Законник. - Горъ Василий - Страница 52
- Предыдущая
- 52/86
- Следующая
Равсар облизнул пересохшие губы и с надеждой посмотрел на баночку, все еще лежащую на моей ладони:
— Но айир-то вот! У тебя в руке! Что мешает мне его выпить? — Время, Тур, время: для того, чтобы он изменил тело взрослого мужчины, требуется около месяца. А нас осталось чуть больше недели…
— Тогда я могу… могу взойти на твое ложе прямо сейчас! — мгновенно вспотев, заявил Тур.
Пришлось изобразить сочувствие:
— И умереть, не подарив мне ни минуты наслаждения? Ну уж нет! Я намерена получить все, на что рассчитывала!
— Да, но если у меня осталась всего неделя… — начал, было, Тур, и, увидев, что в моих глазах мелькнула какая-то мысль, замер.
Я задумчиво посмотрела на свое запястье, склонила голову к плечу и усмехнулась:
— Если я поделюсь с тобой своей силой, то… хватит и десяти дней…
— Ты сказала, что у меня только неделя… — хмуро буркнул вождь.
— А если я поделюсь силой с твоими воинами, то у тебя, пожалуй, появится шанс! — не обратив внимания на его слова, закончила я. И посмотрела на него с таким безумным желанием, что у Дзагая чуть не подогнулись колени. Поэтому он не сразу понял, что именно я сказала:
— Ты сказала, 'с моими воинами'?
— Если ты предстанешь перед отцом не один, а со свитой, то мощь его взгляда и голоса падет не на одного тебя, а на всех сразу. И поделится приблизительно поровну. Значит, тебе достанется совсем немного… Правда, тогда твои воины получат вечное посмертие, которого пока не заслужили…
— Они докажут, что достойны! Я уверен! И… я буду счастлив, если ты одаришь и их, о Великая Мать… — склонив голову, пробормотал равсар. — Кстати, идея просто отличная: я — вождь, а, значит, просто не могу явиться к твоему отцу без подобающей мне свиты…
— Отличная… — эхом отозвалась я. — Только вот если я начну делиться своей силой с тобой и твоими людьми, то высушу это тело меньше чем за неделю…
— Высушишь? — нахмурился Тур.
— Угу… — кивнула я. И, облизнув губы, плотоядно усмехнулась: — Впрочем, что мне с того? Ведь через неделю мы будем уже в Рейвейне, а ты станешь моим…
…В вечернем полумраке струйка крови, стекающая по моему запястью и льющаяся в здоровенный кубок с вином, казалась черной, как ночь. И вязкой, как мед. Глядя, как он наполняется, я старательно удерживала на лице мечтательную улыбку. И старалась не замечать все усиливающегося шума в ушах и слабости в коленях.
Получалось не очень: к моменту, когда темное зеркало жидкости добралось до краев кубка, я оказалась на грани потери сознания. И удержалась в реальности только потому, что услышала громогласный рык Равсарского Тура:
— Все, хватит!!!
Кубок тут же уплыл куда-то в сторону, потом в поле моего зрения возникло встревоженное лицо кого-то из воинов, мою руку выше запястья сдавили чьи-то стальные пальцы, и я поняла, что на нее накладывают тугую повязку.
— Тур? — собравшись с силами, выдохнула я.
— Да, Великая Мать?
— Аккуратно открой баночку, раствори треть ее содержимого в вине, подожди десять минут, а потом дай своим воинам выпить по одному глотку…
— Сделаю, Великая Мать!
— Тебе можно выпить два… — справившись с очередным приступом слабости, приказала я. — То, что останется, сольешь в мех. На рассвете выпьете еще…
— Хорошо, Великая Мать!
— А сейчас отнеси меня в шатер — я хочу спать. И… не забудь послать кого-нибудь отогнать коней в ближайшую деревню: когда я проснусь, мы пойдем дальше…
Глава 28. Алван-берз.
