У меня есть твой номер - Кинселла Софи - Страница 26
- Предыдущая
- 26/67
- Следующая
Смотрю на Энтони, ожидая, что он ответит, но он ждет ответа от меня. И Ванда тоже.
Подумать только, три профессора — и все хотят, чтобы я рассказала им о греческой философии.
— Ну! — Делаю многозначительную паузу, словно решаю, с чего начать. — Ну… Это… очень интересно. Даже уникально. Во многих отношениях. Для философии. И для Греции. И для истории. И для всего человечества в целом. Можно сказать, это был самый важный момент в греческом… мире.
Все озадаченно молчат.
— Но что же все-таки произошло? — оживает Ванда.
— О. Сенаторов, конечно же, убили, — пожав плечами, говорит Энтони. — Но я хотел спросить тебя, Поппи…
— Какое чудесное произведение! — в отчаянии вскрикиваю я, показывая на колонну. — Взгляните!
— А, это интересно. — Энтони послушно задирает голову.
К счастью, он так любопытен ко всему, что его легко отвлечь.
— Мне нужно кое-что посмотреть в моем ежедневнике… — поспешно говорю я. — Простите…
Устремляюсь к ближайшей скамье, ноги у меня подгибаются. Это катастрофа. Мне теперь всю жизнь притворяться знатоком греческой философии? Ведь семья будет собираться на каждое Рождество. Нужно подзаняться этим предметом. Не говоря уж о том, что надо набраться знаний о лекарственных растениях.
Не стоило никого обманывать. Это моя карма. Мое возмездие.
Но поздно. Пути назад нет.
Достаю телефон и набираю в памятку.
ЧТО СДЕЛАТЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ
1. Изучить греческую философию.
2. Изучить ботанику.
3. Выучить длинные слова для «Скраббла».
4. Запомнить: я ИПОХОНДРИК.
5. Бефстроганов. Полюбить. (Пройти сеанс гипноза?) ®
Смотрю на список. Все хорошо. Это мне по силам.
— Ну, вам же известны мои воззрения на искусство в церквях… — доносится до меня голос Энтони. — Это возмутительно…
Исчезаю из их поля зрения, прежде чем меня успели втянуть в разговор. Действительно, все знают, как Энтони относится к церковному искусству, поскольку он организовал национальную кампанию по превращению церквей в галереи и призвал избавиться от викариев. Несколько лет тому назад он выступал по телевизору и сказал: «Подобные сокровища не должны оставаться в руках филистеров». Эту фразу повторяли на каждом углу, разгорелся большой скандал.
Хоть бы уж говорил потише. Что, если его услышит викарий?
Теперь Энтони изучает порядок богослужения. Не очень-то тактично с его стороны.
— «Возлюбленные мои», — издает он саркастический смешок. — Возлюбленные кем? Звездами и космосом? Кто-то ожидает от нас, что мы поверим в то, что некий благодетель на небесах любитнас? «Перед лицом Господа». Я обращаюсь к тебе, Ванда! Совершенная бессмыслица.
Неожиданно вижу идущего к нам по проходу викария. Судя по его негодующему лицу, он хорошо расслышал слова Энтони.
— Добрый вечер, Поппи!
Быстро встаю со скамьи.
— Добрый вечер, преподобный Фокс. Как поживаете? Мы тут говорим о том, как хорошо в церкви.
— Действительно, — замогильным голосом отвечает он.
— Вы… Вы знакомы с моим будущим свекром? Профессор Энтони Тэвиш.
К счастью, Энтони обменивается вполне любезным рукопожатием с его преподобием, но атмосфера по-прежнему нервная.
— Значит, вы зачитываете Библию, профессор Тэвиш?
— С трудом, — довольно сухо отвечает Энтони.
Преподобный Фокс агрессивно улыбается ему:
— Это явно не ваша стихия.
Их враждебность просто разлита в воздухе. Может, стоит пошутить и разрядить обстановку?
— Поппи, тебя поведут к алтарю братья? — Преподобный Фокс просматривает свои заметки.
— Да. Тоби и Том.
— Братья? — любопытствует Пол. — Замечательная идея. Но почему не отец?
— Потому что мой папа… Мои мама и папа умерли.
День словно сменяется ночью. Неловкое молчание. Смотрю в каменный пол, отсчитываю секунды и жду, когда все придет в норму.
Сколько неловких пауз спровоцировала я за последние десять лет? Всегда одно и то же. Никто не знает, куда смотреть. Никто не знает, что сказать. По крайней мере, на этот раз никто не пытается меня обнять.
