Чернильная кровь - Функе Корнелия - Страница 29
- Предыдущая
- 29/123
- Следующая
— Да, но никто не знает его в лицо, потому что он носит маску. Это ты умно придумал, Чернильный Шелкопряд. Откуда Змееглав узнает, кого ему искать? Удобная штука эта маска. Ее любой может надеть.
Это сказал один из актеров. Баптиста. Да, так его и зовут. «Это я его придумал? — спросил себя Фенолио. — Не важно». Никто не умел делать маски лучше, чем Баптиста — может быть, потому, что его собственное лицо было обезображено оспинами. Многие актеры просили его смастерить для них холщовый смех или плач.
— Но в песнях Перепел довольно хорошо описан. — Коптемаз испытующе посмотрел на Фенолио.
— Верно! — Баптиста вскочил на ноги, положил руку на потертый ремень, будто к нему привешен меч, и оглянулся, словно высматривая врага. — Он высокого роста, сказано там. Это неудивительно, о героях всегда так говорят. — Баптиста прошелся взад-вперед на цыпочках. — Волосы у него, — он провел рукой по голове, — темные, как кротовый мех. Если верить песням. Это необычно. Как правило, герои бывают златовласыми, а там уж представляй себе это как хочешь. О его происхождении мы ничего не знаем, но уж конечно, — Баптиста сделал благородное лицо, — в его жилах течет чистейшая княжеская кровь. А то с чего бы он был так отважен и благороден?
— Это заблуждение, — сказал Фенолио. — Перепел — человек из народа. С какой стати рожденный в замке станет разбойником?
— Вы слышали слова поэта! — Баптиста провел рукой по лицу, как будто стирая с него благородство. Остальные рассмеялись. — Перейдем к лицу под птичьей маской. — Баптиста ощупал пальцами собственное обезображенное лицо. — Конечно, оно прекрасно, благородно и бело, как слоновая кость. В песнях об этом ничего не говорится, но мы знаем, что другого цвета лица у героя быть не может. Извините, ваше высочество! — добавил он, насмешливо кланяясь Черному Принцу.
— Пожалуйста, пожалуйста, я не против, — откликнулся тот, не поморщившись.
— Не забудь о шраме! — сказал Коптемаз. — О шраме на левой руке, в том месте, куда его укусила собака. Он упоминается в каждой песне. Ну-ка давайте закатаем рукава. Может быть, Перепел сидит среди нас?
Он вызывающе обвел глазами присутствующих, но только силач со смехом закатал рукава. Остальные молчали.
Принц откинул с лица длинные волосы. На поясе у него висели три ножа. Комедиантам запрещено было носить оружие, в том числе и тому, кого они звали своим предводителем, но с какой стати Пестрый Народ стал бы соблюдать законы, которые его не защищают? «Он попадает в глаз стрекозе», — говорили о меткости Принца. В точности так, как написал когда-то Фенолио.
— Как бы он ни выглядел, этот храбрец, сделавший мои песни делами, я пью за его здоровье. Пусть Змееглав поищет человека, которого я описал. Он его не найдет! — Фенолио протянул свою кружку, предлагая чокнуться. Он испытывал восторг, почти опьянение — разумеется, не от гадкой медовухи. «Ты только посмотри, Фенолио! — думал он. — Ты пишешь, и твои слова оживают! Даже без чтеца…»
Но силач испортил ему настроение.
— Честно говоря, мне не до здравиц, Чернильный Шелкопряд, — буркнул он. — Говорят, Змееглав объявил, что будет платить звонким серебром за язык каждого шпильмана, который поет о нем насмешливые песни. И у него уже набралась неплохая коллекция.
— Язык? — Фенолио невольно пощупал свой язык. — А что, мои песни тоже сюда относятся?
Никто не ответил. У костра воцарилось молчание. Из соседнего шатра донеслось женское пение — колыбельная, исполненная такой нежности и покоя, словно раздавалась из другого мира, мира, о котором можно только мечтать.
— Я постоянно говорю моим подданным: не подходите близко ко Дворцу Ночи! — Принц отрезал медведю кусок сочащегося жиром мяса, вытер нож о штаны и сунул его обратно за пояс. — Я им все время повторяю, что мы для Змееглава — падаль, вороний корм! Но с тех пор, как Жирный Герцог предпочитает слезы забавам, у всех у них пустые карманы и пустое брюхо. И это, конечно, гонит их на ту сторону Чащи. Там много богатых торговцев.