В свете лучин кожа лайш-ири казалась белой, как предрассветный туман, весной и осенью окутывающий берега Сердца Степи. Или как застывшие слезы Наэли-иштар, которые в самые холодные зимы изредка приносит в Степь северный ветер. Темные пятна синяков на предплечьях, шее и груди только подчеркивали эту белизну. И делали ее настолько яркой, что Алван даже прищурился:
— Адгеш-юли… Самая настоящая…
— Да, берз! — поддакнул стоящий за девушкой Касым. — Я никогда не видел такого цвета кожи!
— Я тоже… — признался Алван. И жестом приказал девушке повернуться спиной…
…Нежные, никогда не знавшие работы ладони, тоненькая шейка, хрупкие ключицы, полная грудь с почти бесцветными сосками, узкая талия без валиков жира на боках, подтянутая круглая задница, длинные ноги с маленькими, как виноградинки, пальчиками — все тело северянки было белым, как молоко. И чистым, как утренняя роса. Ни единого темного пятнышка. Ни одной родинки. И ни одного волоска. Ни внизу живота, ни на предплечьях, ни на ногах, ни на пояснице, ни вокруг сосков! И из-за этого девушка казалась ребенком.
'Интересно, какова она будет на кошме?' — задержав взгляд на узеньких щиколотках девушки, подумал Алван. И почувствовал, как к его чреслам приливает кровь. — 'Норова не чувствуется. Совсем…'
— Оставить эту, или привести кого-нибудь еще? — устав ждать решения вождя, негромко поинтересовался сын Шакрая.
— Оставь… — усмехнулся Алван, продолжая любоваться непривычной красотой девушки. — Посмотрю, на что способны эти северянки…
…Почувствовав, что воин, стоявший за ее спиной, вышел из юрты, лайш-ири дернулась, чтобы прикрыть срам. И… тут же замерла. Видимо, сообразив, что такой жест может разозлить сидящего перед ней вождя.
— Молодец… — усмехнулся Вождь Вождей. И, взглядом показав на чаши, стоящие на айнуре, спросил: — Выпьешь вина?
— А почему бы и нет? — девушка пожала плечами. И, словно забыв, что только что стеснялась своей наготы, неторопливо подошла к айнуру и грациозно присела около тяжеленного бурдюка: — Вам налить?
Несмотря на то, что девушка сидела на корточках со сдвинутыми коленями, Алвана захлестнула мутная волна желания. Рванув ворот рубахи, он хрипло втянул ноздрями воздух, и только потом сообразил, о чем именно спросила его северянка.
— Налей…
Удивительно, но мгновением спустя, вместо того, чтобы наброситься на протянувшую ему чашу девушку, он все еще сидел на своей кошме и смотрел на то, как она двигается. Ибо в движениях лайш-ири, разливающих вино по чашам, чувствовалась порода. Или годы вложенного в них труда. Девушка двигалась, как танцовщица — четкие, точные жесты. Потрясающая пластика. И ни капли страха перед будущим. Поэтому, дождавшись, пока она пригубит вина, Алван смирил бушующее в нем желание и хрипло поинтересовался:
— Ты умеешь танцевать?
— Да, Алван-берз… — грустно улыбнувшись каким-то своим мыслям, вздохнула девушка. — И не только танцевать…
— Что тебе надо для того, чтобы показать мне, как ты двигаешься?
Лайш-ири допила вино, аккуратно поставила чашу на айнур, дотронулась пальцем до огромного синяка на левой груди и криво усмехнулась:
— Станцевать я могу и под свое пение. Только вот танец будет без души. Ведь для того, чтобы танцевать, нужно настроение…
— Я могу разозлиться… — нахмурился Алван. И, увидев в глазах пленницы сочувствие, ошарашенно воскликнул: — Ты что, совсем меня не боишься?
— Боюсь… — грациозно выпрямившись во весь рост и спокойно посмотрев ему в глаза, призналась девушка. — Только что это меняет? У меня был очень тяжелый день. Я потеряла кров, дядю и всю семью. Увы, вложить в танец душу я не смогу. А танец без души — это как сабля в руках юродивого: острая, но не пугает…
- Предыдущая
- 52/86
- Следующая