— Моя дорогая девочка, — бормочет Пол. — Мне так жаль…
— Все хорошо! — бодро перебиваю его я. — Произошел несчастный случай. Десять лет тому назад. Я не люблю разговоров об этом. И стараюсь не думать об этом. Никогда.
Никому не хочется выслушивать печальные истории. Это правда. Помню, учитель в колледже спросил меня, в порядке ли я и не хочу ли поговорить о родителях. А как только я начала, он сказал: «Ты не должна терять уверенность в себе, Поппи!» И это означало: «Не хочу ничего слышать. Замолчи».
Там была группа, занимавшаяся с психотерапевтом. Но я увиливала от этих занятий. Они проходили в то же время, что и хоккейные тренировки. И вообще, о чем тут говорить? Мои родители умерли. Нас взяли к себе тетя с дядей. Мои кузены и кузины уже выросли, и в доме были свободные спальни.
Это произошло. И добавить тут нечего.
— Прекрасное кольцо, Поппи! — произносит преподобный Фокс, и все ухватываются за возможность сменить тему разговора.
— Правда, чудесное? Старинное.
— Это семейная ценность, — гордо вставляет Ванда.
— Очень необычное, — одобряет Пол. — Единственное в своем роде.
Задняя дверь распахивается с металлическим лязгом.
— Простите, я опоздала, — слышится знакомый пронзительный голос. — Какой паршивый день!
По проходу с сумками мчится Люсинда. На ней бежевое прямое платье, солнечные очки в массивной оправе сдвинуты на голову, она тяжело дышит.
— Преподобный Фокс! Вы получили мое письмо?
— Да, Люсинда, — устало отвечает он. — Боюсь, церковные колонны нельзя выкрасить серебряной краской. Ни при каких обстоятельствах.
Люсинда останавливается как вкопанная, и рулон серого шелка разматывается по всему проходу.
— Нельзя? И что мне прикажете делать? Я обещала флористу серебряные колонны! — Она плюхается на скамью. — Чертова свадьба! Не одно, так другое…
— Не волнуйся, Люсинда, дорогая! — суетится вокруг нее Ванда. — Уверена, ты превосходно поработала. Как твоя мама?
— О, хорошо! Я, правда, ее не видела, у меня куча дел… А где эта растяпа Клеменси?
— Я заказала машины, — быстро говорю я. — И конфетти. А шаферам нужны петлицы?
— Закажи, если можешь, — с легким раздражением отвечает она. И вдруг словно впервые замечает меня. — О, Поппи! Хорошая новость! Твое кольцо у меня! Оно зацепилось за подкладку моей сумочки!
Она достает кольцо с изумрудом и протягивает мне. Я в таком изумлении, что могу только стоять и моргать.
Настоящее кольцо. Мое настоящее, винтажное, бесценное кольцо с изумрудом. Вот оно, у меня перед глазами.
Как она…
Какого черта…
Не могу поднять глаза и посмотреть вокруг. Но все равно уверена, что взгляды у присутствующих ошарашенные, они перекрещиваются, как лазерные лучи. Все смотрят то на поддельное кольцо, то на настоящее, а потом наоборот.
— Мне не совсем понятно… — наконец начинает Пол.
— Что тут у вас произошло? — По проходу шагает Магнус, с удивлением глядя на немую сцену. — Кто-то увидел привидение? Или Святого Духа? — Он смеется, но никто не присоединяется к нему.
— Если это наше кольцо… — обретает голос Ванда, — то чье тогда это? — Она показывает на подделку на моем пальце, которая теперь кажется дешевой бижутерией.
Я едва могу дышать. Нужно спасти положение. Костьми лечь, но спасти. Они не должны узнать, что я теряла кольцо.
— Да! Я… думала, вы удивитесь. — Как-то нахожу слова, как-то вымучиваю улыбку. Такое ощущение, будто иду по мосту, который тут же воздвигаю перед собой из игральных карт. — Я… сделала копию! — Стараюсь говорить беззаботнее некуда. — Потому что отдала оригинал Люсинде.
В отчаянии сверлю Люсинду глазами, ожидая, что она поддержит меня. К счастью, Люсинда понимает, что натворила.
®
Ванда, когда я впервые пришла к ним, приготовила бефстроганов. Как я могла признаться ей, что меня тошнит от этого блюда?
- Предыдущая
- 26/67
- Следующая