Госпожа моего сердца - Кинсейл Лаура - Страница 14

• Предыдущая
• 14/97
• Следующая

Меланта встала и спустилась по ступенькам из ложа. Когда она подошла к воротам, толпа расступилась, и она вошла на поле. Все смотрели на нее. Она подошла к центру ристалища, где Зеленый Рыцарь все еще стоял на коленях, глядя в землю. Кровь стекала с его головы на шею.

– Зеленый Рыцарь, – мягко сказала она. Он распрямился, глядя на край ее платья.

Затем провел рукавицей по глазам, вытирая кровь, и поднял голову.

Сейчас у него на лице совсем не осталось почитания, преклонения перед нею и рыцарского достоинства.

Он все еще тяжело дышал, сжав зубы, чтобы не было заметно.

Она тоже встала на колени, дотронулась до его правой руки и стала привязывать путцы поверх стали, которая сейчас была горячей от жара его тела. Бубенцы Гринголета позвякивали о металл, драгоценные камни играли на солнце.

Сейчас его лицо было совсем рядом, и она снова взглянула на него. Что она увидела там – трудно сказать: ненависть, страдание, растерянность? Но совершенно точно, что не любовь.

И вдруг в ее памяти что-то прорвалось, и неожиданно воспоминания о чем-то разом оформились в образ того странного молодого человека. Тогда она из прихоти вырвала острый шип из лапы льва. Да, теперь она точно помнила его. Помнила, как встретила его тогда и как у него тогда отняли жену, деньги, оружие. Тогда у него на лице тоже были страдание и мука. Наверное, поэтому она и вспомнила его.

Сегодня он отплатил ей тот изумруд, который украшает его шлем. И какое бы особое место он ни занимал в сердце Ланкастера, добившись этого своей отвагой, искусством воина и умением командовать людьми, сегодня он потерял все.

Ей захотелось сказать что-то, извиниться, попросить прощения за его порушенную честь и славу, за то, что из-за нее он потерял своего сеньора. Она уже начала говорить это. Но вместо извинений, неожиданно для себя самой, вдруг произнесла:

– Ты дурак, если думал, что сможешь служить сразу двум сеньорам. – Она поддела кольцо-ногавку и отпустила его. Раздался мелодичный звон. – Потрясающий дурачок. Переходи ко мне на службу, если у тебя будет такое желание.

Он, не веря себе, смотрел на нее. Из его груди вырвался звук, похожий на рыдание.

Меланта поднялась. Она медленно протянула Руку, дотронувшись до его плеча, – нужно было не забывать о присутствующих.

– Поднимись.

Его оруженосец уже подводил коня. Меланта взяла серебряный поводок. Оба: и конь, и наездник пахли потом, пылью, горячей сталью, и еще кровью. Когда он сел на коня, она добавила:

– Если ты станешь моим вассалом, я буду любить и ценить тебя так, как Ланкастер никогда не смог бы. – И, расставив подобным образом силки и не дожидаясь его ответа, Меланта повернулась и ушла, оставляя Зеленого Рыцаря со своим горбатым оруженосцем.

– Прочь, прочь отсюда! – говорила она своему Гринголету, сидевшему у нее на руке. – Я желаю уехать отсюда, скорее прочь!

Она повернула свою лошадь в полупустынном дворе замка, где сейчас находились только люди из ее свиты и еще несколько потрясенных местных слуг. Издали из-за стен доносились звуки продолжавшегося турнира, на котором противостояние между войсками и горожанами достигло предела. Но Меланте было все равно – это были не ее трудности. Пусть герцог сам разбирается с ними, раз не умеет управлять своими собственными людьми. Ей хотелось только одного – бежать от этих беспорядков.

Аллегрето уныло стоял возле арочного входа в зал, ожидая лошади. Под одним из его глаз появился большой синяк – результат нахождения в кандалах в городе. Впрочем, ему не пришлось особенно пострадать – разве удовольствие от возможности поиздеваться над иностранцем может сравнитсья с захватывающим зрелищем турнира? Но все равно он был довольно мрачен.

Меланта подумала, что ее гончая рвалась со своего поводка так же, как она сама – в чистое поле. Она заметила возле реки уток и цапель.