Вот черт! Фенолио потер больное колено. Куда делось его приподнятое настроение? Испарилось, как аромат растоптанного цветка. Он мрачно отхлебнул еще медовухи. Дети снова подошли к нему, упрашивая рассказать историю, но он их прогнал. В дурном настроении он ничего не мог придумать.
— Вот еще что, — сказал Принц. — Силач нашел сегодня в лесу мальчика и девочку. Они рассказывают странные вещи: будто Баста, любимчик Каприкорна, снова появился в наших краях, и они пришли, чтобы предостеречь от него моего старого друга — Сажерука. Ты, конечно, слыхал о нем?
— Э-э-э… — Фенолио подавился медовухой. — Сажерук? Ну да, конечно, огнеглотатель.
— Огнеглотатель, которому нет равных. — Принц бросил быстрый взгляд на Коптемаза, но тот как раз показывал цирюльнику воспаленный зуб. — Его считали умершим, — тихо продолжал он. — Вот уже десять лет о нем не было ни слуху ни духу. О том, где и как он умер, рассказывают тысячи историй, к счастью, все это, похоже, выдумки. Но мальчик и девочка ищут не только Сажерука. Девочка спрашивала еще о старике-поэте с лицом черепахи. Это, случаем, не ты?
Фенолио не нашелся, что ответить. Принц взял его за локоть и помог встать с земли.
— Пойдем со мной! — сказал он. Медведь за их спинами, рыча, поднялся на лапы. — Они были полумертвые от голода и рассказывали, будто идут из глубины Непроходимой Чащи. Женщины их сейчас кормят.
Мальчик и девочка… Сажерук… Мысли вихрем проносились в голове Фенолио, но, к сожалению, после двух кружек медовухи ему трудно было привести их в порядок.
Под липой на краю табора сидела на траве добрая дюжина ребятишек. Две женщины разливали им суп. Дети жадно хлебали жидкий отвар из деревянных мисок, крепко сжимая их грязными пальцами.
— Ты только посмотри, сколько их опять набралось! — сказал Принц Фенолио. — Мы скоро перемрем с голоду из-за наших добросердечных женщин.
Фенолио молча кивнул, рассматривая худые мордашки. Он знал, как часто Принц сам подбирал голодных детей. Если они оказывались хоть немного способны жонглировать, стоять на голове или проделывать еще какие-нибудь штуки, способные вызвать у людей улыбку и выманить пару монет из их кошелька, Пестрый Народ принимал их к себе, и они кочевали вместе с ним с места на место, от одной ярмарки к другой.
— Вон они. — Принц показал на две головки, особенно низко склонившиеся над мисками.
Когда Фенолио подошел поближе, девочка подняла голову, словно он окликнул ее по имени. Она смотрела на него во все глаза и опустила ложку.
Мегги!
Фенолио глядел на нее так ошарашенно, что девочка невольно улыбнулась. Да, это вправду она. Ее улыбку он хорошо помнил, хотя там, в доме Каприкорна, ей нечасто случалось улыбаться.
Мегги вскочила, выбралась из толпы ребятишек и бросилась ему на шею.
— Я знала, что ты еще здесь! — бормотала она сквозь смех и слезы. — Зачем ты только сочинил этих волков? И еще этих альбов и осинников? Они швыряли в Фарида камнями и вцеплялись нам когтями в лицо. Хорошо, что Фариду удалось разжечь огонь, но…
Фенолио открыл было рот и снова беспомощно закрыл его. В голове у него проносилась тысяча вопросов: как она сюда попала? Что случилось с Сажеруком? Где ее отец? И что произошло с Каприкорном — мертв он или нет? Сработал ли их план? Если да, то как мог уцелеть Баста? Эти вопросы звенели у него в мозгу, как рой гудящих насекомых, но ни одного из них Фенолио не решался задать под цепким взглядом Черного Принца.
— Похоже, ты с ними знаком, — заметил тот.
Фенолио молча кивнул. Где он видел мальчика, сидевшего рядом с Мегги? Не он ли был вместе с Сажеруком в тот достопамятный день, когда писатель впервые столкнулся лицом к лицу с одним из своих созданий?
— Да, это мои… м-м… родственники, — пролепетал он. Да уж, знаменитый поэт мог бы выдумать что-нибудь получше!
В глазах Принца сверкнули насмешливые искорки.
— Родственники… вот как! Что-то у вас маловато семейного сходства.
- Предыдущая
- 29/123
- Следующая
