вечно голодные духи, которые пьют людскую кровь? Перкар не высказывал вслух своих опасений, боясь показаться смешным. В жизни своей ему часто приходилось видеть духов, и те, у погасшего костра, выглядели вполне заурядно.
И все же менг и другие лошади тоже беспокоились – фыркали, били копытом, испуганно озирались. Нгангата и Атти, как всегда, оказались самыми наблюдательными: повернув головы, они внимательно вглядывались в лесную чащу.
– Когда-то тут расчистили лес, – сказал Капака. – Старых деревьев нет, только подлесок. Наверное, тут было пастбище.
Нгангата согласился с ним.
– Надо объехать его кругом, дальше заросли еще гуще. Место недостаточно расчищено.
– Слишком хорошо расчищено, – сказал Апад пронзительным голосом и с укором. – Они рубили и жгли. Они убивали моих детей, не спросясь.
Перкар едва ли не расхохотался, прежде чем понял, что случилось. Апад проговорил все это серьезно, торжественно, но навряд ли искренне. Наверное, он поддразнивал Нгангату, говоря нараспев, как, по поверьям, говорят боги. Но тут вдруг настоящий Апад взвизгнул и выругался. Лошадь его поднялась на дыбы и отчаянно заржала, будто подражая хозяину. Перепуганный чалый толкнул менга и ушиб правую ногу Перкара. Боль пронзила Перкару бедро, и тут менг взвился на дыбы, сбросив Перкара прямо под копыта коня. Перкар сильно ударился об землю – удар напомнил ему пощечину богини. Легкие его сжались – и какой-то мучительный миг он не мог вдохнуть. Он только обхватил голову руками, защищаясь от подкованных железом конских копыт.
К счастью, Апад овладел взбунтовавшимся жеребцом, и менг тоже успокоился, несмотря на то, что некто, говоривший голосом Апада, стоял впереди. Перкар – задыхаясь, со стонами – пытался подняться.
Спутникам его пришлось спешиться, потому что лошади не хотели стоять. Эрука и Апад держали мечи, и Атти сжимал длинную рукоять боевого топора. Капака еще не вытащил меч из ножен, но ладонь лежала на рукояти. Нгангата отвязывал лук.
– Сталь, – вновь послышался голос Апада, но теперь было ясно, что исходит он не из человеческих уст. Голос этот исходил из неровной щели в огромной голове, напоминавшей черную гнилую тыкву.
– Снова сталь. Вы возвратились. Я едва успел глаза прикрыть, соснул немного – а вы уже опять тут, с вашими железками.
Казалось, голова усмехается; вместо глаз у нее были черные выпуклости – без белков и радужек, причем веки тоже отсутствовали. Зубы его походили на кошачьи, и туловищем он напоминал отчасти кота, отчасти человека; но задние ноги были точь-в-точь как львиные лапы. Однако передние конечности, слишком тонкие в сравнении с туловищем, сильно напоминали человеческие руки. Или руки альвов. Чудище было недвижно, оно как бы застыло, и только рот шевелился.
- Предыдущая
- 23/89
- Следующая