Меланта направила свою лошадь к воротам. Теперь надо только пересечь мост, выехать за пределы внешней стены – и она окажется свободной от турниров, пиров, двора и толп горожан, одна под бескрайним небом. Совсем одна, за исключением эскорта охотников и ловчих, которые будут помогать ей в соколиной охоте, следя за соколом.

И за ней самой будут следовать Аллегрето, Кара, человек Риаты и, может быть, еще кто-то другой. И еще она не сможет забыть о Ланкастере, Джиане и Лигурио. А теперь ее будет преследовать и еще один образ – человека в зеленом снаряжении и доспехах, упавшего на землю и закрывающего лицо своими одетыми в металлические рукавицы руками.

Все они стали ее постоянными попутчиками, они все время следуют за ней, никогда не исчезая из вида, никогда не выпуская из вида ее саму. Как бы ни подстегивала она свою лошадь, она будет не более свободной, чем ее сокол – пока он не убил очередную жертву или его не позвали вернуться к своим бриллиантовым путцам.

Ведьма – вот она кто.

Руку казалось, что у него отняли что-то, что его ограбили.

Куда делась та женщина, о которой он всегда мечтал? Самая прекрасная и достойная из всех, мысль и воспоминания о которой утешали его в минуты отчаяния, одиночества и душевных мук.

И он не просил многого. Ей просто надо было остаться той же, такой, как в его мечтах.

Она смеялась тогда. Весь ужас и непереносимое чувство горя снова нахлынули на Рука, ее смех, казалось, еще звучал в его ушах.

Рук захотел содрать ее сокола со своего герба, заменив его настоящим гербом семьи – черным волком Вулфскара на лазурном фоне. Но раскрыть именно сейчас свое имя – не в дни торжества, а в момент величайшего горя и разочарования – показалось ему самым ужасным последствием крушения своей мечты. Нет, он оставит ее герб и цвета как напоминание себе о том, что подобная прислужница дьявола может сотворить с человеком.

Рук толкнул огромную деревянную дверь, ведущую к каменному крыльцу церкви, и почувствовал, как ему на плечо легла тяжелая рука. Рядом с ним возникли три стражника Ланкастера. Они молча изобразили поклоны, и один из них кивнул, указывая на выход.

Перепуганный Пьер скользнул в угол и затаился там. Рук взглянул на него, затем на стражей.

– Вам одному повелевают явиться, милорд, – сказал один из стражников. Он говорил кратко, но без особой злобы.

Рук кивнул. Улицы уже погрузились в сумрак, но там и сям улицу освещали факелы в руках слоняющихся гуляк. Они, кажется, совсем не собирались гасить их и отправляться по домам, несмотря на вечерний колокол, запрещающий огонь и ночное хождение. Вообще-то, так часто бывало во время турниров, но сегодня все нарушители были при оружии и среди них было много воинов и горожан ночной стражи. Оруженосцы участвоваших в турнире рыцарей ходили в своих красочных костюмах, и у всех были мечи.

– Бог мой, – пробормотал Рук. – Зреет нехорошее дело.

Стражник за его спиной пробормотал что-то в знак согласия, но даже не сделал попытку заставить проходящих разойтись по своим местам, а только ускорил шаг и, взяв Рука за локоть, увлек его в переулок. Когда они вышли из переулка с другой стороны, кто-то заорал хриплым голосом:

– Сюда! Смотрите! – пошатываясь, к ним приближался изрядно подвыпивший английский солдат. – Наш господин!

За ним следовала целая толпа. Сейчас они все остановились и окружили Рука и его конвой. Среди воинов, бывших здесь, Рук различал знакомые лица, но сейчас они были искажены злобой и пьяным угаром.

– Убери руки от нашего сеньора, собака! – закричал один из них и попробовал оттолкнуть стражника от Рука. – Ты его не получишь!

Стражники схватились за оружие, но Рук отшвырнул от себя крикуна и заорал:

– Я не сеньор вам! Следи за тем, что говоришь, дурак! Ты оглушен элем!

– Он не получит тебя, мой господин, – заорал кто-то сзади. – И не посмеет бросить тебя в темницу в угоду своему тщеславию!

Рук обернулся, сверкая глазами.

– Разойдись по своим местам! Вы что же, не слышали вечернего звона?

• Предыдущая
• 14/97
• Следующая